Это ему и для записной книжки пригодится. Мамыкин! Посмотри.
М а м ы к и н(входит, потупившись) . Ну, чего я там не видал, я лучше уйду.
С а в в и ч. Нет, ты будешь смотреть, раз я тебе говорю! Вот тебе – смотри: знаменитый профессор, талант, цветы и поклонение – тебе подносили когда-нибудь такие букеты, Мамыкин?(Берет со стола букет, тычет им в нос Мамыкину, потом бросает в угол.) А с женой обращается, как с кухаркой! Может быть, профессор, вы бы и ударили ее, как меня собирались? Она женщина беззащитная. Попробуйте.
Модест Петрович, шатаясь, ходит по кабинету, закрывает лицо и глаза руками, бормочет.
М о д е с т П е т р о в и ч. Боже мой, Боже мой, Боже мой!
Е л е н а П е т р о в н а. Сядь, Модест! Не надо, Гавриил Гавриилыч, он болен, он не оскорблял меня. Я сама… Я сама…
М о д е с т П е т р о в и ч. Боже мой, Боже мой, Боже мой!
С т о р и ц ы н. Елена, я прошу тебя с этими господами уйти.
С а в в и ч. Вот это другой разговор. Видишь, Мамыкин, какой тихонький стал наш профессор. Сейчас он еще «Леночка» скажет… А что, если действительно – и настоятельно – попросить его об этом: скажет он или нет, как ты думаешь? Хочешь пари на зелененькую, что скажет? Профессор, вам не угодно будет вашей супруге сказать: «Леночка», как вы уже изволили сказать: «Лена»?(Становится в позу.) Впрочем, не стоит…
М о д е с т П е т р о в и ч. Боже мой, Боже мой, Боже мой!
С т о р и ц ы н. Елена, я еще раз прошу тебя уйти с этими господами, иначе я сам должен буду уйти. И пошли ко мне Сергея.
Е л е н а П е т р о в н а. Господи, это еще что, я с ума схожу. Ты его убьешь, я боюсь.
С а в в и ч. И хорошо сделает, между прочим.(Кричит в открытую дверь.) Сергей! Сережка! к отцу! Ну, теперь разговор другой, и я прошу вас очистить поле сражения, Елена Петровна. На вежливость я и сам вежлив и не менее всякого лорда уважаю права чужого жилища. Слышишь, Мамыкин? – честью просят. Насмотрелся, дурашка? – Жалко мне твою невинность портить, но что, брат, поделаешь, смотри, учись. Эх, люди, людишки!
Входит Сергей и останавливается в стороне, смотря на происходящее угрюмо и равнодушно
С е р г е й. Что надо, зачем еще звали?
С а в в и ч. А вот с отцом поговоришь, тогда узнаешь, что надо. Каторжник! Идемте, Елена Петровна. А когда, профессор, успокоитесь и придете в норму, я весь к вашим услугам: дуэль так дуэль, если вам захочется этой глупости, а самое лучшее: побеседовать толком и спокойно, как принято у порядочных людей. Адье. Вам что надо, Модест Петрович, что вы трясетесь около меня?
М о д е с т П е т р о в и ч(потрясая сжатыми кулаками) . Вы, Гавриил Гавриилыч – негодяй, недостойный человек! Боже мой, Боже мой, что мне ему еще сказать? Негодяй!
С а в в и ч. Что-с? Послушайте-ка, Елена Петровна.
М о д е с т П е т р о в и ч. Елена, сестра! Как старший брат твой, знавший тебя невинной девочкой…
С т о р и ц ы н. Оставь, Модест. Иди.
М о д е с т П е т р о в и ч. Хорошо, Валентин Николаевич! Но он же негодяй, Валентин Николаевич! Что мне еще ему сказать… он смеется.
С а в в и ч(с глубоким презрением) . Вот дурак. И правда, что не сеют, не жнут, а сами родятся.(Свирепо.) Прочь с дороги, мелюзга, задавлю! Ишь ты, старая каналья, мало сам арестантских щей хлебал, так и других в такую же историю втравить хочешь? Прочь!
Легким толчком выпихивает в дверь Модеста Петровича, бессвязно и настойчиво повторяющего: Боже мой, Боже мой!
Е л е н а П е т р о в н а. Я здесь останусь, Гавриил Гавриилыч, я не пойду.
С а в в и ч. Нет, пойдете. Завтра еще успеете наобъясняться, на вас ведь тоже лица нет. Поуспокойтесь, поуспокойтесь, граждане, а потом и делами займетесь. Профессор, до свидания – и вот вам мой бескорыстнейший совет: – не жалейте хулигана. Адье.
Выходит.