Я не настолько наивна, чтобы винить всю мужскую половину рода человеческого в том, в чем, по сути, сама виновата. К тому же ненависть — такое изнуряющее, бессмысленное чувство. Вы согласны?
— Полностью, — кивнул Джейк, не переставая гладить ее пальцы. — Но, — продолжал он, — не сомневаюсь, многие, пожалуй, даже очень многие, искали бы облегчения, обвиняя и ненавидя весь белый свет. — Оставив пальцы, он скользнул ладонью от запястья к ее локтю.
Сара подавила благодарный вздох, но трепет наслаждения не сумела побороть.
— Вы… — Ей пришлось сделать паузу, чтобы перевести дыхание и проглотить комок в горле. — Вы правы. Мудрое замечание, — сказала она негромким прерывающимся голосом.
Джейк улыбнулся и провел пальцами по ее плечу до самой шеи.
— Я ведь не раз и не два объезжаю свой квартал.
Указательный палец погладил кожу над воротничком.
Сара почувствовала, что ей трудно дышать.
— В… в связи с вашими обязанностями? — Голос ее понизился до еле слышного шепота.
— Мм… — кивком подтвердил Джейк и, соскользнув с валика, оказался рядом с ней, почти вплотную, так что она чувствовала его упругие мышцы, жар, исходящий от его тела. — Обязанностями полицейского, — пробормотал он, щекоча ей ухо своим горячим дыханием. — Насмотрелся я на грубость, пока ходил и колесил по стране.
Откуда-то изнутри — из самых глубин ее женского естества — ее обдало влажным теплом, по телу пробежала дрожь. А его рот уже приник к ее, и тепло жидкой лавой потекло по жилам.
— Где мы? Где мы? Где? — бормотал Джейк у самых ее губ, источая пьянящий винный дурман.
Где? На пути к безумию? Она уже не могла произнести ответ, мелькнувший в затухавшем сознании. Ну и пусть. Не имеет значения. Джейк знает, где они, куда держат путь и как туда добраться.
Его рот снова приник к ее. Тесно, еще теснее. Он пытался разомкнуть ее губы. Разомкнул. Кончик языка сделал пробу. И прорвался, проник в ее рот, и в ту же минуту ладонь Джейка накрыла ей грудь.
Прибыли. К месту назначения.
Разум отключился. Верх взяли чувства. Всепоглощающие чувства. Разлившееся по телу тепло стало жаром, судорога пробежала по спине, спустилась ниже. Губы Джейка стали жесткими; поднявшись к ее небу, его язык настоятельно требовал ответа, ответа, отказать в котором она была не в силах. И пока его язык вовлекал ее в эту первозданную эротическую игру, ее руки сами собой поднялись и обвили его крепкую шею, и вся она теснее прижалась к нему. Страстный, волнующий рык вырвался у него из горла. Ладонями Джейк охватил ее груди, пальцы призывно теребили соски, исторгая из Сары протяжный тихий стон.
Что-то, екнув, оборвалось у нее в животе.
Идти до конца?
Что-то екнуло, царапнуло у нее внутри — так, наверно, следует определить это ощущение, молнией пронеслось у нее в голове. И тут же эту мысль вытеснила внезапная лавина чувств — чувств, вызванных легким, как дуновение, прикосновением его губ к коже за ухом, чувств, рожденных скольжением его пальца от уха к подбородку, чувств, все усиливавшихся, пока его рот перемещался от ее подбородка к трепещущим губам, и чувств, еще более сильных, властных, обжигающих, которые вспыхнули, когда ее рот оказался во власти приникших к нему губ Джейка.
Собрав жалкие остатки своей хваленой трезвости, Сара откинула голову на спинку дивана.
— Я… о… Джейк, — с трудом выдохнула она, отрывая взгляд от пламени, бушевавшего в его синих глазах, и ошалело уставившись на подрагивавший у нее в руке фужер. — Боюсь, я расплескаю вино.
— Эту беду легко предотвратить. — Склонившись над ней, он взял у нее фужер и поставил на край столика у дивана. — И вся недолга. — Но не отстранился, а, напротив, вытянулся рядом во всю длину своего тела.