Это была скромная, пожалуй, даже не особенно красивая девушка, очень робкая на людях, – застенчивая, да. Мимо нее можно было пройти сто раз, не заметив ее, но если кто узнавал ее ближе…
Т е н о р. Помнится, ты вначале что-то другое говорил – что она была красива…
С т. с т у д е н т. Разве? Это так тебе показалось. Я не мог говорить другого. Как же я мог говорить другое, когда я так хорошо ее помню. Конечно, помню! И глаза, и ее улыбку, и тихий голос, все помню. Правда, вся та моя жизнь как-то посерела, почему-то лучше всего я вижу наши серые бесконечные заборы, серые дома, – но ее!
Т е н о р. Ха-ха-ха! А я подумал, что ты уже забыл. Ты, ей-Богу, что-то другое рассказывал. Финтишь ты, старик!
С т. с т у д е н т. Да нет же, как тебе не стыдно! Забыть – это значило бы изменить Наташе, как же это возможно! Что же тогда значит этот год, который я провел в сумасшедшем доме, – или это была симуляция?(Смеется.) Чудак ты, Тенор, вот что я тебе скажу! Чудак!
Не стучась, входит заиндевевший с мороза О н у ф р и й. На нем драповое потертое пальто и башлык; руки держит в карманах. Подходит прямо к столу и молча смотрит, не поворачивая закутанной головы. Очень мрачен.
С т. с т у д е н т. А, Онуша! Ты?
О н у ф р и й. Я. Дома?(Идет в переднюю, чтобы раздеться, и заглядывает за перегородку.) А, это ты, Тенор? И лохмат же ты, братец.
С т. с т у д е н т. Дома, дома, Онуша, чай пьем. Раздевайся скорей, чайку выпьешь. Замерз? Сегодня, кажется, морозно?
О н у ф р и й. Замерз… А у тебя, Тенор, пальто-то с барашком… хорошо вы, тенора, живете.(Входит.) Где тут печка? А, черт, забыл: центральное отопление. Электричество, центральное отопление, тенора с барашком, только не хватает веревки, чтобы повеситься. Чаю давай, старик!
С т. с т у д е н т. Готово, налил. Сахару сам положи, я не клал – вон, в мешочке. Да ты что так мрачен, Онуша?
О н у ф р и й. Ничего. Водки пошли взять, полбутылки. Деньги есть? Тогда вели еще полбутылки взять, на всякий случай. Два дня маковой росинки во рту не было.
С т. с т у д е н т. Сейчас, Онуша, я сам с удовольствием выпью с тобою рюмочку.
О н у ф р и й(сердито) . Зачем врешь, старик? Ведь совсем не можешь пить, а тоже, притворяешься! Тебя никто пить не заставляет – ты и молчи.
С т. с т у д е н т(смущенно) . Да нет, я иногда с удовольствием.
О н у ф р и й. Ну ладно – иногда! Я и один выпью, не беспокойся, мне посторонней помощи не надо. Постой… Вели еще две головки луку взять да папирос «Бальные», десять штук шесть копеек.
С т. с т у д е н т. Хорошо.
Выходит. Онуфрий лениво пьет чай, морщится, потом иронически смотрит на перегородку.
О н у ф р и й. Тенор?
Т е н о р. Ну что?
О н у ф р и й. Тенор!
Т е н о р. Да что тебе надо?
О н у ф р и й. Ну и попадет же тебе, Тенор.
Т е н о р. От кого это?
О н у ф р и й. От кого следует, от того и попадет. Ты зачем вчера на собрание не пришел? Уклоняешься? На постельке отлежаться хочешь, мамон свой бережешь? Ну погоди, она тебе покажет!
Т е н о р. Ха-ха-ха! Не испугался!
О н у ф р и й. Она тебе покажет! Она тебе пропишет! Ты у нее запоешь, откуда голос возьмется!
Т е н о р.(сухо) . Ты говоришь глупости. Ты шут гороховый!
О н у ф р и й. Она тебя приободрит! Она тебе кудри-то расчешет, волос к волосу положит! Полежал на теплой постельке и достаточно, иди-ка на мороз, братец. Она тебя, подлеца, в чувство-то приведет…
Т е н о р.(раздраженно) . Прошу оставить меня в покое!
О н у ф р и й. Я-то оставлю, а вот погоди, придет она – и такое тебе святое беспокойство устроит, что лезь ты, Тенор, заранее под кровать. А я на кровати полежу: у меня нервы расстроены!
С т. с т у д е н т(входя) . Развеселился, Онуша? А сейчас и водка будет.
О н у ф р и й(мрачно) . Отошло немного… Это что у тебя за обновка? Гимнастика?
С т. с т у д е н т. Да, вчера купил. Я люблю по утрам гимнастику, освежает как-то. Советую и тебе, Онуфрий.
О н у ф р и й. Я и так свеж. Молодеешь все, старик?
С т. с т у д е н т(краснея) . Молодею.