Глава 4. Мифологема начало в позднем авангарде
Известно, что понятия "начало" и "конец" в архаической системе представлений о мире имеют первостепенное значение. Тройственным союзом "начал", "концов" и "целого" определяются центральные зоны логической семантики русского языка, русской культуры, как традиционной, так и профессиональной. Цикличность времени в мифологическом сознании предполагает тесную взаимосвязь "начал" и "концов" вплоть до их полного сближения: "начала" и "концы" прорастают друг в друге, бесконечно возвращаясь на круги своя. Диалог "концов" и "начал" обретает особую остроту в ситуациях смены культурной парадигмы, когда сквозь толщу традиции начинает парадоксальным образом проступать первооснова (культуры, личности, мироздания). В этой связи трудно не вспомнить знаменитую книгу Льва Шестова "Начала и концы", проникнутую духом антиномичности, который отразил эпоху. В авангарде острота этого диалога приобретает еще более выраженный характер: адепты "горячей" культуры с ее пафосом линейного времени и быстрой смены ориентиров в своих поисках нового обращались к древнему – глубинным слоям культурной памяти, восходящим к культуре "холодной", отмеченной статичностью и цикличной повторяемостью явлений. Такое парадоксальное совмещение усилило диалог "начал" и "концов", укрепило первозданность этого противостояния.
В этой книге уже говорилось о том, что авангард есть культура инициации par excellence. В коде инициальных формул читаются такие фундаментальные категории поэтики авангарда, как "сдвиг", который можно уподобить самому акту инициации как кризису перерождения. В этом же ряду можно рассмотреть и "остранение" (как одну из форм инициации), "орнаментализм" (состояние медитации, медитативная синтагматика, сопутствующая акту инициации). Однако на более глубинном уровне авангард как культура инициации раскрывается именно в мифологеме начало.
Идеей "начала" любой авангард проникнут по определению (avan = ‘предшествующий’ во французском, откуда это слово заимствовано в русском, а также в английском языках). Начало как молодость мира, как отрицание традиции определяет поэтическую стратегию авангарда, которая впоследствии стала одной из базовых категорий тоталитарной идеологии, залог ее оптимизма: не только будущее, но и настоящее в Стране Советов лучится "начальностью", и "…потому… у нас / каждый молод сейчас / в нашей юной, прекрасной стране". Однако авангард 1910–1920-х годов заложил в понятие "начало" особенно напряженный смысл – смысл ритуала. То, что характеризует авангард как начало – "нулевая точка письма" как принцип поэтики, а также вытекающие из этого принципа примитивы различных видов, лежащий вне или до культуры язык (язык Богов, детский "неокультуренный" язык), – все это несет в себе сгущенную энергетику Слова-Дела. В ней, этой энергии, спрессовался трудный путь восхождения к истокам. В функции Слова может выступать и художественное изображение.
В русском авангарде прикосновение к первоосновам имеет отношение к опыту позднего символизма, с которым здесь установилась связь неоднозначного преемства. Достаточно вспомнить фольклорно-мифологические "начала" Вячеслава Иванова. В отличие от анфиладного вглядывания в "начала" у символистов, волнообразного касания их, когда значение имеет само движение, – в авангарде "начало" носит иной, циклический характер. Оно не предполагает развития и не опосредовано концом. Это начало-манифест, то бесконечное начало, отмеченное абсолютом императива и незыблемости, которая была так привлекательна для архаического сознания.
Начальный период исторического авангарда, период, обозначенный "Черным квадратом" Малевича, "Башней" Татлина и живописными "Пророслями" Филонова, жил законами мифа. К нему можно отнести слова, которыми Мирча Элиаде, известный исследователь мифологического сознания, характеризует свойство архаического мышления: "Чтобы излечиться от действия Времени, нужно "возвратиться назад" и дойти до "начал Мира"". Подобная ритуальная битва со Временем – линейным временем профанного бытия – составляет содержание народных заговоров, чья синтактика построена, как правило, на принципе редукции: от большего к минимальному, к обнулению и нейтрализации семантических и синтаксических смыслов.
Однако по мере проживания этого возвращенного "начала" авангард изменяется. Меняется и само "начало". Особенный интерес в отношении данной мифологемы представляет как раз не исторический авангард 10-х годов, а поздний авангард – авангард "на излете". Разумеется, понятием "конца" – в данном случае в смысле линейного времени, то есть протяженности авангарда в истории – следует оперировать с оговорками. Многие нити судьбы авангарда в различных его манифестациях были насильственно оборваны социальными обстоятельствами, другие угасли сами по себе. Однако речь идет не о них. Под авангардом "на излете" мы имеем в виду сложный конгломерат явлений, вобравший в себя по принципу антитезы свойства поэтики и идеологии исторического авангарда, с которым авангард поздний вступил в отношения согласия-противоборствования, любви-ненависти, присвоения-отталкивания. Имеется в виду период конца 20-х – начала 30-х годов – того времени, когда основные формулы и декларации авангарда предстали перед самими участниками процесса в несколько ином свете. Этот конечный этап – как конечный этап любой художественной формации – взывает к тому, чтобы заново пережить собственные "начала" и на этом фундаменте возвести новое метатекстуальное образование, родственное, но не тождественное исходному. Если на первом этапе с точки зрения архаического сознания доминировала модель уничтожения Времени и нового воссоздания Мира, то теперь вес приобретает память. Именно память выступает средством возвращения к "началам". При всем сходстве понятий (идея "начала" доминирует как в раннем, так и в позднем авангарде), решительным образом разнятся акценты: в первом случае доминирует борьба со временем, во втором – воспоминание. Тем самым смысл мифологемы "начала" в позднем авангарде трансформируется. Она становится теперь функциональным выражением "конца", то есть победы Времени над Миром.
В изобразительном искусстве идея "начальности" прослеживается в любой редукции формы, будь то "Черный квадрат" или иное проявление минимализма в живописи, сведение архитектурного объема к чисто геометрическому телу или скульптурной массы к ее конструктивной основе (спираль "Башни III Интернационала"). К тому же принципу редукции можно отнести и прием обнажения фактуры в живописи, введение в состав произведения доживописной (участки незагрунтованного и/или незаписанного холста и т. п.) или внеживописной зоны как пограничного предсостояния (буквы и надписи в изобразительном пространстве картины). В стилевом выражении "начало" может быть обозначено и выбором языка примитива, цитат из африканского искусства или первобытной скульптуры как "начала" культуры. В целом "начало" в изобразительном авангарде начального этапа представляется малоспецифичным, обнаруживая соответствия или пересечения с областью авангардного слова – поэзии и прозы, выступая с ним в едином блоке поэтических приемов и стратегий.
В позднем авангарде возникает иная картина: проясненные воспоминанием, "начала" порождают новое качество художественного переживания, и наиболее ярко это проявляется в сфере визуального. Мы остановимся на двух примерах – скульптуре Константина Бранкузи и живописи Казимира Малевича. Основания для данного сравнения не лежат в плоскости художественной материи. Они – в наличии в искусстве этих мастеров значимого мифопоэтического компонента. Хотя их творческие кредо разнятся во всем, тем показательнее представляется сходство в главном – в приверженности духовной атмосфере эпохи, проникнутой мифом, и мифу, отпечатавшемуся в их искусстве.
Искусство К. Бранкузи – это пример прочтения поздних "начал" авангарда в ключе космологии. Обращение к первобытным, доцивилизационным пластам человеческой истории было свойственно многим европейским мастерам пластики XX века. Она, в частности, характеризует творчество английского скульптора Генри Мура. Однако именно у Бранкузи отчетливо проявилась тема мифологического "начала", которая стала доминантой всего творчества художника.