Как только пропадало нужное освещение, он начинал тщательно мыть свои кисти и заводить разговор о том, куда им лучше сходить пообедать.
Он рассказал Мэг о себе: в какой школе учился, как проводил каникулы в Корнуолле вместе с родителями, после чего окончательно решил стать художником. Питер также рассказал о своем брате, который, как ни странно, работал бухгалтером. Он вкратце поведал Мэг о том, что вследствие развода родителей их семья распалась на два лагеря.
Однажды, оставив в покое мольберт, он медленно направился в сторону Мэг, посматривая на нее то с одной, то с другой стороны.
– Не двигайся… Не шевелись, – скомандовал он, когда она повернулась к нему лицом. – Мне нужно видеть твои распущенные волосы.
Протянув руку, он расстегнул замок старомодной заколки, которая держала ее собранные на затылке волосы. Приподняв их обеими руками, он затем разметал их прямо по лицу.
В этот момент ей очень захотелось убежать или спрятаться, потому что она вспомнила про дядюшку Седрика, который очень любил играть с волосами девочек-сестер, гладить, расчесывать и даже иной раз сильно дергать за пряди. Но Мэг заставила себя сидеть смирно. Так или иначе она имела дело с художником, которому хотелось видеть свою модель в определенном виде. Мэг продолжала сидеть неподвижно даже тогда, когда он зачесал ей волосы за уши, придав какую-то чашевидную форму ее лицу. Совершенно неожиданно он предупредил: – Нет. Пока еще нет. Не готово. – Сказав это, он снова вернулся к мольберту.
В ответ Мэг не сказала ни слова, чувствуя только, как заливается краской ее бледное лицо. Но Питер, похоже, даже не заметил этого.
Они долго гуляли по склонам, заросшим побуревшим папоротником, порой забредая в мрачные расщелины среди скал. Мэг больше всего любила такие прогулки, когда и без слов было ясно, что между ними крепла настоящая дружба.
Однажды Питер решил поехать в Сент-Айвс, где проходила ретроспективная выставка художника Джеральда Скейфа, умершего несколько лет тому назад. Мэг была уверена, что они доберутся до выставочного зала на автобусе или поезде. Но вопреки ее ожиданиям они отправились пешком через вересковые пустоши, отделявшие южную часть полуострова от северной, следуя по пешеходным тропинкам, которые были почти незаметны в разгар лета, когда папоротник становился по пояс вышиной. Дорога из Халстауна была довольно легкой, поэтому они пренебрегли ею, обогнув холмы со стороны горы Книлз, и довольно скоро достигли города.
Стоял полдень, и бледное солнце изо всех сил старалось пробиться сквозь пелену облаков. Питер потащил ее на пляж Портмеор, где волны неустанно омывали отлогий песок.
– Давай поплаваем! Мы вспотели от долгой ходьбы, и потом, ведь рядом берег. Ну, давай раздевайся, – сказал он, стаскивая с себя блузу.
– Но у нас нет купальных костюмов, полотенец. Питер, как же мы можем…
Но Питер уже стоял в одних трусах, снимая с себя носки и посмеиваясь, как возбужденный школьник.
– Что ты как старая дева? Хотя бы раз в жизни стань безрассудной. Давай же!
Не дожидаясь, пока она разденется, он побежал на отмель. Затем, постояв в ледяной воде, беспомощно взглянул в сторону Мэг. Закатав внизу джинсы, Мэг медленно направилась к воде.
– Ну давай же, скорей! – Он уверенно поплыл туда, где бушевала морская волна, в то время как Мэг оставалась на мелководье. Быстро проплыв определенный участок моря, он затем повернул обратно и, оказавшись у берега, распластался, как тюлень, прямо перед ногами Мэг. Он пыхтел, и брызгался, и кричал.
– Только не говори мне, что боишься воды! Ты уже должна была измениться.
– Я не боюсь воды! И ни капельки я не изменилась! – возразила Мэг, обнимая себя руками. Было очень зябко, и, кроме того, Мэг очень смущал вид стоявшего в коротеньких плавках Питера.