Предметом критики в 1860-е годы стали публикации в журналах А. Ишимовой "Звездочка" и "Лучи", до этого времени считавшиеся образцовыми изданиями для девочек. Издательница была сторонницей разумного женского воспитания, без излишеств, но даже скромные модели рукодельных изделий вызывали протест "прогрессистов". "Прилагаются для девочек вышивки, прошивки, фасоны для манишек, модных галстучков, наставления, как делать колье и браслеты из раковинок, кушаки и пр. При этом для вящего поощрения к деланию подобных пошлостей, говорится, что кушак такой-то "в большой моде". Неужели г-жа издательница еще не додумалась до тех простых истин, что мода есть чудовищно-нелепое порождение алчных модисток и пустоголовых светских барынь; что внушать уважение к моде детям значит – внушать им неуважение к здравому смыслу, к карману родителей и позже к шкатулке мужей; что страсть женщин к нарядам порождает в нашем обществе множество пороков, каковы: взяточничество мужа, торг красотой, зависть, разъединение общества. <…> Мы предостерегаем против ее журнала разумных матерей, которые хотят воспитать из своих дочерей жен и матерей семейства, а не дикарок, живущих для того, чтобы наряжаться". Прогрессивные литераторы заявляли, что мужчинам наскучили "красивые куклы" ("Кроме красоты, вежливости и почтительности мы ищем в женщине еще кое-что"). Публицистам вторили психофизиологи, остерегавшие девочек от любви к нарядам. "Если в награду девочке дать красивую шляпку или платье, то последствием этого может явиться в ней любовь к нарядам, которая и станет мотивом ее поступков". Блюстители нравов и борцы с проституцией предрекали девицам – любительницам модной одежды судьбу уличных женщин.
Воспитанные эмансипированными матерями, девочки с подчеркнутой небрежностью относились к своему внешнему виду: "Неприлично надевать такое платье и так одеваться, когда столько людей голодают". Предметом осуждения стали шелковое платье, кольцо и брошка, которые требовалось заменить люстриновым платьем с передником. Рваный башлык, мятое платье с грязным воротничком – так считали возможным одевать детей в эмансипированном кругу. Взрослые эмансипе стригли волосы и одевались в черные платья, единственным украшением которых был узкий белый воротничок.
В семьях "новых людей" не было места и куклам. Оказавшись в такой семье, Е. Водовозова стала расспрашивать семилетнюю девочку о ее куклах. "На мой вопрос, играет ли она в куклы, Зина, к моему крайнему удивлению, притащила что-то вроде обрубка палки, на одном конце которой было грубо размалевано лицо, а остальная часть была завернута в разноцветные тряпки. Несмотря на примитивность своей куклы, Зина с трогательною нежностью укачивала ее на руках, прижимала к груди, укладывала спать, напевая ей песенки". Мать девочки лишила дочь игрушек под давлением своей старшей сестры-"прогрессистки", утверждавшей, что кукла приучает к кокетству и развивает любовь к нарядам. Противница кукол считала компромиссом даже деревянный обрубок, который она, вместо куклы, допустила в детскую Зины, но рассчитывает, что он все-таки "не может уже так развратить девочку, как настоящая кукла".
Под влиянием новых идей писатели разрабатывали сюжеты, в которых находили куклам идейную пользу. Так, автор книги "Кукла Милочка и ее подруги" (1911) В. Андреевская написала драматическую историю о том, как внучка сторожа остановила поезд с помощью красного платья куклы. Писательница использовала распространенный сюжет, в котором герой с риском для собственной жизни останавливает поезд.
Страсти по поводу "развращенности" модой лишь частично отражали реальное положение вещей. В семьях со скромным доходом и разумными установками в воспитании было принято регламентировать одежду для девочек: коричневое платье, белая пелеринка и черный фартучек с лифом больше походили на мундир, чем на детскую одежду. Е. Сысоева вспоминала, что все свое детство она проходила в таком "мундире". Когда девочка получила в подарок креповое розовое платье, вышитое гладью, тетушка, сторонница прогрессивного воспитания, тотчас убрала его в шкаф. Суровое решение вызвало у девочки горькие слезы, и только став взрослой, рассказчица примирилась с ним. "Я еще не осознавала тогда, что для девятилетней девочки, постоянно ходившей в холстинковых платьях или в своем коричневом мундире, а по праздникам облекавшейся в белое декосовое и редко в кисейное платье, был совершенно некстати такой подарок". Сторонником детских "мундиров" был Лев Толстой: он настаивал на том, чтобы его дети ходили дома во фланелевых блузах. Такой наряд могли носить дети обоего пола (вот почему героиня "Семейства Тальниковых" А. Панаевой ощущала себя в детстве "лицом среднего рода, не то девочка, не то мальчик").