В одном из рассказов, записанных в Смоленской губернии, лесовик был ростом с большое дерево, толщины такой, "что девки вокруг его хоть хороводы води". В другом рассказе из той же губернии – он был высоким, с белой бородой, в высоком колпаке, с кнутом, которым пощелкивал, нередко гнал стадо волков (перекликается с образом волчьего пастыря Егория).
А вот портрет, нарисованный орловской крестьянкой: "На дереве сидит. Старый, старый, как человек. Бородища длинная, голый, вот как есть человек, а руки-то волосатые, мохнатые".
Конкретный образ лешего вырисовывается в быличках, бывальщинах и сказках. В зависимости от функции повествования он меняется, однако доминанта его – лесной дух, нечистая сила – сохраняется. К сожалению, точные записи русских рассказов о лешем известны нам лишь с конца XIX в. Рассказы эти интересны не только своим содержанием, но и своеобразием своего художественного метода, своими жанровыми особенностями, тем, что они стоят на грани двух основных видов устной прозы – сказки и предания. В зависимости от основной тенденции – установки на вымысел или на достоверность – эти рассказы относятся к той или другой категории устных повествований. В большинстве своем они принадлежат к тому виду устной прозы, главной чертой которого является установка на достоверность. Бóльшая часть рассказов о лешем – былички. Они, как правило, сводятся к самому элементарному репортажу о встрече рассказчика с лешим, вроде: рассказчик верхом ехал по лесу, "вдруг увидел большущего мужчину, который захохотал на весь лес и пропал". Или: в лесу ему привиделся мужчина в длинной белой рубашке, "да как захохочет". Часто информаторы рассказывают, что они видели лешего во сне, что встретили его, возвращаясь домой под хмельком, в виде большого мужика, сразу же исчезнувшего, как только они перекрестились, что видели "долгого мужика", что им показался леший", рассказывают, как леший завёл пьяного в бочаг. Нередко в этих рассказах леший принимает облик знакомого, соседа, помещика, даже предводителя дворянства и дьякона.
В сборнике Н.Е. Ончукова приведены многочисленные рассказы охотников о том, как леший водил их по лесу, пугал хохотом, шумом, хлопанием в ладоши, как разговаривал с ними, как увел из деревни ребенка или девушку. Один охотник, например, рассказывал, как встретил на мосту лешего, как обругал его и выстрелил в него "на испашку", тот "заграял да потерялся". В. Перетц зафиксировал рассказ о том, как леший ночью стучался к лавочнику, П.Г. Богатырёв – рассказ пастуха "как он не поглянулся лешему" и тот "его водил по лесу". Интересно, что суеверные мемораты говорят и о коллективных "встречах" с лешим. Таков, например, рассказ, записанный на Севере, о том, как леший пугал молодежь, ночевавшую во время сенокоса в лесу: "Идёт кто-то да гайкат, да свишшит". Увидели сперва черную собачку, а потом кого-то в белой рубашке, "смотрит, смотрит, да как захохочет. Только по лесу раздалось, покатилось. Потом повторилось и пошло опять той же дорогой. Пошло и пошло и ушло".
Очень распространены былички о том, как леший, чаще всего приняв вид старичка, подсаживается на сани или на телегу – лошади останавливаются, никакие усилия кучера не могут их сдвинуть с места. Однако не успел кучер сказать: "Что такое, господи", как лошади рванулись, дуга разлетелась пополам и старичка как не бывало. Согласно поверью, избавиться от лешего можно было не только господним именем, но и матерной руганью, а также если выстрелить в него медной пуговицей. Спастись от лешего можно, если его рассмешить. Так, например, рыбак, увидев лешего над лесным ручьем, кричит: "На эти бы нишша да красные штанишша". Леший хохочет и пропадает, рыба начинает ловиться. В Новгородской губернии в конце XIX в. был записан рассказ о том, как бабы в лесу спаслись от лешего таким же образом: "А сам-то хохочет, а сам-то хохочет: "Ха-ха-ха!" Посмеялся и запел песнь, слов-то не разберешь, и долго в лесу хохотал".
Сами сюжеты быличек о лешем довольно одно образны, фабула их проста и незамысловата: рассказчик видит лешего в лесу, слышит его шаги или смех, леший заводит его, пугает, недобро шутит с ним, подсаживается к нему в сани, уводит ребенка.
Однако вместе с тем желание рассказать как можно убедительнее, достовернее заставляет рассказчика вспоминать детали происшествия, мелочи, как бы уточняющие свидетельское показание