В науке описан феномен амбивалентности – противоречивого отношения родителей к детям: сочетания любви с ненавистью, привычки с неприятием. Это опять-таки находит отражение в штампах нашей повседневной речи. К примеру, в расхожем восклицании: "Наказание ты моё!" Ребёнок – одновременно счастье и кара, радость и тягость, милость и казнь.
В уже упоминавшемся фильме "Что-то не так с Кевином" мальчик произносит ключевую фразу, обращённую к матери: "Если ты привык к чему-то, это вовсе не означает, что ты это любишь. Вот ты, например, ко мне привыкла".
Зачастую такое происходит абсолютно неосознанно, а если и прорывается наружу, то порождает либо комплекс вины ("Я плохая мать!", "Никудышный я отец!"), либо самооправдание ("С детьми так трудно!") и "переадресацию" обид ("Дети сами во всём виноваты!"). Причём проявляется это отнюдь не только в общении с самими детьми, но и (как сказали бы психоаналитики) в "коллективном бессознательном" – то есть опосредованно и символически. Например, в фольклоре и художественной литературе.
Так, народные предания, легенды, колыбельные, прибаутки выпускают на непослушных детишек целую армию потусторонних тварей и мифологических существ. Тут и коварная Баба-яга; и Серенький Волчок, который кусает за бочок; и Коза рогатая, идущая за малыми ребятами; и жестокий старик Бабай; и ужасный Бука, что крадёт и съедает маленьких неслухов; и совсем уж непонятное, а потому самое страшное Чудо-Юдо…
Ещё пуще усердствуют писатели и киносценаристы. Принимая облик беспощадных разбойников, жестоких мачех, хитрых гномов, злых волшебников, большие тиранят и терзают маленьких, обманывают и предают, превращают в безобразных чудищ и ссылают на край света…
Немало в литературе и просто детоненавистников. Вспомним хотя бы учителя Тинте из сказки Гофмана "Неизвестное дитя" – мизантропа и садиста, коловшего ребятишек булавкой. Или мисс Эндрю – грозную гувернантку из "Мэри Поппинс". Или "Ужасного мистера Бяка" Энди Стэнтона. Среди отечественных персонажей назовём парочку злодеев из романа Алексея Слаповского "Пропавшие в Бермудии", которых так и звали – Детогубитель и Детоненавистник.
Но это ещё не всё!
В литературном творчестве сложились три основные метафоры, обозначающие стратегии борьбы с детским непослушанием: "лечение болезни", "лишение возможностей (способностей)", "магическое перевоплощение".
Рассмотрим каждую из них более подробно и соотнесём с описанными выше детскими образами.
Так, метафора борьбы с непослушанием как "лечение болезни" опирается на представление о ребёнке как "недочеловеке": надо избавить малыша от пороков и недостатков – и тогда он станет "настоящим", "полноценным" человеком. Это стратегия приближения к идеалу (личностному и поведенческому). Девиз взрослого: "Иди сюда, я тебя исцелю!"
Но если в реальной жизни путь взросления долог и тернист, то в литературе процесс можно ускорить с помощью волшебного средства. Например, приступ вредности у Майкла из "Мэри Поппинс" пытались лечить инжирным сиропом, а диагноз ставили с помощью градусника, на котором читалось: "Большой шалун и озорник".
В "Приключениях жёлтого чемоданчика" Софьи Прокофьевой с помощью специальных конфет доктор врачевал детишек от злости, коварства, глупости, вранья.
Аналогично – как заболевание, недуг, хворь – определяется непослушание мальчика Пети в сказочной повести Ефима Чеповецкого "Непоседа, Мякиш и Нетак". Поставлен даже диагноз: "обыкновенный капризит, да ещё с выбрыками".
Та же метафора – в основе детективно-медицинского "блокбастера" Льва Давыдычева "Руки вверх, или Враг номер один", только с обратным сюжетом: злодей Шито-Крыто с помощью препарата "балдин" хочет превратить всех ребят в двоечников и лентяев…
Второй метафорический способ борьбы с непослушанием – "лишение возможностей" – представляет ребёнка как "сверхчеловека": нужно устранить аберрации поведения, изъять мутагенные факторы. Иначе говоря, это стратегия "дисквалификации". Девиз взрослых: "Отдай каку!" (под "какой" подразумевается всё странное, непонятное либо мешающее, несущее опасность, причиняющее вред).
Так за высокомерие и излишнюю болтливость мальчик Алёша теряет волшебное зёрнышко, подаренное Чёрной Курицей и позволявшее без труда знать все уроки. Так же за вспыльчивость и грубость у Незнайки перестаёт работать волшебная палочка, с помощью которой тот превратил малыша Листика в осла.
Наконец, третья воспитательная метафора – "магическое перевоплощение" – опирается на образ ребёнка как "нечеловека": недостатки усугубляются до нестерпимости и происходит отлучение от человеческих благ. Девиз взрослых: "Уйди, ты не наш!" Здесь появляются мотивы изгнания и сиротства: ребёнок должен ощутить ценность "человечности"; осознать, какое это счастье – быть хорошим и послушным.
Яркие литературные иллюстрации – сказки Оскара Уайльда "Звёздный мальчик" (за высокомерие и жестокость маленький красавчик превращён в урода), Сельмы Лагерлёф "Путешествие Нильса с дикими гусями" (грубый и непослушный мальчишка уменьшается до размеров гнома), Лазаря Лагина "Старик Хоттабыч" (вредный Гога наказан собачьим лаем вместо членораздельной речи).
Здесь возможна также персонификация карательных функций: полномочия судьи и вершителя наказаний делегируются конкретному персонажу. Как дети изобретают виртуальных компаньонов по шалостям – так взрослые придумывают себе специальных помощников в борьбе за дисциплину и порядок.
Госпожа Метелица обливает смолой нерадивую девицу. Мэри Поппинс заставляет строптивого парнишку бегать вокруг садовой скамейки и воображать, будто он совершает кругосветное путешествие. У сказочника Оле Лукойе два зонтика – разноцветный (для послушных деток) и простой чёрный (для маленьких вредин). Проще всех поступает Морозко – просто лупит посохом неслухов.
Особым рвением на этом поприще прославился Песочный человек из одноимённой сказки Э.-Т.-А. Гофмана. "Это такой злой человек, который приходит за детьми, когда они упрямятся и не хотят идти спать, он швыряет им в глаза пригоршню песку, так что они заливаются кровью и лезут на лоб, а потом кладёт ребят в мешок и относит на Луну, на прокорм своим детушкам, что сидят там в гнезде, а клювы-то у них кривые, как у сов, и они выклёвывают глаза непослушным человеческим детям".
Этакий компрачикос от воспитания!
Иногда маленьких злючек, юных упрямцев и начинающих озорников настигает самонаказание, как, например, в сказочной повести Роальда Даля "Чарли и шоколадная фабрика". Своевольные дети игнорируют предупреждения владельца шоколадной фабрики Вилли Вонки и оказываются жертвами своих же ошибок и пороков. Так, мальчика, чересчур много смотревшего телевизор, растянули до трёхметровой длины и пропорций спички; из девочки, непрерывно жевавшей резинку, выдавили сок. Жадный и прожорливый мальчишка сильно похудел; избалованная девочка прокатилась по мусоро проводу…
Таковы три основных литературных метода борьбы с детской вредностью. В действительности им соответствуют не менее известные и испытанные поколениями средства воспитательного воздействия:
♦ нравоучения и нотации (не отсюда ли образное выражение "не лечи меня"?);
♦ наказание посредством лишения (сладостей, игрушек, подарков, развлечений);
♦ осмеяние и позор (поставить в угол, на горох, выпороть, закрыть в тёмной комнате и т. п.).
Более подробный разговор об этом пойдёт в следующих главах.
Возвращаясь к литературному творчеству, заметим: иногда взрослые чересчур увлекаются ритуальным "сведением счётов" – и тексты назидательно-поучительной направленности смахивают на образчики жанра "хоррор" или те же "садистские стишки".
Пожалуй, самый известный, ставший уже хрестоматийным пример – популярная в начале прошлого века книжка стихотворных рассказов "Стёпка-Растрёпка". Покуда деревенские родители по старинке стращали своих неслухов Серым Волчком и Бабайкой – горожане воспитывали шалунов и проказников на "высоких" поэтических образцах.
Вот, скажем, маленькая баловница со спичками сгорает в огне. Причём сколь детально и как выразительно…
Горит рука, нога, коса
И на головке волоса;
Огонь проворный молодец –
Горит вся Катя наконец…
Сгорела бедная она,
Зола осталася одна…
А несчастный мальчик Петя, всего-навсего нарушивший обещание не сосать пальцы, волею "доброго" автора лишается их вовсе. И, думаете, как? А вот так:
Крик-крак! Вдруг отворилась дверь,
Портной влетел, как лютый зверь;
К Петруше подбежал, и – чик!
Ему отрезал пальцы вмиг.