К рассказам в 3-м лице относятся все остальные.
О всех героях этих рассказов говорится только в третьем лице: "он", "она", "Червяков", "папаша", "толстый", "тонкий", "дирижер", "барон", "комик", "гидальго", "директор", "художник".
Изложение в них ведется не персонифицированным рассказчиком, а условным повествователем, который не превращен в реальное лицо и не входит в мир произведения.
"Ногтев - юноша лет 24-х, брюнет, со страстными грузинскими глазами, с красивыми усиками и с бледными щеками. Он ничего никогда не пишет, но он художник <…> Малый добрый, но глупый, как гусь <…> Он несмело пожал Лелину руку, несмело сел и, севши, начал пожирать Лелю своими большими глазами… <…>. Знакомство затянулось гордиевым узлом: связалось до невозможности развязать. Недели через четыре был опять бал. (Зри начало)." ("Скверная история". - "Свет и тени", 1882, № 179).
Оценка здесь выражена не менее четко, чем в первом примере: есть даже обращение к читателю ("Зри начало"). Но тут нет физически реального лица, носителя этой оценки и участника событий.
Среди рассказов того и другого типа особняком стоит рассказ-сценка - короткое предельно драматизированное прозаическое произведение, в котором главная роль принадлежит диалогу, а "авторская" речь минимальна по объему и несет меньшую сюжетную нагрузку. Рассказы-сценки представляют собой самостоятельную - третью - группу чеховских произведений.
Каждая из трех групп разнится от других своими жанрово-стилистическими особенностями, а также характером и темпом изменений, происходящих в чеховском повествовании 1880–1887 гг. и поэтому рассматривается далее отдельно.
3
Из известных нам произведений Чехова 1880 г. сетка была предложена пяти рассказам: "За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь", "Папаша", "За яблочки", "Перед свадьбой", "Жены артистов". Все эти произведения относятся к группе рассказов в 3-м лице.
На все вопросы сетки во всех случаях были получены положительные ответы.
Как видно из таблицы, субъективные оценки повествователя входят в повествование 100 % (5) рассказов во всех своих видах - и в качестве развернутых высказываний (1-й пункт сетки - вертикальная графа таблицы под цифрой 1), и в виде отдельных слов (2-й пункт - 2-я вертикаль таблицы), и в виде обращений к читателю, комментариев к событиям (3-я вертикаль).
Приведем примеры каждого вида (в порядке пунктов сетки-вопросника).
1. Голос повествователя включается в повествование в виде восклицательных и риторических вопросов.
"Пробило 12 часов дня и майор Щелколобов, обладатель тысячи десятин земли и молоденькой жены, высунул свою плешивую голову из-под ситцевого одеяла и громко выругался. Кто теперь не ругается! <…> Майор зарычал, простер вверх длани, потряс в воздухе плетью, и в лодке… О tempora, о mores! поднялась страшная возня" ("За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь". - "Стрекоза", 1880, № 19).
"Наступила осень, а с нею наступил и великий свадебный сезон. Прекрасная половина рода человеческого стоит уже настороже. Мужчинки то и дело попадаются в роковые сети. О, эти мне еще сети! Lasciate ogni speranza! все, попадающиеся в эти сети! Несчастный народ мы, мужчины! <… > Впрочем, не для всех и мужчин осень смутное время. Иной мужчинка <…> благодаря одному лишь удачному маневру на водах или на суше, <…> получает вместе с супругою во владение вечное лето. (Что может быть теплее, судари мои, хорошего приданого?) Как бы то ни было, а осень мне очень нравится".
"<…> Вот каковы девица Подзатылкина и господин Назаръев! Чем не пара? Совсем пара! Совет да любовь!" ("Перед свадьбой". - "Стрекоза", 1880, № 41).
2. Голос повествователя включается в текст в виде отдельных экспрессивно-оценочных слов. (Очень часто это разнообразная разговорно-фамильярная лексика.)
"Он всегда терялся и становился совершенным идиотом, когда мамаша указывала ему на его портьеру" ("Папаша". - "Стрекоза", 1880, № 26).
"Говоря откровенно, Трифон Семенович - порядочная-таки скотина. Приглашаю его самого согласиться с этим" ("За яблочки". - "Стрекоза", 1880, № 33).
"Девица Подзатылкина замечательна только тем, что ничем не замечательна. <…> Господин Назарьев - мужчина роста среднего <…>… воспитание получил от гувернантки, но не умней пробки" ("Перед свадьбой").
3. Повествователь непосредственно "от себя" обращается к читателю, предваряет или разъясняет события, свои художественные приемы.
"Описывать все добродетели Трифона Семеновича я не стану: материя длинная. <…> Это для вас ново? Но есть люди и места, для которых это обыденно и старо, как телега" ("За яблочки").
"В силу чего я чувствую непреодолимое желание и потребность воспеть свадебный сезон, итак, прошу внимать" ("Перед свадьбой").
"Такие-то дела, читательницы!
Знаете что, вдовы и девицы? Не выходите вы замуж за артистов! Цур им и пек! - как говорят хохлы. Бог с ними, с этими артистами! Лучше, девицы, жить где-нибудь в табачной лавочке или продавать гусей на базаре <…>. Право, лучше!" ("Португальская легенда на русский манер о женах артистов". - "Минута", 1880, 7 декабря, № 7).
Итак, повествование рассказов первого года насыщено эмоциями и оценками повествователя. Субъективный тон повествователя является в нем определяющим началом.
Активная позиция повествователя была чрезвычайно характерна для рассказов юмористических журналов 80-х годов. (Особое место занимал Н. Лейкин и его школа - представители "объективной манеры".) Восклицания, вопросы, разного рода обращения к читателю, самохарактеристики рассказчика, многочисленные болтливые перебивы повествования - общая черта повествовательной манеры литераторов самых различных стилистических ориентаций.
"Милая головка Людмилы Васильевны опустилась на грудь и две крупные слезинки повисли на ее длинных шелковых ресницах - и это на вторую неделю супружества. О, мужчины! О порождение крокодила! Это я, впрочем, от себя бранюсь, а Людмила Васильевна не бранилась" (В. К. "Бракоразводное дело". - "Стрекоза", 1878, № 24).
"Счастливец! Шагая по Невскому, он мысленно повторял <…>.
<…> В-четвертых, он был счастлив… Но мне кажется, что я вполне доказал уже его благоденствие, а потому предпочитаю последовать за Эльпифодором Селивестровичем и, хотя в качестве постороннего наблюдателя, полюбоваться на его семейное счастье" (В. М-ов. "Душка". Картинка с натуры. - "Стрекоза", 1878, № 39).
"Сбылись ли ожидания Петра Петровича, - какое нам дело, читатель?" (Кодр. "На виноград, в Ялту…" - "Будильник", 1880, № 1).
"Быть может, вам, мои прелестные читательницы, покажется это выражение слишком вульгарным, или даже, чего доброго, дерзким, и потому я спешу оговориться. Это сравнение не принадлежит мне, я заимствовал его у Гейне, который, как это доподлинно известно, был верный поклонник культа женщины и, следовательно, никак не мог сказать что-либо обидного для прекрасного пола" (Веди <Е. А. Вернер>. "Любочка". - "Московский листок", 1882, № 157).
4
Из семи произведений 1881 года три относится к сценкам ("Суд", "И то и сё" - две сценки под одним заглавием), одно - к рассказам от 1-го лица ("В вагоне") и три - к рассказам в 3-м лице: "Двадцать девятое июня" ("Петров день"), "Салон де варьете", "Грешник из Толедо".
Структура повествования рассказов в 3-м лице остается прежней (см. сводную таблицу на стр. 18): в 100 % рассказов обнаруживаются все виды субъективных оценок повествователя.
1. "Что за смесь племен, лиц, красок и запахов! <…> Пыль ужаснейшая! <…> Как хорошо она делает, что прячет свои руки и ноги!" ("Салон де варьете").
"Все почувствовали себя на седьмом небе, но… злая судьба!" ("Двадцать девятое июня". - "Будильник", 1881, № 26).
2. "И глупый Спаланцо отравил свою бедную жену…" ("Грешник из Толедо". - "Зритель", 1881, № 26).