— О Уильям! — воскликнула Каролина и обняла мужа. — Какой ты замечательный человек!
— Ну что ты!
— Уильям, я подумала; что стоит поговорить с тобой откровенно об этом.
— Мы уже говорим об этом, дорогая, и можем вернуться к этому в любое время, когда только тебе вздумается. Раз уж мы живем вместе, нам следует быть откровенными друг с другом.
— Но, Уильям, речь идет не только о моих чувствах.
Я хотела сказать тебе, что.., я очень хочу видеть свою дочь, чтобы узнать, где и как она живет. И еще…
— Нет, Каролина, — решительно отрезал Уильям каким-то странным, почти чужим голосом.
— Но, Уильям, я только хотела…
— Нет, Каролина, — повторил он. — Очень сожалею, но это — единственное, о чем тебе не следует говорить со мной. Я люблю тебя и уже давно забыл все, что произошло с тобой до нашей свадьбы. Но ты не должна просить вернуть твоего ребенка. Я не вынесу этого.
— Но почему? Почему ты не хочешь сделать это, если утверждаешь, что по-прежнему любишь меня?
Уильям, я постоянно думаю о ней и не могу ее забыть.
Она мне снится почти каждую ночь. Что же мне делать?
Сначала все было вполне терпимо, но во время моей последней беременности я просто потеряла рассудок.
Это ужасно, Уильям. Это хуже любой болезни. Пожалуйста, помоги мне, Уильям. Пожалуйста!
— Каролина, я уже сказал, что готов оказать тебе любую помощь, но я не допущу, чтобы здесь жил чужой ребенок. Ты же согласилась тогда со мной.
— Это мой дом, Уильям, — решительно возразила Каролина, сама удивляясь своей храбрости. — А посему я считаю себя вправе делать то, что считаю нужным.
— Да, ты можешь делать здесь все что угодно, — тихо ответил он, — но тогда я здесь не останусь.
Он резко повернулся и вышел из комнаты.
Немного посидев одна, Каролина поднялась. Проходя мимо кабинета Уильяма, она услышала, что ее муж плачет. Она пришла в отчаяние из-за своей жестокости к нему.
— Уильям, я очень сожалею, — повторяла она вновь и вновь, когда поздно вечером они лежали в постели. — Я совершила ужасную глупость, проявила неблагодарность. Ты всегда был таким добрым и щедрым по отношению ко мне, а я проявила бессердечность. Мне не следовало этого говорить. Пожалуйста, прости меня.
— Я прощаю тебя, — сухо ответил он, — но отнесись к моим словам со всей серьезностью. Давай покончим с этим раз и навсегда. Я не могу позволить тебе взять в дом этого ребенка, во всяком случае, пока нахожусь здесь. Очень жаль, но это выше моих сил.
— Понимаю, — сказала Каролина. — Я все прекрасно понимаю. Обними меня покрепче, Уильям, пожалуйста. Я хочу показать тебе, как сильно я тебя люблю.
— Леди Хантертон, конечно, вы вправе забрать своего ребенка, но я бы не советовал вам этого делать. Ей всего лишь десять месяцев. Она в хорошей семье, ее никто не обижает. Зачем же травмировать девочку и ее новых родителей?
— Они не ее родители.
— Да, но они сделали все, чтобы стать ее родителями.
— Вы адвокат, поэтому нам лучше обсудить юридические, а не моральные аспекты этой проблемы.
— Хорошо, леди Хантертон.
— Так вот, я не требую, чтобы мне немедленно вернули мою дочь, но вместе с тем я не желаю подписывать никаких бумаг и брать на себя никаких обязательств.
Я должна подумать.
— Да, леди Хантертон. Разумеется, никто не заставит вас подписать эти бумаги. Юридически это невозможно.
— Хорошо.
— Джек, я же говорила тебе, что из этого ничего хорошего не выйдет, — сказала Каролина, придя к своему другу в погожий осенний день. — Стоило мне заикнуться об этом, как он пришел в ярость. Я уже отказалась подписать бумаги, связанные с удочерением моего ребенка, но, признаюсь, не понимаю, зачем это сделала. Я только усложнила всем жизнь. И прежде всего себе.