Установление этих новых средств воздействия составляет то, что Анфантен называл впоследствии "политикой сен-симонизма", замечая при этом, что члены нового человечества не будут в состоянии без улыбки вспоминать так называемую политику настоящего времени, что Изложение называет своим настоящим именем: "религией сен-симонизма". Это учение может быть действительно названо религией по двум основаниям. Прежде всего оно не считается с партиями и обращается как к людям, смотрящим в прошлое, так и к людям, смотрящим в будущее, сочувствуя последним за их любовь к прогрессу, а первым – за их любовь к порядку и за присущее им чувство уважения. Кроме того, оно ставит своей задачей глубоко, радикально изменить систему чувств, идей, интересов, дать миру "окончательное возрождение".
Если принять во внимание важность, которую сен-симонизм приписывает католицизму, не переставая восхвалять его дух и напоминать о его правах "на любовь и изумление"; если установить тот факт, что учреждения, нового расцвета которых он желал бы, представляют собой учреждения, или созданные церковью, или проникнутые ее духом, то можно спросить себя, почему сен-симонисты не проповедывали чистого и прямого возврата к католической вере?
Причина в том, что они упрекают католицизм в "неполноте"156 догмата. Христианство пренебрегает "материальной стороной человеческого существования". Когда оно говорит о ней, то лишь с целью осудить ее. "Плот – это грех", – сказал блаженный Августин. Вследствие этого, несмотря на свой "прогрессивный характер" и свою чрезвычайную приспособленность к требованиям органических периодов, христианство никогда не было в состоянии "стать исключительным руководителем общества". Военное общество обладало пороками, было, несомненно, ниже церкви; тем не менее оно удержалось наряду с ней. Более того – "материальный элемент, нашедший свое выражение в поэзии, науке и промышленности, развился и мало-помалу
организовался вне церкви и ее законов, пока, наконец, достигнув известной степени силы, не стал отрицанием христианского учения, оттолкнувшего его, и точкой опоры для всех нападений, направленных против этого учения". Вследствие этого религиозный прогресс, к которому призвано в настоящее время человечество, должен состоять в "реабилитации материи".
Реабилитация материи, принявшая впоследствии столь своеобразный характер и поведшая к столь прискорбным результатам в эпоху разложения школы, была вначале очень возвышенной точкой зрения, которая вносила единство туда, куда христианство ввело двойственность; точкой зрения, которая показывала человеку, что "все элементы его существования, подобно элементам существования Вселенной, находятся между собою в гармонии" и что, развиваясь материально, он в такой же степени выполняет религиозную задачу, как и развиваясь духовно; точкой зрения, которая приглашала человека расширить "поле деятельности для своей любви и для своего ума". Согласно духу своей доктрины сен-симонисты желают уничтожить последний остаток манихеизма. "Отныне зло не должно более рассматриваться как обладающее положительной природой". Отныне "и в религиозных представлениях, и в социальном строе" должно быть "восстановлено единство" или, скорее, "понято, охвачено в его целом то единство, которое он (человек) до сих пор любил, знал, осуществлял лишь частично и постепенно".
"Единство" – вот последняя идея, пленяющая сен-симонистов. Они хотят внести единство повсюду. Единство между мужчиной и женщиной – оно создает социальную чету. Единство теории и практики: они изумляются ему в Средних веках и предсказывают, что современный мир к нему возвратится. Единство человеческой природы: нет более разлада между духом и плотью. Единство в начале всех начал: "Бог един, Бог во всем, что существует". Они отвергают, однако, обвинение в пантеизме с чрезвычайной энергией. Все пантеистические системы, говорят они, ниже католицизма; но сами они стремятся превзойти католицизм. И они, действительно, превзошли его новым откровением, которое пристроили к старому. "Моисей, Иисус, Сен-Симон – это три живых закона", говорит Анфантен. "Слушайте, слушайте, – скажет другой ученик, – слово Сен-Симона – слово самого Бога". Учитель – тот, кто "любит более всего Бога и Человечество", тот, кто является "живым законом" – шествует по пути прогресса не иначе, как заставляя вместе с собой идти вперед все человечество. Он – истинный символ единства.
Эта забота о единстве должна была привести сен-симонистов к порицанию установленного христианством различия между духовною и светскою властью. Это опять "дуализм", в котором нет ничего "ни первичного, ни неизменного" и который не является основным для человеческого существования. Религия, как они ее понимают, должна, как мы видим, пропитывать социально-политический строй и "всецело господствовать в нем". Но что это такое, как не доктрина Руссо в чистом виде, которую, не ведая того, воспроизводят сен-симонисты? Вместе с автором Общественного договора они хотят "соединить обе головы орла".
Противники сен-симонизма, критикуя его, всего более обращали свое внимание или на его позднейшие эксцентричности в реабилитации плоти, или на теории, относящиеся к собственности. Один из них, отыскивая окончательную формулу, представляет сен-симонистов как коммунистов, которые видоизменили коммунизм "в том, что касается распределения капиталов и продуктов". Но измененный таким образом коммунизм уже более не коммунизм. А кроме того, сен-симонисты развивают идею "о естественном неравенстве" людей с такой настойчивостью, что их никак нельзя упрекнуть на этот счет в двусмысленности.
С другой стороны, социалисты видят истинную заслугу сен-симонистов по преимуществу в их взглядах на уничтожение права наследования, эмансипацию женщины, демократизацию кредита и проч. Без сомнения, влияние сен-симонизма чувствительно отразилось на последующей судьбе этих разнообразных теорий. Но не в этом следует видеть наиболее значительное влияние сен-симонистов на движение идей XIX века. Если бы нужно было искать это влияние в какой-нибудь отдельной теории, то его можно было бы найти скорее всего, по нашему мнению, в их критике идеи права и в их апологии принципа авторитета.