Единовластие материи пало. На ее место приходит господство духа и нравственных ценностей. Мы никогда не оспариваем существования, цели и необходимости материального в мире, но теперь и на века мы оспариваем "единовластие" материального.
Мы тем самым поражаем в самое сердце тот образ мыслей, который соорудил золотой телец, и который рассматривал его как смысл и центр жизни.
Мы осознали, что изменение естественного соотношения материи и духа убило бы в нас всю силу, всю веру и всю надежду.
Начав с этого, мы нашли нашу самую сильную нравственную силу в непоколебимой вере в то, что мы, если мы включимся в первоначальный смысл мира – а он подразумевает подчинение материи духу – преодолеем любое сопротивление и победоносно разгромим сатанинские силы, которые собрались для нашего уничтожения.
Духовное
Кроме денег, отсутствовало еще и другое: программа. У нас совсем не было программы. Это наверняка удивит многих. Политическое движение без точной программы? Однако мы не были людьми, которые сблизились из-за того, что мыслили одинаково, но мы стояли вместе, так как мы чувствовали одинаково, так как у нас были одинаковая духовная позиция и душевный стан.
Это духовная позиция была знаком того, что статуя богини "Разума" должна была вскоре упасть со своего постамента. То, что мир соорудил вопреки воле Всемогущего, мы, не обесценивая и не отвергая, поставим на то место, которое ему подобает: разум должен служить Богу и настоящей жизни! Пусть у нас не было ни денег, ни программы, но зато мы сами несли Бога в наших сердцах, и он давал нам непобедимую силу веры.
Против подлости
Наше первое появление заливали потоком ненависти и насмешек. Оба лагеря "Лиги" прекратили все отношения с нами. Ясские студенты покидали нас. Теперь атаки "кузистов", которые до сих пор нападали на "верных уставу", были направлены против нас как ядовитые стрелы. Эти раны не были болезненны, но внутри нас охватывал ужас от того, сколько открывшейся низости и подлости мы увидели в этих людях. За короткое время нам отплатили за все, что мы до сих пор сделали для "Лиги", в форме нападок и самых тяжелых оскорблений. Мы чувствовали не только слепую ненависть, но мы также в первый раз узнали обнаженную бесхарактерность.
Нас называли "эксплуататорами национальной идеи ради личных интересов". Мы раньше не считали возможным, что те, которые всего лишь год назад били себя в грудь и требовали возмещения своих мнимых страданий, наберутся наглости, чтобы бросать это обвинение в лицо именно нам. Скоро мир с удивлением узнает, что и мы "продались евреям". Вскоре против нас напишут лживые статьи, и, конечно, найдутся крестьяне, которые поверят в это и отвернутся от нас. Теперь оскорбления, которые никогда не посмели бы из страха нанести нам наши враги, в лицо нам бросали наши прежние друзья, не краснея от стыда.
Если действительно было бы правдой то, что мы, которые так много прошли и перенесли, могли бы дойти до такой низости и все вместе продаться врагу, тогда вообще оставалось бы лишь одно: заложить динамит под этот народ и безжалостно взорвать все! Так как народ, который порождает таких подлецов, какими якобы были мы, не достоин жить ни часу больше.
Но если, однако, то, что распространялось о нас, неправда, тогда изобретатели и распространители этой лжи были подлецами, подрывающими и расшатывающими веру народа в его будущее и в его миссию. За их преступления ни одно наказание не было бы слишком тяжелым и слишком суровым. Какая вера могла бы быть у народа в его победу и в его будущее, если он в разгар борьбы за его права на жизнь слышит, что мы, которых он носил на руках и возлагал в нас свои самые святые надежды, продали и предали его. Воспоминания о тех мрачных днях я оставляю тем, кто их пережил. Вам, моим товарищам и свидетелям тех часов, я тогда сказал:
"Вам не нужно бояться этих карликов, так как тот, у кого такая грязная душа, никогда не победит! Эти люди еще будут падать всем вам в ноги, и будут стоять перед вами на коленях. Но тогда вы забудете про сочувствие! Потому что не осознание вины перед вами поставит их на колени, а низость! И если все черти и злые духи ада нападут на нас, мы останемся непоколебимы и преодолеем и смерть, и дьявола!"
Мрак в этом мире можно победить не тьмой, а только ясным светом, который сияет из души героического и честного человека, для которого честь значит больше, чем победа или смерть.
Все же, однако, и через этот заградительный огонь ненависти и подлости с первого дня к нам приходили люди и собирались в нашем легионе как в безопасной гавани. Они находили у нас новые надежды. Это были такие люди как Кристаке Соломон, человек большого ума, активности, мужества и чести. Рядом с ним несколько достойных мужчин, дипломированный инженер Климе, Бланару, адвокат Милле Лефтер и много других.
Все они были когда-то старыми и выдающимися борцами "Лиги". Теперь они производили на меня впечатление людей, потерпевших крушение, корабль которых поглотили штормовые волны. Они были выброшены на наш маленький остров, обессилевшие и измученные. Здесь они надеются, что обретут внутреннее спокойствие и новую веру в будущее. Генерал Макридеску говорил нам:
"Хотя я стар, но, все же, я пойду с вами и помогу вам и буду вам содействовать, но только при одном условии: никогда больше не подавайте руку к примирению тем бесчестным. Это вызвало бы у меня отвращение и горько бы разочаровало".
Также профессор Гаванескул начал интересоваться нами и нашей работой.
Первые истоки нашей легионерской жизни
Четыре главных направления указывали нам вначале нашу дорогу:
В первую очередь: вера в Бога. Мы все верили в Бога. Безбожников среди нас не было. Чем больше нас атаковали со всех сторон, чем более одиноко мы себя чувствовали, тем тверже мы верили в Бога и поддерживали диалог с великими умершими предками нашего народа. Это придавало нам непредвиденную силу и позволяло нам со спокойной невозмутимостью переносить все удары.
Затем: вера в нашу миссию. Мы не могли никому привести пусть даже самое незначительное доказательство возможности победы. Нас было так мало, мы были так молоды, так бедны, нас так ненавидел и преследовал весь мир, что все говорило против нас, и по тогдашнему положению вещей не было ни малейшей перспективы на победу хоть когда-нибудь. И, все же, мы маршировали вперед, так как мы верили в нашу миссию, и наша вера в наши силы и в жизненную силу нашего народа не знала никаких границ.
Дальше: взаимная любовь. Некоторые товарищи были знакомы уже давно, их связывали сердечные отношения. Другие были большей частью школьниками и студентами первого или второго семестра, которые не были знакомы раньше. С первого момента узы сердечной любви объединили нас, как будто мы были братьями и знали друг друга уже с детских лет. Мы нуждались в душевном равновесии, чтобы суметь выстоять. Эта взаимная любовь внутри нашего легиона должна была стать силой, которая в своей силе и полноте могла оказывать сопротивление тому давлению ненависти, которое снаружи било по нашему дому. Жизнь в нашей "ячейке" не была официальной и холодной жизнью. Здесь не было строгого разделения между руководителем и подчиненными, с показухой, энергичными речами и начальственными манерами. В нашем легионе царили братские отношения. Легион был большой семьей. Здесь не было грубого казарменного тона. У нас каждый чувствовал себя как дома в кругу его семьи. К нам приходили не только, чтобы получать приказы, у нас было нечто большее. У нас была братская любовь, дружеское слово, час душевного отдыха, слово поощрения и стимула, товарищеское утешение и помощь в беде и нужде. Не дисциплина казарменного двора требовалась от легионеров, а в первую очередь порядочность, верность, готовность к борьбе и к работе.
Наконец: песня. Мы двинулись в наш поход, не продумывая заранее проблемы, не ломая себе голову ночи напролет над пунктами программы, не ведя многочасовые жаркие дискуссии, без фундаментальных философских соображений, без заседаний и так далее. Вероятно, из-за того, что мы опустили это все, единственной возможностью выразить нашу духовную позицию и наше внутреннее состояние была песня. Мы пели песни, которые были нам по душе и соответствовали нашей позиции. Эти песни придавали нам силу. Мы пели старые песни о героях и боевые песни, мелодия которых происходила из эпохи Штефана Великого, из пятнадцатого века, и передавалась по наследству от поколения к поколению. Это значит, что Штефан Великий под звуки этих песен пятьсот лет назад как победитель въезжал в Сучаву. При звуке этих песен мы снова переживали те отзвучавшие времена румынского величия и румынских побед. Мы перескакивали как бы через полтысячелетия и несколько мгновений жили вместе со старыми солдатами и лучниками Штефана Великого и даже с ним самим. Мы пели песни Михаила Храброго, песни Аврама Янку, песни, под звуки которых молодые товарищи из нашего военного училища двинулись в 1917 году на фронт, и мы пели пламенную песню студентов: "Проснись, румын!" Мы сделали эту песню гимном легиона.
Чтобы петь, нужен определенный душевный склад, нужна гармоничность души. Тот, кто выходит на разбой, или собирается совершить несправедливость, не может петь, как и тот, сердце которого преисполнено гнева и страстей, и у его души не хватает сил для веры.
Потому, легионеры настоящего и будущего, всякий раз, когда вам понадобится снова ориентироваться на направление и дух нашего легиона, обратитесь к этим четырем краеугольным камням нашей жизни и ориентируйтесь на них.