Снижению статуса конференции быстро нашли идеологическое обоснование – организация должна формироваться снизу, и поэтому сначала должны возникать региональные объединения, а уже потом – общесоюзная структура. Но поскольку главной задачей конференции было укрепление контактов с провинцией, организаторы настаивали на приглашении иногородних. По утверждению В. Гурболикова, некоторые клубы из провинции сообщили, что в условиях отказа МГК ВЛКСМ от поддержки конференции не смогут прибыть в Москву. Они рассчитывали на возможность оформить командировки. Это было удивительное время, когда еще была размытой граница между оппозицией (консервативными силами в партии) и самой активной лояльностью (провозглашенным партией реформам). Поэтому можно было ездить в Москву на неформальные конференции во вполне легальные командировки и выступать с радикальными речами. В каждом конкретном учреждении шла своя борьба между либералами и консерваторами, от которой зависело, оплатят ли неформалу очередной визит в Москву. По мере возможности активисты тратили и собственные деньги. Но общественная система не давала возможности обеспечить нормальное финансирование гражданских движений за счет их собственных структур. К тому же в январе 1988 года в провинции усилилось давление как на представителей оргкомитета федерации, так и на активистов входящих в него клубов – от "бесед" по комсомольской линии до подписки о невыезде.
Парадоксальным образом снижение статуса конференции сопровождалось ростом уровня переговоров. МГК "не справился", и дело взяли в свои руки сотрудники аппарата ЦК ВЛКСМ А. Кабанников, А. Лепехин и К. Затулин.
Вспоминает В. Гурболиков: "В ЦК люди не боялись высказывать свои подлинные взгляды. Кабанникову было все это очень интересно. Затулин был крайне деловым, вел себя агрессивно на переговорах, все время спрашивал: где у вас конкретные дела? Мы спрашивали: а в чем должны заключаться конкретные дела, и он увлеченно начинал рассуждать о движении НТТМ, об изготовлении товаров на продажу". Было ясно, что возникающая номенклатурная буржуазия относится к неформалам довольно неприязненно. Бе политической надстройкой была не умеренная оппозиция, а сами номенклатурные структуры. "Они больше склонялись к тому, что не нужны нам эти политические дела. Нужно просто делать деньги. Но нужно было как-то "отчитываться за демократию". Поэтому они решили проводить мероприятие, но в драконовских условиях".
Структуры ВЛКСМ были идеально приспособлены для развертывания бизнеса."Глава Фрунзенского райкома ВЛКСМ Ходорковский не мог, конечно, как Фридман или Авен, просто стоять на улице и торговать ширпотребом. Но у него были кадровые возможности, подчиненные ему люди, которые могли числиться в структурах комсомола и заниматься по его поручению бизнесом, внебюджетные деньги, помещения. В условиях государственной монополии это давало огромные возможности. А затем были пролоббированы постановления о хозрасчетной деятельности ВЛКСМ, и с 1988 года дело пошло шире. Им было разрешено то, что пока запрещено другим. А комсомольские работники были готовы к предпринимательской деятельности гораздо лучше партийных. После любого комсомольского мероприятия уже в 70-е годы проводились банкеты, а денег на это не выделялось. Нужно было договориться с организациями торговли и так далее по принципу "ты мне – я тебе". Задача крутиться у них была всегда, и они были готовы. Партийные – не очень. Комсомольцев в партаппарате считали разложенцами и стукачами, предпочитали комплектовать кадры производственниками и даже интеллигенцией из общества "Знание". Исключения были, но "через не могу". Комсомольцев считали испорченными кадрами", – вспоминает Н. Кротов, тогда – инструктор райкома КПСС, а сейчас исследователь становления постсоветского капитализма.
МОСКВА…
ТОЛЬКО ЗА ПЯТЬ ДНЕЙ до открытия конференции власти наконец определились: конференция пройдет в гостинице "Юность", но будет защищена от иногородних – всем делегатам и гостям были выданы специально отпечатанные билеты. Но иногородних неформалов о конференции уже оповестили заранее, и они приехали. В двери ломились десятки людей. Члены оргкомитета из-под полы раздавали им билеты, запугивали охрану. В конечном итоге в зал пустили всех, просто помотав изрядно нервы.
Конференция проходила в два дня – 30-31 января 1988 года. Первый день – пленарное заседание. Второй – секции: "Правовой статус самостоятельных объединений", "Методический центр антифашистского воспитания", "Социальная защищенность молодежи", "Самодеятельный университет", "Проблемы школьной реформы", "Редакционная". Затем – итоговая пленарка. По этому сценарию позднее проходили десятки форумов, включая и мероприятия протестных движений уже в XXI веке.
В последний момент аппаратчики выдвинули новые требования по ведению конференции. Сначала предполагалось, что вести будут Исаев и Кагарлицкий, а тут потребовали заменить Кагарлицкого на аппаратчика А. Макарова. Неформалы были возмущены, конференция оказалась на грани срыва.
Вспоминает Б. Кагарлицкий: "Я колебался, открывать ли конференцию. Я очень не люблю принимать решения в новой, внезапно возникшей ситуации. Вроде я должен открывать конференцию, но не знаю, подниматься ли в президиум. Я сижу на кромке сцены, а в народе спор. Это было состояние, близкое к ступору, – самокритично вспоминает Б. Кагарлицкий. – Исаев, который активно общался с комсомольским начальством, был за то, чтобы принять условия. Прибыловский и Павловский – жестко против. Я нахожусь где-то посередине и стремительно теряю влияние. Я не радикален, чтобы опереться на одну из сторон, и не приемлем для властей. Наконец на каких-то встречных условиях договорились, и я открыл конференцию".
В почти стенографическом отчете о конференции, подготовленном для журнала "Левый поворот" В. Пономаревым, говорится, что конференцию открыл А. Исаев, который теперь делил ведение с комсомольским аппаратчиком А. Макаровым.
Исаев и другие докладчики исходили из того, что резкий рывок в развитии общественного движения кончился и теперь нужно адаптироваться к новым условиям. Нет худа без добра – вслед за хаотическим возникновением общественных групп теперь формируются "большие федерации неформальных групп (Федерация социалистических общественных клубов, Всесоюзный социально-политический клуб)". Они более устойчивы, чем возникающие и исчезающие общественные группы.
Исаев строил свою речь в центристском ключе, но больше всего досталось комсомольским консерваторам, считавшим, что вся общественная работа молодежи должна вестись в рамках ВЛКСМ. Он обвинил этих аппаратчиков в "комчванстве".
Б. Кагарлицкий, поддержав тезис о завершении "кавалерийской атаки на бюрократию", посвятил часть выступления размежеванию с западниками, сталинистами и национал-шовинистами, подчеркнул "уважение конституционной роли партии". Но главный вопрос, который постепенно выходит в центр внимания социалистов в 1987-1988 годах, – перспектива реформы цен, о которой заговорил Кагарлицкий. После принятия закона 1987 года о государственном предприятии введение рынка казалось неизбежным, и неформалы не верили, что бюрократия сможет провести такую реформу не за счет народа. "Община" так и вовсе готовилась организовывать весной массовые акции социального протеста, так как ждала повышения цен. Бюрократия поступила самым невероятным образом – она "замотала" реформу цен, тем самым обрекая реформу 1987 года на провал. Соответственно весной 1988-го неформалам пришлось искать другие поводы для выступления – не столько социалистические, сколько общедемократические.
Комсомольские организации пригласили "на неформалов" десятки случайных людей, заполнивших зал. Конференция федерации, таким образом, превратилась в своего рода встречу с неформалами, что лишь усилило ее агитационный эффект. Но сами организаторы были недовольны, так как это затрудняло принятие решений о создании организации. Утешало присутствие телевидения, в том числе "Взгляда" – 2 февраля он дал сюжет об этом событии. Московские группы федерации выступили с саморекламой. Большинство пыталось парировать обвинения аппаратчиков (прежде всего Затулина) в отсутствии "конкретных дел".
Я презентовал "Общину" – говорил о распространении идей "научного социализма" (под которыми понимался отнюдь не марксистский "научный коммунизм") через самиздат и целую сеть политсеминаров и лекториев, об установлении "контакта с рабочими" (что считалось особенно ценным в условиях интеллигентского состава неформального движения). О педагогической работе "Общины" говорили представители ее дочерних групп. Впрочем, А. Хайкин из "Социалистической инициативы" прямо признал, что "федерация – движение наемной интеллигенции". А. Бабушкин из "Юных коммунаров-интернационалистов" поведал о сборе средств для латиноамериканской бедноты, С. Ильин – о планах "межклубной группы производственного самоуправления" по проведению экспериментов на АТ-1 и других предприятиях. Он развил тему "контакта с рабочими" – если их не просветить сейчас, то они не смогут грамотно бороться за свои права в правовом поле. Альтернатива такой работе – "опасность экстремизма".