Какие же соображения могли обосновать решение Центра в выборе кандидатуры "Рамзая"?
В пользу "Рамзая" говорило:
ряд его личных качеств, отвечающих требованиям и условиям предстоящей работы: энергичность, решительность, "пронырливость", уменье приобретать широкие связи; известная склонность к авантюризму - в положительном смысле этого слова, т. е. "любовь к приключениям"; хорошая профессиональная подготовка как журналиста; свободное владение немецким и английским языками; наличие 5-летнего опыта зарубежной работы по линии Коминтерна; 3-летний опыт нелегальной разведывательной работы в Шанхае.
Его личные политические доклады и обзоры показывали, что он довольно успешно изучает и осваивает проблемы Дальнего Востока, умеет правильно анализировать военно-политическую обстановку и давать обоснованные, грамотные выводы.
Личные недостатки, ошибки и промахи в методах и направлении агентурной деятельности "Рамзая" не являлись решающим препятствием к дальнейшему использованию его в Японии: они требовали лишь твердого и четкого инструктирования и руководства, систематического наблюдения и контроля со стороны Центра в процессе будущей деятельности "Рамзая".
Сомнительными моментами, требовавшими особого внимания и создававшими определенный риск для дальнейшей работы "Рамзая" в Токио, являлись:
1) угроза со стороны Берлина: возможность того, что берлинские полицейские органы заинтересуются личностью Зорге после того, как в газетах начнут появляться корреспонденции из Японии и статьи за его подписью. Полицейская картотека может дать справки о прежней деятельности "Рамзая" в Европе по линии Коминтерна;
2) возможность того, что "Рамзай", в результате своих шанхайских ошибок, взят на учет японской контрразведкой и сразу же будет находиться под наблюдением;
3) угроза из Шанхая - по линии связи между немецкими колониями: возможность передачи информации о "неблаговидной" советско-коммунистической деятельности "Рамзая" в Шанхае.
Нет сомнения, что руководство Центра, планируя организацию токийской резидентуры и намечая кандидатуру "Рамзая", учитывало все эти сомнительные моменты и взвешивало тот риск, который они могут создать для успеха предприятия.
Соответствующий стиль и политическая окраска помещаемых в газетах статей должны были помочь этой цели и нейтрализовать внимание берлинской полиции.
Позиция немецкого журналиста-фашиста, работа под германской крышей вместе с тем в какой-то мере путали карты японской контрразведки, если даже она взяла "Рамзая" на учет в Шанхае.
Наблюдение за любым иностранцем в Японии было делом совершенно неизбежным. Легализационной задачей "Рамзая" было лишь всем своим поведением демонстрировать приверженность идеалам фашистской Германии, родственным по духу идеалам определенных агрессивных кругов Японии.
Опасения справок берлинской полиции и японской контрразведки следовало оценивать все же с точки зрения лишь известной вероятности.
Наиболее реальную и почти неизбежную угрозу представляла возможность поступления информации о шанхайской деятельности "Рамзая" по линии связей между шанхайской и токийской колониями немцев. Эта опасность были наиболее реальной, если учесть близкое соседство и регулярные связи между Токио и Шанхаем.
К сожалению, в освещении плана организации резидентуры для нас остается весьма существенный пробел, который играет важную роль - как в оценке решения Центра и оргплана в целом, так и в последующей оценке деятельности "Рамзая" и анализе его взаимоотношений с германским посольством.
Этот пробел заключается в следующем:
нигде, ни в одном документе не зафиксировано, какие установки и указания получил "Рамзай" при инструктировании и обсуждении плана работы - по вопросу о парировании "Шанхайской угрозы", какая была разработана легенда для объяснения прежней деятельности "Рамзая" в Шанхае - на случай, если токийские немцы получат какие-то сообщения из Шанхая. Трудно допустить, чтобы этот вопрос, определявший основной риск использования "Рамзая" в Японии, остался вне поля зрения "Рамзая" и руководства Центра. Если даже допустить, что в силу какой-то небрежности этот вопрос не обсуждался, то трудно поверить, чтобы сам "Рамзай", многократно напоминавший Центру об "угрозе из Шанхая", не продумал заранее для себя легенды и тактики поведения на случай, если из Шанхая в Токио "долетят кое-какие брызги грязи".
"Рамзай" уже имел позади 7-летний опыт зарубежной нелегальной работы, обладал достаточной предприимчивостью, находчивостью и изворотливостью.
Маловероятно, чтобы он, напоминая несколько раз Центру о "тяжелой опасности, грозящей ему из Шанхая", лично сам оставался в роли безучастной жертвы, пассивно ожидающей неизбежного удара.
Возможно, что он окончательно конкретизировал план своего поведения и легенду лишь после приобретения связей в посольстве, учтя реальную обстановку и характер своих взаимоотношений с сотрудниками посольства.
Основными лицами, которым предстояло составить основное ядро резидентуры, являлись:
1) "Жиголо" (Бранко Вукслич) <…> намеченный на первое время в качестве связующего центра для прибывающих сотрудников резидентуры.
По национальности серб, натурализовавшийся во Франции. Родился в 1904 году в Сербии. Окончил университет в Загребе, по специальности искусствоведение. В 1924 году в Загребе подвергался аресту как член группы студентов-марксистов. В 1925 году принимал участие в движении за независимость Хорватии. 1926 году уехал во Францию и поступил на юридический факультет Парижского университета. 1932 году вступил во французскую компартию. В марте 1932 года привлечен вербовщиком "Ольгой" к работе на идейно-политической основе.
В феврале 1933 года, выполняя указания Центра, получил корреспондентские поручения от французского иллюстрированного журнала "Обозрение" ("La Vue") и югославской газеты "Политика" и прибыл в Японию с женой ("Эдит") и сыном.
"Рамзай", установив в конце 1933 года связь с "Жиголо", в письме Центру от 07.01.34 г. дал "Жиголо" следующую начальную характеристику:
""Жиголо", к сожалению, очень большая загвоздка. Он очень мягкий, слабосильный, интеллигентный, без какого-либо твердого стержня. Его единственное значение состоит в том, что мы его квартиру, которую мы ему достали, начинаем использовать как мастерскую.
Так что он в будущем может быть для нас полезен лишь как хозяин резервной мастерской".
2) "Отто" (Одзаки Ходзуми) - японец, видный журналист-литератор, крупный специалист по вопросам Китая. По политическим убеждениям сочувствующий идеям марксизма.
С 1930 по 1932 г. использовался "Рамзаем" в Шанхае в качестве информатора. В 1932 году возвратился из Шанхая в Японию и в 1933 году проживал и работал в г. Осака - в иностранном отделе редакции газеты "Осака Асахи" и в институте социальных проблем "Охара".
3) "Джо" (Мияги Йотоку) - японец, по профессии художник. Родился в Японии в 1903 году. В 1919 году уехал в США (в Калифорнию). В 1925 году окончил художественную школу в Сан-Диего.
В 1926–1933 гг. в компании с другими японцами содержал ресторан в Лос-Анджелесе. В 1926 г. совместно со своими друзьями-японцами организовал группу по обсуждению социальных проблем (общество "Пробуждение" - "Реймейкай"). В 1929 году вступил в организацию коммунистического фронта - Общество пролетарского искусства. В 1931 году вступил в Компартию Америки.
Предполагалось, что "Рамзай", выехав из Москвы 15 мая 1933 года, в течение 1,5 месяцев осуществит в Европе все предварительные мероприятия, необходимые для обеспечения его легализации в Японии в качестве немца журналиста, корреспондента европейских газет.