Что бы Леха ни предпринимал, он сваливал все на меня. В классе первом- втором я сильно увлекся "поджигушками" и самопалами, как их еще называли. Заготовки - трубки стальные и медные - доставали мы на заводе, порох - в магазине "Спорттовары", позже - в "Охотнике", а до этого брали просто головки от спичек. Леха метко стрелял, и с верхушек деревьев сразу падало несколько воробьев, круживших обычно с чириканьем тучами над нашим домом.
За свинцом для дроби и отливки пуль мы ходили на стрельбище стадиона "Динамо" или срывали свинцовые провода, что использовались для радио. Чтобы попасть на стрельбище, надо было залезть по ровной, высотой метра в четыре стене, а потом, пройдя по пулеотражающему бетонному козырьку, спрыгнуть вниз. Так мы как-то и сделали, но тут на нашу детскую беду возник директор стрельбища, полковник милиции в отставке. Он шел от единственного входа, держа в руках хлыст от удилища. Бежать было некуда, и директор до кровавых рубцов отхлестал нас, издеваясь и заставляя лезть под ударами по голым кирпичам вверх по стене.
Потом мы ему отомстили. Забравшись на чердак, стали заряжать "поджигушки". Леха твердил: "Заряжай больше, а то не убьет". Трубка на моем оружии была медная, под мелкокалиберный патрон 5,6 мм, и забил я ее почти "под завязку", засунув пулю и затолкав сверху вместо пыжа гильзу, хоть и было предчувствие, что не выдержит.
Лехина - была с длинным стальным стволом, толстыми бортами, и туда под закат входила "волчья" картечь. Мы залезли на бетонный пулеотражатель, и в это время как раз вышел наш мучитель и, поставив тазик с водой на подставки для упорной стрельбы с прицелом, начал мыть тряпочкой обувь.
Я чиркнул - присыпка сгорела, и Леха выстрелил сам, в последнюю минуту чуть изменив направление руки, так что с выстрелом в тазике брызнул фонтанчик, и пули, прошив его насквозь, вызвали струи воды толщиной с детский наш пальчик.
Мужик одурел, а, увидев детей, стал кидать в нас оболомками кирпичей. Мы же спрыгнули и убежали, довольные, что хоть и не попали, но отомстили.
По дороге я попытался выстрелить, и как чувствовал, трубку разорвало, поранив кожу на руке, а весь пороховой заряд влетел мне под кожу на лице, и я был конопатый. Еще долго из-под кожи вылезали крупные пороховые частицы.
И у Лехи, и у других ребят в центре Грозного сидела в душах шовинистическая ненависть, привитая им родителями и просыпающаяся время от времени в высказываниях типа "Зверьки", "Шакалы", "Чехи", как ко мне, так и ко всем вайнахам. Вражда со стороны, особенно русских и их представителей, что остались от казачества, выливалась в массовые драки и избиения.
Так, в 1957 году русские, протестуя против возвращения чеченцев и ингушей на свою историческую родину, подняли восстание, захватив здание обкома КПСС, Главпочтамт и другие государственные учреждения, что по тем временам было неслыханно, и убив попавших по пути случайно вайнахов.
Все подобного рода акции в этой стране начиная с 1917 года организовывало ЧК, ОГПУ, НКВД, а тогда спланировало КГБ, - жертвы были запрогнозированы, и войскам был отдан приказ на открытие огня. Это действо, разработанное по настоянию первого секретаря обкома КПСС Яковлева и начальника КГБ по ЧИАССР, должно было дать основание убедить Хрущева в опасности возвращения чеченцев и ингушей в их родные дома.
Войска подавили восстание, Н.С. Хрущеву пришлось, опасаясь давления Запада, продолжить возвращение коренного населения, но ненависть, взлелеянная веками, осталась: имперский шовинизм, смешанный с хамством.
И ненависть росла в детях. Тогда приходилось нам каждый день драться, отстаивать честь.
Рядом со школой находилось ПТУ, и меня, второклассника, подкараулили двое. Один взял за волосы и ударил лицом о колено. Нос съехал в сторону и хлынула кровь, в глазах "поплыло".
В городе часто случались большие драки, напоминавшие древние войны. Между "Сахалином", где жили преимущественно казаки-староверы, и "Центром", между поселком Кирова с русским населением - и Алхан- Юртом, в издевательство названным "Ермоловкой", так, что вводили войска и устанавливали "комендантский час".
Мы также вынуждены были объединиться в "кодлу", где были два чеченца, три ингуша, два армянина, двое русских и иногда один еврей - ныне американский писатель Александр Наумович Минчин, тогда просивший его защищать, провожая от школы домой. Его родители преподавали в университете, и впоследствии, когда к отцу приходили студентки домой сдавать зачеты, Сашка это использовал. Выставляя все имевшееся в родительском баре и обещая уладить с отцом проблему зачета, как-то он упустил из виду, что одна девушка опасается забеременеть. Тут Сашка вспомнил про презервативы, попадавшиеся ему на глаза под отеческой кроватью. Но как пользоваться ими - не знал, ведь было ему тогда 15, и в школах не преподавали, как надевать советские презервативы по 4 копейки, которые впору и на осла были.
Промучавшись, Минчин догадался: "Эврика!", натянул резину на палец и, токуя, приближался к студентке. На что та робко заметила: "По-моему, это как-то не так делается…". "Да нет, так!", сказал Сашка, дрожащей рукой вводя его ей внутрь, и с налету запрыгивая, опасаясь: как бы не передумала.
…Как-то в детстве, а было мне лет 8–9, наш отец только вернулся из ГУЛАГа и, устроившись работать в сельское хозяйство, взял меня с собой в Шелковские буруны на пастбище. Что особо врезалось в память. - это ковыль, который подобно фантастическому морю колыхался волнами, переливаясь серебром вплоть до горизонта. А по этому морю в разные стороны перекатывались шары перекати-поля.
Вот и я постарался остановить и извлечь основные моменты из моря памяти.
Географическое положение Чечни таково, что исторически народ должен был всегда защищать свое право на землю и жизнь, особенно - от России, которая на протяжении веков ведет там колониальные войны. Это вынужденно и привело к тому, что едва ли не каждый чеченец прирожденно владеет воинским искусством, чеченцы славятся в мире как сильнейшие спортсмены - боксеры, борцы-вольники, тяжелоатлеты, народ вынослив, неприхотлив в еде и к природным условиям. С 15 лет по законам "адата" каждый мальчик считается мужчиной, становясь ответственным за дом, за родных, и в случае военных действий может принимать участие в защите семьи.
Почему все больше молодых людей, далеко не всегда по религиозным причинам, пополняет ряды Сопротивления? С малых лет они видят, как их близкие погибают под взрывами бомб и ракет, похищаются при "зачистках", а обезображенные трупы родных редко кому удается найти или выкупить у российских вояк, чтобы похоронить достойно, как то полагается по чеченским обычаям. Слыша рассказы старших о зверствах и пытках в концентрационных лагерях, подросшее поколение осознаёт, что здесь нет середины: или ты автоматически переходишь на сторону оккупантов, становишься предателем и навек будешь проклят потомками, как в чеченском народе всегда и бывало в такой ситуации, и что ожидает продажных марионеток Кремля Кадырова, Байсарова, Какиева, Ямадаевых и уже выше названных, - или ты берешь оружие, становясь героем, защитником земли своих предков, превозмогая нечеловеческие лишения и находясь в постоянной опасности.
Но есть и куда более опасные этих, обагривших кровью своего народа руки преступников, - такие, как Хан, - разложившие политический пасьянс вместе с Путиным и прикидывающиеся народными радетелями. О них эта книга.
Испокон веков в России создавались все предпосылки для становления криминалитета, для разбоя и бандитизма, прикрытых властями.
Глава 25. Воры в законе
.
Как и в других городах - Одессе-маме, Ростове-папе, - в Грозном были свои пристанища уголовного элемента, достойные пера Гиляровского. Буквально в центре находилась улица Московская, начинавшаяся от берегов Сунжи и проходившая аккурат между зданиями МВД и КГБ, глядевшими друг другу в глаза. В старинном здании КГБ ранее размещалась тюрьма, в царское время там содержался знаменитый абрек Зелимхан, и оттуда же он совершил свой дерзкий побег.
Когда-то на этой же улице, всего в квартале от МВД-КГБ, располагалась и синагога, в советское время занятая под склады. А звезды Давида были содраны большевиками. Я видел, как синагогу ломали, и слышал разговор старых евреев, обращавшихся к сыну одного из них: "Беня, там старые кирпичи с магендовидом. Иди, забери и спрячь: ты будешь говорить своим детям, что и у нас тут свое святое место было!".
Эта местность была известна как еврейская слободка, или Махалей Джигуру (еврейская улица), а евреи, там проживавшие, ее называли Жидовка, или Париж. Она состояла из покосившихся старых домов с наглухо закрытыми ставнями, сквозь которые даже в ночное время едва пробивался свет. На всей улице горел лишь один фонарь - не считая тех, что освещали путь КГБ. И то родители говорили маленьким еврейским детям, чтобы те разбили фонарь из рогатки, дабы посторонние не ходили по этой улице и не знали ее секретов. И ментам было там неуютно: трудно делать облавы.
До 80-х годов 20-го века эта улица не была заасфальтирована: евреи сами не позволяли по тем же причинам. Когда осенью начиналась непогода, перепрыгивать можно было по камушкам, и так до самой весны. И ментовские уазики "бобики" не успевали быстро подъехать в нужное место и провести там облаву.