Вслед за Скворцовым историю его злоключений в Маньчжурии пришлось выслушать сначала начальнику 3-го отдела В. Казакову, а потом и руководителю Особого отдела фронта полковнику А. Вяземскому. На допросах "Пак" рассказал им о тех трудностях, которые подстерегали его при переходе границы, а потом преследовали на всем пути до заброшенного в лесной глухомани крохотного поселка Яндяу. Там ему удалось наконец легализоваться, устроившись на работу к мелкому торговцу. На этом везение закончилось. Досадная оплошность, допущенная в разведотделе фронта при оформлении документов прикрытия, стала роковой. Первая серьезная полицейская проверка привела к аресту, и он оказался в лапах японской контрразведки.
"Пак" не винил в этом своих наставников-разведчиков, сдержанно говорил о пытках, перенесенных в японской тюрьме, и не преминул отметить, что не выдал важного агента "Ван" в Цицикаре. Но оказавшись перед выбором между жизнью и смертью, вынужден был пойти на сотрудничество с врагом.
Теперь, казалось бы, все встало на свои места. Подобные агенты-двойники перед военными контрразведчиками в 43-м году проходили десятками. Большинство из них уже ни на что не годились, и после завершения проверки их отправляли подальше в тыл - в лагерь или строительные батальоны. Но на "Паке", похоже, рано было ставить крест как на агенте.
На допросах он засыпал Казакова и Скворцова фамилиями и званиями высокопоставленных офицеров разведки японской военной миссии в Сахаляне и Харбине. Казалось бы, у контрразведчиков появлялся хороший шанс использовать перспективные контакты "Пака", чтобы завязать с японской разведкой оперативную игру. Но они не торопились. Казакову и Скворцову не давало покоя слишком долгое пребывание рядового агента-двойника в Сахаляне, а потом в Харбине. В японскую военную миссию просто так никого не направляли.
Многолетний опыт и интуиция подсказывали контрразведчикам, что за всем этим могло скрываться нечто большее, чем заурядное маршрутирование агента для сбора информации о частях Красной армии. И они принялись искать подтверждение версии о том, что "Пак" мог оказаться тем самым "крупным шпионом", о котором сообщал советский разведчик из Харбина. Ответ на этот вопрос лежал в прошлом "Пака". Казакову и Скворцову предстояло проделать трудную и кропотливую работу - скрупулезно проверять каждый шаг пребывания "Пака" на советской земле.
После очередного безрезультатного допроса шифровки ушли во Владивосток и Улан-Удэ, где "Пак" учился и работал. Первый ответ пришел из Владивостока и был положителен. Коллеги из Управления НКВД СССР по Дальневосточному краю подтвердили, что он зарекомендовал себя твердым партийцем. Действительно, в 1924 г. вместе с группой молодых марксистов бежал из Маньчжурии, спасаясь от преследования полиции, и нашел приют в СССР. После проверки в ГПУ, не жалея себя, включился в строительство социализма. В 1926 г. вступил в ряды ВЛКСМ, а спустя три года его приняли в партию.
Последующий послужной список "Пака", а затем секретного сотрудника управления НКВД "Ситрова" говорил сам за себя. На его счету были десятки разоблаченных "троцкистов" и "ревизионистов". Из разведуправления фронта также пришли положительные отзывы. Добытая им информация о частях Квантунской армии получила высокие оценки командования Забайкальского фронта. Казалось, на этом дело в отношении "Пака" следователь Скворцов мог бы закрыть. Но что-то не сходилось в показаниях, и он снова и снова анализировал материалы, пытаясь найти зацепку.
12 июля Скворцов засиделся в кабинете до глубокой ночи. Сизые клубы дыма плавали под потолком, а в пепельнице росла гора окурков. От усталости и хронической бессонницы голова свалилась на грудь. Он очнулся и пришел в себя от острой боли. На стол шлепнулся тлеющий окурок, а на губе вспух багрово-красный кровоподтек. И тут его осенило! Такие же свежие следы от ожогов имелись и на теле "Пака". Следы пыток в японской контрразведке. Пыток, которым он, по его словам, подвергся два месяца назад в Сахаляне!
"Пака" немедленно вызвали на допрос. Как угорь на раскаленной сковородке, он крутился под перекрестными вопросами Скворцова и про себя клял на чем свет стоит тупоголового начальника сахалянской военной миссии. Его, аса японской разведки, этот чванливый баран подверг унизительной проверке и затем больше месяца продержал в камере со всяким сбродом. Лишь в начале ноября 1942 г. он удосужился устроить ему встречу с секретарем японского консульства в Синьцзяне Хая Си. Тот признал в нем своего агента, который еще в начале 30-х гг. в качестве связного японской резидентуры на Дальнем Востоке доставлял в Харбин шпионские сведения.
После встречи со старым шефом все разительно переменилось. Его тут же вымыли и очистили от тюремной грязи, переодели в модный костюм и в сопровождении почетного эскорта майора Дейсана и капитана Кокисана доставили к самому генералу Янагите. Но даже он, всемогущий глава японской военной миссии в Харбине, был уже не в силах исправить промахи, допущенные в Сахаляне.
Время оказалось безнадежно упущенным. И уже не имело смысла давать объявление в газете "Манею Симбун" - условный сигнал для советской военной разведки, что он, ее агент "Пак", успешно легализовался в Нанкине и ждет связного с рацией. Октябрь давно закончился, и другого выбора у генерала Янагита, как возвращать его назад по избитой схеме агента-двойника, уже не оставалось. Сцепив зубы, Каймадо-"Пак" терпел боль от ожогов раскаленным клинком, часами висел, подвешенный за руки под потолком. Лучшие мастера заплечных дел из японской контрразведки за две недели до заброски в советский тыл усердно поработали над ним, чтобы не вызвать подозрений в разведотделе Забайкальского фронта. Но до него Каймадо так и не удалось добраться. И все из-за этого сахалянского барана. Теперь ему одному приходилось за все расплачиваться.
Каймадо исподлобья ненавидящим взглядом сверлил Скворцова. Этот настырный и цепкий, как клещ, следователь пытался докопаться до истины. Пока его подозрения рассыпались перед теми аргументами, что приводил в свое оправдание "лучший резидент разведотдела Забайкальского фронта". Но упорный Скворцов не терял надежды поймать его на деталях. Допросы продолжались, и Каймадо становилось все труднее избегать ловушек, расставленных перед ним.
Тем временем коллеги Скворцова не сидели сложа руки. Маховик оперативной проверки военной контрразведки набирал обороты. Подобно снежному кому, нарастал поток шифровок и спецсообщений, поступавших в особый отдел Забайкальского фронта из Сталинграда, Азова, Сальска, Ростова-на-Дону и других городов. Каймадо-"Пак", агент японской разведки (в этом ни у Вяземского, ни у Казакова, ни у Скворцова уже не было сомнений), на короткое время появлялся то на артиллерийском заводе "Баррикады", то на химзаводе № 92 в Сталинграде, чтобы затем возникнуть на судоверфях Азова и Ростова-на-Дону, а затем бесследно раствориться на бескрайних просторах России.
Дело № 2865 на японского агента, а возможно - и резидента, как предполагали контрразведчики, исходя из той обширной географии, где удалось обнаружить его следы, с каждым днем приобретало все больший размах. Работу по нему взял под личный контроль начальник ГУКР Смерш НКО СССР Абакумов. Он живо интересовался ходом оперативной разработки японского агента. Его короткая и энергичная резолюция на докладной "Очень интересное дело! Докладывать еженедельно лично!" была больше, чем приказ для начальника Управления контрразведки Смерш Забайкальского фронта полковника Вяземского.
На разработку Каймадо-"Пака" и его связей были брошены лучшие силы двух управлений военной контрразведки Забайкальского и Дальневосточного фронтов, НКВД Приморского края, Сталинградской, Ростовской и других областей. Из архивов были подняты и тщательно изучены материалы на разоблаченных агентов японской разведки в тех местах, где появлялся "Пак". И он "засветился". К исходу июля 1943 г. военными контрразведчиками была поднята из подполья густая шпионская сеть, сплетенная одним из лучших японских резидентов в СССР.
Под давлением неопровержимых доказательств 20 июля Каймадо-"Пак" начал давать правдивые показания. Они заслуживали того, чтобы "дело № 2865" можно было назвать "очень интересным и многообещающим". В нем нашла отражение по-своему захватывающая история как человеческой жизни, так и столь редкой в спецслужбе долгой и удачной карьеры.
Каймадо после успешной разведывательной работы на оборонных предприятиях Сталинграда, Азова и Москвы, где ему удалось не только добыть ценные сведения, но и провести ряд вербовок ценных агентов, возвратился в Забайкалье. Руководство японской разведки по достоинству оценило его работу. В 27 лет Каймадо было поручено создать резидентскую сеть в Забайкалье.
К концу 1937 г. он успешно решил и эту задачу: завербовал девять человек, в том числе и четырех советских граждан, занимавших ответственные посты в конструкторском и чертежном бюро паровозоремонтного завода. После перехода в разведывательный отдел Забайкальского фронта он пошел на риск и создал из числа вспомогательного персонала еще одну резидентуру. В числе завербованных оказался переводчик, знавший в лицо многих зафронтовых агентов.
Более того, Каймадо, советскому резиденту, а точнее - японской разведки, была передана на связь все нелегальная агентурная сеть, действовавшая в Харбине, Цицикаре и других городах Маньчжурии. Это был последний успех Каймадо-"Пака" и японской разведки.