Степанов А.Д.: Как возвращались в свои части штрафники? Офицерами?
Пыльцын А.В.: В той Рогачевской операции батальон был численностью около 800 человек, сроки штрафбатовские были кому месяц, кому 2, кому 3. Больше 3 месяцев не было, это если ему 10 лет лишения свободы присудили, тогда только заменяли тремя месяцами штрафного батальона. Воевали всего 3 дня, и 3-месячники, и 2-месячники, и 60 % личного состава, даже больше, около 600 человек из 800 были освобождены, восстановлены во всех офицерских правах без пролития крови, без ранений, без истечения срока пребывания в штрафном батальоне.
Степанов А.Д.: То есть получается смертность всё-таки не была такой, как показана в этом сериале Володарского, когда из 700 с небольшим человек 500 было убито в первом бою?
Пыльцын А.В.: Вообще, потери в штрафном батальоне, конечно, в среднем были больше, чем в обычном, потому что направлялись на самые тяжёлые, самые укрепленные позиции противника. Поэтому по статистике в штрафных частях потери были в 3–6 раз больше, чем в других стрелковых частях, но это не значит, что в 30 или 50 раз. Был такой фильм "Подвиг по Приговору", в этом фильме и я участвовал. Там все, кто имел отношение к штрафным ротам или батальонам, говорили правду. Но при этом авторы фильма всё-таки вставили своё: "Вот был такой порядок, если ранен, то не ползи назад - пристрелят". Ничего подобного! Мы говорили своим штрафникам перед боем: "Вы, если будете ранены серьёзно, не царапину получите, а настоящее ранение, если будете в состоянии, имеете право сами самостоятельно покидать поле боя и отправляться в лечебное учреждение. Вы уже искупили вину кровью, остальные будут искупать её либо жизнью, либо подвигом". Многие штрафники (и на это есть подтверждающие документы), даже получив лёгкое ранение, продолжали воевать, не уходили, потому что была какая-то боевая солидарность, товарищеская: "Как я могу оставить своих товарищей?" Воевали, будучи даже тяжело ранеными, иногда при этом и погибали, хотя могли уйти, имели право.
Степанов А.Д.: В Рогачевской операции это был исключительный случай, за особые заслуги. Такое было решение командующих фронтом Рокоссовского или командарма Горбатова?
Пыльцын А.В.: Нет, не только. В Брестской операции были большие потери, потому что очень тяжёлые шли бои. Но число восстановленных без ранений было примерно таким же, как и восстановленных по ранениям.
Степанов А.Д.: То есть порядок был такой: осуждали того или иного офицера за какое-то преступление или проступок на 1, 2 или 3 месяца, и если он был ранен, то его досрочно восстанавливали по ранению, а если совершил подвиг, то досрочно по подвигу. А если свой месяц или больше отбыл, ничего не произошло, подвига не совершил, то тоже восстанавливали?
Пыльцын А.В.: Практически такое почти не случалось, чтобы 3 месяца был в штрафном батальоне, и был бой, чтобы он не был ранен, либо не проявил себя как настоящий боец, не совершил подвиг… Например, когда мы брали Альтдамм на правом берегу Одера, в северной части его (это ещё до Берлинской операции). Мы не могли взять часть города, которая представляла прямую широкую улицу, застроенную каменными домами - во всех их подвалах оборудованы, как доты, пулеметные гнёзда. Там у нас один штрафник предложил: "Давайте я выброшу противогаз, соберите мне все гранаты в противогазовую сумку, изображу перебежчика, вы открываете огонь, конечно, не по мне, а делая вид, что вы меня хотите уложить, а я перебегу, если удастся". Там улица прямая, пулемёты стрелять вдоль улицы не могут. И он действительно перебежал, встал у стены дома, недосягаем огнём противника, берёт гранату, подходит, выдёргивает чеку, ждёт секунду, чтобы они не смогли выбросить её обратно, и бросает. Она взрывается, пулемёт замолкает. Он идёт к следующему дому, так мы улицу и Альтдамм взяли. Парень получил за этот подвиг орден Славы 3 степени и был реабилитирован, то есть восстановлен во всех офицерских правах.
Степанов А.Д.: Александр Васильевич, так получается, по вашему рассказу, что в штрафбате было престижно служить? Отборная элита? То есть вы служили в штрафбате, не хотелось бы в обычную часть перевестись?
Пыльцын А.В.: Я вам так скажу: будучи трижды ранен я трижды возвращался в свой штрафбат, хотя имел возможность избежать этого. Меня в госпитале уже "сватали": "Давай, переходи к нам, к чему в штрафном батальоне находиться?" А я не хотел уходить из штрафбата.
Тимофеев А.В.: Почему?
Пыльцын А.В.: Во-первых, потому что мне нравилось командовать людьми, которые взрослее меня и намного опытнее по службе. Я молодой лейтенант, а там майоры, подполковники, которые служили давно и много. Я учился у них, набирался опыта, потому что они нет-нет, да и подскажут, как лучше поступить. У нас было взаимопонимание, взаимоуважение, такое войсковое братство. Они лишились своего воинского звания, и называть их просто "красноармейцами" было неправильно. Было установлено называть их "боец-переменник", потому что они переменный состав, побыл и ушёл, а мы-то постоянный состав. Мы уже называли их не боец-переменник, а просто "боец". Слово боец было принято в армии всегда и до войны тоже: "Боец Петров", "Боец Сидоров". И они к нам обращались "Товарищ лейтенант", "Товарищ старший лейтенант", мы товарищами были, а не так как в фильме "Штрафбат" у Володарского-Досталя: "Гражданин начальник, гражданин лейтенант". Командир батальона Твердохлебов, кстати, почему-то штрафник тоже, обращался к командиру дивизии: "Гражданин начальник", как будто в тюрьме сидит.
Степанов А.Д.: Если вы помните, то он к следователю обращался: "Товарищ", а тот говорит: "Я не товарищ, я гражданин", и вот с этого момента он всех называет гражданами, даже генерала.
Пыльцын А.В.: Я не знаю, никогда в следственных органах не бывал, меня не привлекали, и я не привлекал никого, но во всяком случае в армии, в штрафбате мы все были товарищами, и никаких даже не было поползновений отделять своё социальное или ранговое положение.
Степанов А.Д.: Александр Васильевич, как вам психологически было: молодой лейтенант командует подполковниками, майорами, они же постарше, да?
Пыльцын А.В.: Вначале я даже опасался, как буду ими командовать, а когда пришёл в батальон, увидел, что все они понимают, что они рядовые, а я командир, а в армии это понятие совершенно чёткое. Попытки были, но, пожалуй, единственная, когда ко мне во взвод прибыл штрафником инженер-майор Гефт. Тот вначале, когда представлялся, доложил: "Я инженер-майор", а я говорю: "Нет, дорогой, ты, может, ещё будешь инженер-майором, но это только в том случае, если повоюешь хорошо, а пока ты боец-переменник, а для простоты - боец.
Степанов А.Д.: То есть не надо было прилагать какие-то особые усилия, чтобы заставлять. Явное уставное подчинение и без каких-либо особых мер было?
Пыльцын А.В.: Я вначале ожидал, что мне придётся что-то такое предпринять, для того чтобы командовать майорами, подполковниками, да ещё и преступниками… А оказалось, преступники-то разные: один убил свою жену, застав её с другим; один был начальником мастерских на флоте по ремонту корабельных радиостанций, отремонтировали, проверяли на всех диапазонах, всех волнах. Он хорошо владел немецким языком и вдруг громко объявляет: "Ребята, Геббельс говорит!" Его спрашивают: "А что он говорит?", и он начинает переводить. Назавтра его он в особый отдел: "Говорят, что вы Геббельсу помогали агитировать".
И он за "участие" во вражеской пропаганде в штрафной батальон ко мне во взвод попал.
Степанов А.Д.: Вы в 1943 году начали службу?
Пыльцын А.В.: Если Вы говорите о службе в штрафбате - да.
Степанов А.Д.: И практически до самого конца войны в штрафбате были за исключением 3 ранений?
Пыльцын А.В.: Да, 3 ранения было.
Степанов А.Д.: Это на какой срок вас выводили из строя?
Пыльцын А.В.: В первый раз я подорвался на мине. Нас поставили в оборону, а перед нашим передним краем минного поля нет, это опасно, потому что немец может пролезть, а сзади, видимо, по плану старшего командования, был заминирован лесной завал, как вторая линия обороны. А я по молодости, не только по неопытности, а может по какому-то авантюризму, думаю: "А что у меня мины-то сзади стоят? Я лучше переставлю их на передний край, и надёжнее оборона будет". И я снимал эти мины сам и переставлял их на передний край, один, и где-то 200 мин с лишним я снял, а на какой-то, 210-й или 215-й, подорвался. Меня отбросило взрывом, а когда поднял голову, то вторая мина буквально в 10 сантиметрах от головы, думаю: хорошо, что ещё головой не попал на неё. Я её разрядил, и теперь надо посмотреть направо-налево. Посмотрел - и справа тоже недалеко мина, тоже чуть-чуть не угодил на неё. Очень осторожно и её разрядил, а потом чувствую, что у меня что-то с ногой не в порядке, думаю, оторвало у меня её или нет? Повернулся, смотрю, нога лежит на месте, только как-то вывернута в другую сторону ступня, я кое-как поднялся, а там уже мои штрафники подчинённые кричат "Лейтенант!" - и рвутся напрямую, я им кричу: "Стоять!" Понимаю: тут же мины, они сами подорвутся, крикнул им: "Выберусь сам!"