В Смерше не торопились идти им навстречу и осторожно прощупывали "Цеппелин", надеясь получить информацию о других его группах, действующих в Москве. Одновременно "Иосиф" короткими радиограммами подогревал интерес германской разведки к Лещенко. В августе сообщил, что "в разговоре, проходившем с "Л" втемную, Попов получил информацию о крупных перемещениях советских войск в полосе наступления войск Западного и Юго-Западного фронтов". Перед этим Утехину с Барышниковым пришлось основательно потрудиться с офицерами Генерального штаба, чтобы стратегическая деза не вызвала сомнений у руководства "Цеппелина". Она сработала, и интерес к "Иосифу" со стороны Курека снова возрос.
Так продолжалось до конца ноября. Выход Грефе на службу не привел к активизации операции. Мучительная болезнь изводила его и не оставляла времени на работу. У Кальтенбруннера, в конце концов, иссякло терпение, и 26 ноября он устроил ему разнос. После чего к Грефе пришлось вызывать врача. К вечеру он потребовал к себе Курека, Курмиса и лучшего аналитика подотдела "Цет-1 А" гауптштурмфюрера СС Альфреда Бакхауза.
Собравшись в кабинете Грефе, они с сочувствием посматривали на его пожелтевшее, словно лимон, лицо и косились на лежавшую на столе радиограмму "Иосифа". Она поступила накануне, и ее содержание им было известно. В ней, ссылаясь на Лещенко, он сообщал о прибытии 23 ноября 1943 года на станцию "Москва - Сортировочная" четырех эшелонов танкового корпуса и его последующей переброске в район Могилева для участия в зимнем наступлении. То была очередная стратегическая дезинформация Смерша.
Резолюция Кальтенбруннера на радиограмме предписывала Грефе подготовить докладные записки на имя рейхсфюрера Гиммлера и начальника Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковника Цейтцлера. Два восклицательных знака, поставленные на полях, лишний раз свидетельствовали о важности добытых "Иосифом" разведданных. В конце своего указания Кальтенбруннер решительно настаивал на скорейшей вербовке Лещенко и подключении его к работе в полном объеме.
Дважды напоминать об этом шефу Главного управления имперской безопасности не требовалось. Грефе и его подчиненным была хорошо известна цена слова "железного Эрнста". Они понимали: на этот раз им не отделаться заверениями и обещаниями. Кальтенбруннер требовал от них действий. Предложение Курека направить в Москву опытного вербовщика не только позволяло активизировать операцию "Иосиф", но и расширяло Грефе поле для маневра перед Кальтенбруннером. Тот уже не мог упрекнуть его в отсутствии инициативы и бездеятельности, а операция получала дополнительный импульс. Оставалось найти опытного вербовщика. Курмис, перебрав в уме бывших своих подчиненных по псковской разведшколе, предложил кандидатуру оберштурмфюрера Петра Делле. Она не вызвала возражений ни у Курека, ни у Грефе. В пользу Делле говорил его блестящий послужной список.
Определившись с кандидатурой вербовщика-курьера, Грефе пошел дальше и предложил использовать Делле не только в этом качестве, но и как резидента-руководителя агентов, ранее заброшенных в Подмосковье. Основной базой для действий Делле и его резидентуры, по замыслу Грефе, должен был стать Малоярославец. В своем выборе он руководствовался близостью этого города к Москве и наличием там надежного, глубоко законспирированного агента Кайзера, завербованного еще во время прошлой войны.
После совещания у Грефе не прошло и суток, а Делле уже находился в Берлине. Не успел он перевести дыхание, как за него взялись специалисты-психологи и аналитики. До мозга костей наци, Делле не вызывал у них сомнений в своей надежности. Преданность фюреру и участие во многих операциях, а также длинный список завербованных агентов, в числе которых значились даже министры, говорили Куреку, что лучшего исполнителя его замысла не найти. Выбор вербовщика-курьера одобрил сам Кальтенбруннер. Протеже Курмиса не подкачал, и это только добавило ему настроения и желания выполнить задачу наилучшим образом. Всю следующую неделю до заброски Делле он не отходил от него ни на шаг и скрупулезно прорабатывал все детали предстоящего задания.
Ранним утром 6 декабря будущий резидент "Цеппелина", его заместитель по разведгруппе Кемпке и радист Дериглаз заняли места в "юнкерсе". Самолет поднялся в небо и взял курс на Смоленск. Там после короткого отдыха им предстояло пересесть в "Хенкель-3" и следовать к конечной цели. Вылет на Малоярославец в ту ночь не состоялся, подвела погода. На безоблачном небе яркой россыпью загорелись звезды, столбик термометра резко пошел вниз, и группе Делле пришлось заночевать в общежитии люфтваффе. На вторые сутки мороз спал, подул южный ветер и принес с собой оттепель. Небо нахмурилось серыми тучами, к вечеру запорошил слабый снег, и экипаж, а вместе с ним Делле, Кемпке и Дериглаз заняли места в самолете.
Подняв снежное облако, "Хенкель-3" взмыл в воздух и быстро набрал высоту. Через сорок минут под его крылом, пульсируя разрывами артиллерийских снарядов и осветительных ракет, возникла и быстро исчезла линия фронта, и снова кромешная темнота окутала самолет. Опытный экипаж уверенно держал курс к цели. Прошло еще полчаса, и из кабины пилотов показался штурман. Делле понял все без слов, первым поднялся с лавки, прошел к люку и шагнул в мрачную бездну. Вслед за ним прыгнули Дериглаз, а затем Кемпке.
На следующий день служба радиоперехвата НКВД засекла в районе Калуги работу вражеского радиопередатчика. Прошло трое сток, и его позывные вновь зазвучали в эфире, но уже на сто километров севернее, у поселка Детчино. Контрразведчики сбились с ног, пытаясь разыскать неведомого радиста, но рация внезапно прекратила работу.
Группа Делле на время затаились в доме агента Кайзера и занялась подготовкой к выходу на связь с "Иосифом". Ждать приказа из "Цеппелина" на проведение встречи с "Иосифом" Делле пришлось недолго. Он поступил 11 декабря, а 12 декабря Делле выехал в Москву на явку с Поповым и по своей инициативе для подстраховки взял с собой Кемпке.
В 12:55 они рассредоточились у третьей платформы Курского вокзала. Ровно в час агент Попов появился на месте встречи. Хвоста за ним Делле не обнаружил, но не стал спешить с выходом на контакт и внимательно следил за тем, что происходило вокруг. Ничего настораживающего ни он, ни Кемпке не заметили. Сам Попов тоже не проявлял беспокойства, держался уверенно и строго следовал инструкции "Цеппелина". Приметный шарф топорщился на его груди, а в правой руке была зажата газета. Пробыв пятнадцать минут у платформы, он покинул место явки и быстрым шагом направился к темному зеву подземного перехода.
Делле с Кемпке бросились за ним вдогонку. Учеба в абвере, а затем в "Цеппелине" для Попова не прошла даром. Он умело путал следы и уходил от слежки. Больше часа они мотались за ним по Москве. Несколько раз Делле терял его из виду, и если бы не Кемпке, то вряд ли бы вышел на дом в Тихвинском переулке. Перед подъездом в старый купеческий особняк Попов, снова проверившись, поднялся на третий этаж и вошел в квартиру. Делле не рискнул последовать за ним и отложил встречу до запасной явки.
На следующий день ровно в 13:00 Попов вновь появился у третьей платформы Курского вокзала. За пятнадцать минут перед его глазами прошли десятки пассажиров и встречающих, но никто не подал условного сигнала. С тяжелым сердцем Виктор вернулся в Тихвинский переулок. В ней томился в ожидании Николай. На его вопросительный взгляд Бутырин развел руками, сбросил с плеч ставший вдруг пудовым полушубок, прошел на кухню и устало опустился на стул. Повторный срыв явки наводил на тревожные мысли. Звонок Утехину также не прояснил ситуации. Разведчики наружного наблюдения, дежурившие на посту стационарного контроля на Курском вокзале, курьера "Цеппелина" среди прохожих и пассажиров тоже не обнаружили. Приказа на продолжение контрнаблюдения за Виктором в городе они не получали. Утехин, опасаясь расшифровки, отказался от этого.
В сложившейся ситуации Виктору, Николаю и контрразведчикам не оставалось ничего другого, как ждать сеанса связи с Берлином. До выхода в эфир было больше семи часов. Виктор вспомнил, что не обедал и направился на кухню. В это время в прихожей зазвонил звонок. Он переглянулся с Николаем. Сафронов и Окунев, имевшие свои ключи, вряд ли бы стали звонить. Виктор, поколебавшись, подошел к двери и заглянул в глазок. На лестничной клетке стоял человек в военной форме. В царившем полумраке трудно было различить воинское звание и род войск.
Слова: "Извините, не выручите ли спичками? Я ваш сосед сверху" - не вызвали у Виктора подозрений. Он открыл дверь. Свет упал на лицо "соседа". Секундное замешательство охватило Виктора. Перед ним стоял слегка похудевший оберштурмфюрер Делле. Его физиономия расплылась в самодовольной ухмылке.
"Как он нашел квартиру?! Выследил после явки на Курском? Но тогда почему молчат Утехин и Окунев?! Ах да, не пустили за мной наружку!" - вихрем пронеслось в голове Виктора.
Продолжать держать курьера "Цеппелина" на лестнице было глупо, и Виктор впустил его в квартиру. Делле, довольный произведенным эффектом, хмыкнул и по-хозяйски вошел в прихожую. На шум голосов из комнаты выглянул Николай, и на его лице также отразилось неподдельное изумление. Кого-кого, а Делле он никак не ожидал увидеть. А тот неспешно снял полушубок, повесил на вешалку, остановился перед зеркалом и принялся нарочито тщательно причесываться. Его колючий взгляд прощупал Николая, Виктора, а потом пробежался по квартире. Побывавший не в одной переделке и умудрявшийся непостижимым образом выбираться из безвыходных положений, Делле не доверял никому, кроме собственной интуиции, а она его не подводила.