Такая общая схема – резкое сокращение численности военных слуг на непосредственном содержании правителей Польши и Чехии и доминирующая роль знати в XI–XII вв. – в самом деле вырисовывается ясно и убедительно. Вместе с тем, хотя понятно, что детали и частные особенности этих процессов трудно различить в скудных и разрозненных данных древних источников, всё-таки на один аспект современные польские и чешские историки, как мне кажется, обращают недостаточное внимание. Имея в виду громадную роль, которую сыграла "большая дружина" на первоначальном ("трибутарном") этапе становления государства, едва ли можно допускать, что она совершенно бесследно исчезла с переходом к более развитым формам производства и мобилизации ресурсов (будь то "среднеевропейская модель" или что-то другое). Логично и естественно было бы предположить, что и в XI–XII вв. сохранялись в каком-то виде и объёме (пусть и более скромном), например, те "гарнизоны", которые размещались как составные части "большой дружины" по укреплённым пунктам на территории, подчинённой первыми правителями Польши и Чехии. Не воины ли этих "гарнизонов" прежде всего составили в XI–XIII вв. низшие слои привилегированного сословия знати, о которых глухо упоминают польские и чешские источники? В Чехии, например, именно эти слои следует предположить, прежде всего, за обозначением "milites secundi ordinis", которое впервые употребляет Козьма Пражский (II, 39), – то есть "воины второго порядка" или "рыцари второго разряда", как в русском переводе Г. Э. Санчука. О каких-то людях "не из знатного рода, а из простых воинов (non de nobilium genere, sed de gregariis multibus)" мельком упоминает Галл (I, 20).
Больше известно об этой социальной категории по венгерским источникам, в основном, второй половины XII – первой половины XIII в. В Венгрии эти воины, служившие королю (или назначенным им агентам), назывались íobagíones castrí– "замковые йобагионы". Они были "прикреплены" к определённым крепостям-городам (castrí) и в этом смысле составляли некоторое единство с "замковыми людьми (castrenses, civiles, cives)". Но между "замковыми йобагионами" и "замковыми людьми" была принципиальная разница: первые исполняли военную службу, имели земельные владения и более привилегированный статус, вторые – жили на "замковой земле (terra castrí)", занимаясь сельским хозяйством, и их главной обязанностью было поставлять продукты и платить налоги в пользу короля и его людей (в том числе тех же йобагионов). С военной точки зрения "замковые йобагионы" имели в XII в. существенное значение, но в течение XII–XIII вв. параллельно усилению и сплочению знати их слой, наоборот, дифференцировался и распылялся. Ко второй половине XIII в. этот процесс завершился: часть íobagíones castrí влилась в сословие знати, а часть превратилась в крестьян.
В XIII в. сами йобагионы называли себя "liberi Sancti Regis" – "свободными Святого короля", то есть Иштвана Святого (годы правления: 997-1038). Современные учёные считают, что категории людей, связанных с "замками", действительно, восходят к учреждениям XI в. и что они стоят в тесной связи с военно-административной системой 72 "графств"-комитатов (comitatus). Известный венгерский историк П. Энгель прямо связывает "замковых йобагионов" с теми "milites", о которых упоминает Иштван Святой в "Наставлениях" сыну Имре как своих воинах. Хотя никаких данных о численности этих "milites" нет, ввиду польских и чешских параллелей можно предположить, что эти военные слуги короля составляли нечто вроде "большой дружины". Мысль о происхождении "замковых йобагионов" от этих "milites" заставляет далее предполагать явление типологически сходное: те элементы военной организации, которые находились под покровительством центральной власти в XI–XII вв., генетически связаны с "большой дружиной". Иными словами, не только в Венгрии (где, возможно, эти элементы оказались более заметны благодаря сравнительно сильной милитаризации общества), но и в двух других государствах, которые причисляют к "среднеевропейской модели" (Польша и Чехия), "большая дружина" правителя сохранялась в период функционирования этой модели в трансформированном виде. В этой связи можно также напомнить о роли такого важнейшего элемента "среднеевропейской модели", как "служебная организация" – ведь она обслуживала явно не только собственно княжеский (королевский) двор, но и какие-то военные силы на попечении правителя, причём именно размещённые по градам-замкам. В Венгрии такое соотношение вполне наглядно: "замковые люди", составляющие "служебную организацию", обеспечивают "замковых йобагионов". Наконец, правомерность этих аналогий подтверждают и данные древнерусских источников, которые, как увидим ниже, прекрасно вписываются в такую схему.
2. "Империя" Кнуда Великого
Чешские и польские историки, говоря о "большой дружине", имеют в виду всегда Польшу и Чехию. Насколько я знаю, не обращалось внимания на аналогии этому явлению в других странах. Между тем, придерживаясь выше обозначенных критериев явления– многочисленность и связь с трибутарными отношениями, – надо указать на одну яркую аналогию в скандинавском регионе.
Ф. Граус рассматривал Скандинавию как регион, где были распространены только древние "малые" ("домашние") дружины и лишь в XIII в. сформировалась королевская hirð (см. ниже) – объединение знати и служилых людей, которое он находил возможным назвать "государственной дружиной". По всей видимости, он ориентировался на саги, а также на сообщения о набегах норманнов на Англию и континентальные королевства. В самом деле, судя по сагам, вошедшим в знаменитый цикл Снорри Стурлусона "Круг земной", группы воинов в распоряжении датских, норвежских и шведских конунгов X–XII вв. были по размерам довольно скромны. Их вполне можно назвать словом дружина в его "классическом" смысле как обозначение архаического "домашнего" или "товарищеского" объединения воинов во главе с предводителем, выступавшим в роли скорее вождя, чем правителя.
Слабость центральной власти и ограниченные финансовые возможности не позволяли правителям скандинавских государств содержать многочисленные военные группировки в своём прямом подчинении на постоянной основе. Знать была сильна, и её представители, опираясь на свои кланы и своих зависимых людей, далеко не всегда были склонны считаться с конунгом, признавая его верховную власть. Снорри Стурлусон пишет, что в эпоху викингов (то есть до середины XI в.) в Норвегии было много знатных людей, многие из которых называли себя конунгами и дружины которых по численности и боеспособности были вполне сравнимы с дружинами "настоящих" конунгов из рода Инглингов. В "Саге об Олаве святом" (гл. 22) так сказано о типичном представителе знати того времени: "Эйрик ярл не затевал войны с Эрлингом, поскольку у того было много влиятельных родичей и сам он был человеком могущественным и имел много друзей. При нём всегда была большая дружина, такая же, как если бы он был конунгом (með fjölmenni svo sem þar væri konungshirð). Часто летом Эрлинг отправлялся в походы и добывал себе добро…"
Вместе с тем, в тех же сагах ясно прослеживается стремление скандинавских конунгов расширять собственные дружины, увеличивая тем самым своё могущество по сравнению с представителями знати. Для этого применялись разные способы, помимо просто приёма на службу любого удалого молодца по его желанию. Наиболее эффективный способ повысить боеспособность собственных сил и при этом уменьшить сопротивление знати состоял в том, чтобы заманить в свою дружину или принудить к вступлению в неё самих магнатов с их людьми. Разумеется, конунгам (королям) это далеко не всегда удавалось, и здесь возникали спорные и даже конфликтные ситуации.