За схваткой сторожевого и передового полков с легкой конницей Мамая последовало фронтальное столкновение главных сил: ".. сступишася обои силы велицѣи их на долгъ час вмѣсто, и покрыша полки пол’ѣ, яко на десяти верстъ от множества вой. И бысть сеча зла и велика и брань крепка, трусъ великъ зѣло, яко же от начала миру сѣча не была такова великим княземь руским" (с. 20). Русские были потеснены, и даже поник великокняжеский стяг, под которым пал Михаил Бренок. "Уже бо поганые татары поля наша наступают, а храбрую дружину у нас истеряли, а в трупи человечье борзи кони не могут скочити, а в крови по колено бродят" (с. 12). Правое крыло приступ отбило, а левое было смято и отходило к Непрядве, потеряв павшими всех воевод; кое-кто из "небывальцев" - ополченцев, впервые попавших на поле боя, не устоял.
Но в дело вступил засадный полк. Едва сдерживал его порыв воевода Дмитрий до решающего часа, когда его "буавии сынове", подобно соколам, ринулись на застигнутых врасплох врагов. Мамай потерпел сокрушительное поражение: "Тогда князь великий Дмитрей Ивановичь и брат его, князь Владимеръ Андрѣевичь, полки поганых вспять поворотили и нача ихъ бити и сечи горазно" (с. 12).
С русской стороны в битве палп и князья, и несколько сот бояр, а прочих воинов такое множество, что, говорят летописцы, и перечислить невозможно ("а прочьих боляръ и слугъ оставих имена… множества ради" - с. 22). Мамай бежал, потеряв войско и все имущество. Князь Дмитрий, весь доспех которого был "битъ и язвенъ" (с. 22), объехал поле кровавой сечи, где "единъ за единаго умре" (с. 47), где рядом лежали простые люди, воеводы и князья.
Потом Дмитрий "повелѣ трубити в събранные трубы, съзывати люди" (с. 47), чтобы предать павших земле. Восемь дней стояла русская рать "на костех", хороня соратников. Ягайло, которого весть об исходе битвы настигла у Одоева, пограбил русские арьергарды, как смутно сообщают немецкие хроники, и повернул обратно. Рязанский князь в дело не вмешался.
6. ИСТОРИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ БИТВЫ
Итак, грозный властелин был разбит. Он потерял доверие улусной аристократии, а вместе с ним - не только надежды на Сарай, но и право-бережное Поволжье. Опрокинутый Тохтамышем, он бежал и погиб. Сам Тохтамыш вскоре (1382) предательски разорил Москву, ордынское иго было восстановлено и просуществовало еще сто лет.
Спрашивается, не напрасно ли русские пролили столько крови на Куликовом поле? Именно так и думают современные зарубежные апологеты Золотой Орды. Следуя прадедовским схемам русской дворянской историографии и дополняя их в угоду тем, кто тщится создать ложную родословную советской внешней политике, целый ряд зарубежных авторов (Б. Шпулер, Г. Франке, Р. Траузеттель, Д. Соундрс, П. Г. Силфен, Ш. Коммо и др.)" силясь доказать антиевропейскую сущность России, идеализируют ее "мирный симбиоз" с Золотой Ордой. Приложили руку к этой теме и маоистские историки, старающиеся выдать Монгольскую империю за великий пример прогрессивного объединения народов, а Чингисхана и его преемников за своих политических предтечей. Но это тенденциозный и близорукий взгляд. Исследования А. Н. Насонова,
A. Ю. Якубовского, М. Г. Сафаргалиева, Г. А. Федорова-Давыдова,
B. Л. Егорова и других советских ученых, а также их монгольских коллег - Ш. Биры, Н. Ишжамца, Ш. Нацагдоржа, Д. Гонгора и других ясно показали глубинный закономерный смысл происшедшего - ближние и дальние последствия этой исторической битвы в реальной политике и в общественно-политической мысли. Перечислим важнейшие.
Отныне Великое княжество Московское становится организатором и идеологическим центром воссоединения и национального освобождения Руси из-под ига, в то время как его главные внешнеполитические противники Золотая Орда и Великое княжество Литовское вступают в полосу безысходного кризиса.
Куликовская победа вызвала национальный подъем, укрепление самой великорусской народности. "И въскипе земля Руская в дне княжениа его"- сказано в "Слове о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича". Битве посвящены летописные повествования, художественная поэма ("Задонщина"), воинские повести ("Сказание о Мамаевом побоище"), отражающие взгляды различных групп светских и духовных феодалов - участников события. При общей высокой оценке самой битвы, они несходны в изложении событий. Дошли эти сочинения во многих списках, которые еще публикуются, форма их изложения затрудняет анализ. Всестороннее исследование этого драгоценного фонда памятников - назревшая задача. Вершиной национального подъема стали и бессмертная живопись Андрея Рублева, и развитие архитектурного ансамбля столицы. Сама символика посвящения храмов, связанных с Куликовской битвой, становится общевоинской, общегосударственной. Народный эпос не отразил Куликовскую битву в особом сюжете, но и Куликово поле и Мамай и союзные ему литовские короли, которые тщетно пытались "каменну Москву под себя забрать", широко представѣ лены в нем. Примечательно, что и в "Сказание о Мамаевом побоище" вставлена песня, отражающая думы простых новгородцев, которые в отличие от корыстных бояр сетуют на "великом вече", что им "не поспеть на пособь к великому князю Димитрию".
В "Задонщине" оценивается и международный отклик на Куликовскую победу: "Кликнуло Диво в Руской земли, велит послушати грозъ-ным землям. Шибла слава к Железным Вратам и къ Караначи, к Риму, и к Кафе по морю, и к Торнаву, и оттолѣ ко Царюграду на похвалу рус-ким князем: Русь великая одолѣша рать татарскую на полѣ Куликове на речьке Непрядвѣ" (с. 10).
Куликовская битва - важная веха в истории взаимоотношений России с южнославянским балканским миром. Ведь вскоре он стал жертвой Османской империи. Завоевание Болгарии, Сербии, Балкан привела к резкому упадку южнославянской культуры, сопоставимому лишь с последствиями монголо-татарского разорения для России. И важно отметить, что в эту пору, сперва особенно тяжелую для России, потом для южных славян, эти страны и народы старались возродить давнее общее свое достояние, взаимно обогатить его, искали опоры в культуре друг друга, в частности и в культуре Руси, пережившей свой взлет после Куликовской победы, и в итоге создали такую культурную традицию* значение которой в их последующей многовековой борьбе за национальное возрождение, да и в нынешнем мире, трудно переоценить. Понятно, что и автор "Задонщины" вспомнил недавно разоренную Болгарию. Понятно и то, что Куликовская битва была воспета в сербском народном эпосе, где она вплетается в тему борьбы славянства с османским игом.