Мы к нашему большому негодованию обнаружили, что двери собора заперты цепями и охраняются жандармами. Там мы все преклонили колени, обнажили головы и помянули мертвых, посреди улицы, из-за закрытой церкви, доступ в которую верующим не запрещали даже язычники. Случайно мимо проходил священник Штиубеи. Он увидел нас, подошел к нам и прочел нам молитву. С обнаженными головами мы затем молча пошли к университету. Евреи из окон и дверей их лавок бросали вслед нам взгляды, похожие на отравленные стрелы.
На наружной лестнице здания университета нас уже ожидали представители власти с многочисленными чиновниками службы безопасности. Они сообщили нам, что министерство внутренних дел запретило собрание. Прокурор просил нас разойтись. До глубины души возмущенный этим, я взволнованно закричал ему:
"Господин прокурор, насколько я знаю, мы живем в правовом государстве! Конституция предоставляет каждому свободу митингов и собраний. И вы лучше меня должны были знать, что никакой министр просто не может лишить нас прав, которые нам предоставляет Конституция. Поэтому я прошу вас, именем закона, который не мы, а вы сами попираете ногами: освободите вход немедленно!"
Мы все были чрезмерно ожесточены. Меньше часа назад мы столкнулись с подлостью, когда нам цепями закрыли дверь собора, чтобы воспрепятствовать нашей молитве. Теперь нас пытались спровоцировать и унизить, препятствуя войти в наш собственный дом, в университет. Действия властей были открытой насмешкой над всеми законами. Для нашего терпения этого было уже слишком много. Мы атаковали здание университета и в драке заставили обратиться в бегство всех, кто стоял у нас на пути. Начался ожесточенный рукопашный бой, в ходе которого мы заняли наш университет силой.
Тринадцатый пехотный полк, пришедший с опозданием всего на мгновение, окружил здание университета. Мы забаррикадировались и защищали входы изнутри. Перед каждым окном патрулировали трое солдат с винтовками с примкнутыми штыками.
В таком малоутешительном положении в полдень в аудитории юридического факультета открылось заседание. Участники были бледны от возбуждения и обиды из-за того, что произошло перед собором и перед зданием университета. Гнетущее настроение царило в пустом зале. Лица всех выражали тревогу: что произойдет, если военные перейдут в наступление и атакуют университет? Никаких речей не было. Все чувствовали серьезность ситуации и предвидели, что назревают серьезные события. На первый день меня выбрали председателем. Мы начали с острого осуждения произошедшего. Некоторые брали слово и протестовали. Затем начались совещания о развитии и дальнейшей борьбе нашего движения. Какую позицию следовало бы нам занять в наступающем семестре? Должны ли мы капитулировать и сложить оружие? Это было невозможно! За что же мы тогда боролись целый год? Неужели всем нашим успехом будет лишь то, что нас унижали и били?
Должны ли мы продолжать борьбу? Это тоже было возможно лишь с большим трудом. Силы студентов были уже на исходе. Они больше не выдержали бы второго года борьбы. Все же Моца, Тудосе Попеску, Симионеску и я выступили за то, что борьба в любом случае должна продолжаться. Речь шла о жертве! Наше отступление не могло принести нам ничего кроме вреда и унижения. Но из наших жертв должно было, наконец, родиться благо для нашего народа.
Около восьми часов вечера начало смеркаться. С улицы доносились шум и крики. Константин Панку, старый борец 1919 года, собрал вокруг себя студентов и многочисленных жителей Ясс. Они попытались атаковать университет, чтобы передать нам несколько мешков хлеба. Мы бросились к окнам и выглянули наружу. Демонстранты проломили оцепление у гостиницы "Туфлин". Стремительно они поднимаются на холм. Второе оцепление на улице Корои тоже проламывается после тяжелого столкновения. Затем и третье. Крики "Ура!" долетают к нам вверх. Уже мы готовимся, чтобы вырваться. Там наши освободители больше не могут прорвать четвертое оцепление солдат. Панку несет мешок хлеба на плече и кричит громким голосом: "Освободите наших ребят!" Слезы радости стоят у нас в глазах. Мы выступали за наш народ – и вот теперь приходит он, наш народ, и не оставляет нас одних!
В девять часов вечера начинаются переговоры с властями. Наполеон Крецу ведет их для нас. Власти обещают всем свободный выход при условии: выдать Корнелиу Зелю Кодряну! Студенты возмущенно отказываются.
В одиннадцать часов вечера нам сообщают, что мы можем покинуть здание в группах по трое. Власти надеются, что таким образом задержат меня у входа. Мы принимаем условие. Каждые пять минут здание университета покидают по три студента. У входа их внимательно осматривают четыре полицейских комиссара и чиновники уголовной полиции. Они ищут меня. Я быстро избавляюсь от моего румынского национального костюма, даю его одному товарищу и надеваю гражданский костюм. Затем я выхожу с Симионеску и с еще одним. Я открываю большую входную дверь и роняю как бы случайно несколько монет. Когда монеты со звоном падают на каменный кафель, чиновники уголовной полиции смотрят вслед им и кричат нам: "Вы потеряли деньги!" Мы наклоняемся к земле, отворачиваем лица и ищем. Полицейские тоже наклоняются и помогают нам в этом. Симионеску беседует с ними. Он пытается зажечь спичку. Между тем я уже убежал.
Во всей таинственности продолжение заседания переносится на следующий день в монастырь Четэцуя за городом. Я переодеваюсь кочегаром и прокрадываюсь наружу. Когда я прихожу, даже товарищи не узнают меня в первый момент. Сегодня председательствует Ион Моца. Мы выставляем дозорного и работаем в полном спокойствии. С нашего холма каждого человека можно увидеть уже на расстоянии двух километров. До позднего вечера мы остаемся вместе. Делаются предложения и принимаются решения. На этом заседании 10 декабря объявляется национальным праздником студенчества.
На третий день мы продолжаем наши обсуждения в маленьком лесу на холме Галата. Принимаем решение продолжать борьбу. Выбирается руководящий комитет, который должен разработать директивы для работы студенчества всех университетов. В этот комитет входят: Ион Моца из Клужа, Тудосе Попеску из Черновцов, Илие Гырняца из Ясс, Симионеску из Бухареста и я. Созданием этого комитета окончательно устраняется прежнее руководство бухарестского студенчества, которому очень сильно недоставало решимости и энергии. Внешне оно некоторое время еще существует, но студентами, тем не менее, больше не руководит.
Теперь в первый раз публично принимается новый лозунг: борьба против политических партий. Эти партии – это чуждые народу сообщества интересов. Нужно пробудить веру в новое румынское движение, в движение, за которое студенты публично признают свою ответственность и которое они поведут к победе. Это движение называется: "Лига христианско-национальной защиты".
На четвертый день мы закончили наше совещание в доме госпожи Гики. Заседание заканчивалось. Вечером студенты снова поехали в их университетские города. Я ехал в Кымпулунг, чтобы подготовить большой съезд "Лиги" в Буковине. Профессор Куза и все руководители движения должны были принять участие в нем. Только с большим трудом мне удалось проехать. Власти издали приказ о моем аресте.
В поездке я еще раз с радостью размышлял о наших решениях, которые мы приняли на этом заседании. Встреча прошла под знаком нашего боевого духа. Больше всего я радовался, что наша группа получила нового борца: Иона Моцу, председателя студенческого союза Клужа.
Съезд "Лиги" в Кымпулунге
Съезд в Кумпулунге происходил 17 сентября 1923 года. Его проведение стало возможным только после тяжелой борьбы, так как правительство запретило его и вызвало из Черновцов войска под командованием полковника. Власти были решительно настроены на то, чтобы предотвратить заседание любыми средствами. Доступы к городу были перекрыты сильными воинскими подразделениями. Мы собрали наши силы у западного входа в город напротив Садовой и Пожориты. Там мы прорвали военные оцепления с помощью крестьянской гвардии из Дорна-Ватры и Кандрени. Мы охраняли длинный обоз, состоявший из нескольких сотен крестьянских телег, которые блокировали проезд более одного часа.
Народное собрание проводилось на кладбище у городской церкви. На нем выступали: профессор Куза, мой отец, доктор Кэтэлин, председатель буковинской организации, Тудосе Попеску, братья Октав и Валериан Дануляну, которые с пылающей душой организовали этот впечатляющий конгресс вместе с доктором Кэтэлином.
Горные крестьяне с длинными волосами в одежде их отцов собрались вместе в их городе, придя по призыву длинных пастушьих рогов, многочисленные и готовые к борьбе как никогда прежде. Они верили, что пришел час, которого их отцы ждали веками, час, когда румын отрубит голову еврейской гидре, чтобы, наконец, самому стать господином своей земли, с ее горами, ее реками и ее городами. Они с трудом вынесли на себе тяжелое бремя войны. Их кровь проливалась на всех фронтах и создала Великую Румынию. Но к их большой боли и глубокому разочарованию Великая Румыния не принесла того, чего они ожидали. Великая Румыния отказалась освободить их от цепей еврейского рабства. Великая Румыния снова отдала этих крестьян для эксплуатации евреям, принесла им наших политиканов, которые приказывают наказывать их плетьми и бросать в тюрьму, стоит им лишь решиться потребовать назад свои исторические права, украденные у них. Все леса Буковины, все те покрытые елями высоты, которые принадлежат к фонду румынской православной церкви, которая и сама тоже стала политизированной и переполненной чужаками, отданы в эксплуатацию еврею Анхауху. Этот еврей платит за кубометр сплошной древесины позорную цену всего в двадцать пфеннигов, тогда как румынский крестьянин должен платить за это же целых девять марок!