"Лучше Франции ничего пока не придумано".
(Шарль де Голль)
Вернулся он в Россию, как только началась Первая мировая война, успев до этого жениться второй раз - на моей бабушке, которая наполовину была эфиопкой. Он заявил, хотя уже был в преклонном возрасте, что раз России угрожает опасность, желает немедленно вернуться в свой полк, где он числился по указу царя все же не в отставке, а в резерве. Это, если хотите, пример "русского фанатизма". Умер он в Пскове в возрасте 80 лет. И как раз началась революция…
- А ваш отец приехал в Россию с ним?
- Да нет. Он же был гражданином Вюртемберга до аншлюса и впоследствии стал офицером немецкой армии. России он совершенно не знал. И только после войны решил поехать туда в первый раз в своей жизни, надеясь найти родителей. Дед, как я уже сказал, умер к тому времени. Мать и сестру отца арестовало ЧК, и они сидели в тюрьме в Пскове. Никто не знал там, что с ними делать. С помощью русского комиссара отцу все же удалось освободить их из тюрьмы и получить проездные документы, по которым он вывез родных в Каир через Стамбул. Гораздо позже они стали с этим комиссаром друзьями уже в Лондоне, куда тот был назначен советским послом. Имя этого комиссара - Майский. Да, я забыл, что по пути в Каир мой папа задержался на две недели в Петрограде, где встретил мою мать и на ней женился. К венчанию оба они "шикарно" оделись. Мама венчалась в ночной рубашке своей бабушки, а отец - в спортивном костюме. Скоро произвели и меня на свет, что случилось уже в Лондоне, где отец работал корреспондентом немецкого телеграфного агентства.
Незадолго до войны отцу предложили работу пресс-атташе в посольстве Германии в Англии. Но вскоре МИД Германии возглавил Риббентроп, который потребовал от всех проверки на расовую чистоту. Ну, с нашей русской и тем более эфиопской кровью на звание арийца рассчитывать просто не приходилось. Короче говоря, отец возмутился и ушел из посольства, хлопнув дверью. Я узнал об этом во время занятий в школе, где сидел за одной партой с сыном фон Риббентропа. На следующий день из Берлина пришла телеграмма, в которой МИД Германии требовал, чтобы отец срочно вернулся в Берлин. Можно было догадаться, что его ждал минимум концлагерь. Отцу ничего не оставалось, кроме как попросить убежища в Англии. Так он, а значит, и вся наша семья, стали гражданами Великобритании.
- Со сколькими же странами связан ваш род Устиновых?
- Я не подсчитывал. Отец был немцем, а стал английским подданным. Его брат был убит во время Первой мировой войны, как немецкий офицер. Другой его брат - гражданин Канады, но живет в Лос-Анджелесе. Самый младший брат - аргентинец, а сестра отца, моя тетка, - ливанка. Ну а я сам женат на француженке, а вы знаете, что, по мнению француженок, женщина может жить только в одном городе мира - это в Париже. Вот именно поэтому, хотя я сам и предпочитаю жить в Швейцарии, я подолгу живу во Франции и реже - в Англии. Но все это для меня - дело не первостепенной важности, где кто живет, какого кто гражданства. Мое отношение к России тем более этим не определяется. Я внутренне ощущаю свою с ней связь. И особенно когда пишу пьесы и книги. Вот, например, у вас Театр имени Моссовета поставил мою пьесу "На полпути к вершине". Так вот, русские актеры сыграли ее лучше, чем кто-либо другой на Западе. И я, может быть, именно тогда понял, что я русский писатель по своему мироощущению…
Диалог с Богом
- Русский писатель для вас, следовательно, категория скорее духовная, чем чисто национальная…
- И да, и нет. Я приведу вам один пример. В моем сериале есть диалог с Достоевским, которого играет русский актер. И я спрашиваю Достоевского: "Должно быть, у вас много горечи на душе после того, как эти идиоты сослали вас на четыре года в Сибирь и затем заставили служить солдатом в армии еще восемь лет?"
Достоевский смотрит на меня с удивлением и говорит:
"Да, я признаю, что они идиоты. Но я их не виню, так как они дали мне все мои сюжеты, всех моих героев…" Это чисто русское. Это мало кто понимает…
На Елисейских полях неподалеку от отделения Аэрофлота к нам подошел седой старик - парижский вариант Мельника из "Русалки" - и, протягивая нам отпечатанные на ротаторе листочки, сказал: "Господа, совсем недорого, купите, не пожалеете, прекрасные стихи. Вот послушайте…" Он принялся читать, кстати, действительно, неплохие стихи. Толпа обтекала его. Изредка бросали монету. Стихов же никто не брал. Устинов сказал:
- Мне иногда в голову приходила такая мысль: на Руси издавна преследовали творческую интеллигенцию именно потому, что русские, как ни один другой народ, чрезвычайно серьезно относятся к своей литературе и своему искусству. В других обществах на писателей, например, всем просто наплевать. Я поясню. Допустим, кто-то из ваших известных поэтов, ну, например, Вознесенский, вздумает почитать свои стихи на улице. Что тут произойдет?! Соберется толпа, перекроет улицу. Милиционеру придется направлять транспорт в объезд. Правда, есть риск, что милиционер с этой задачей не справится, так как при первом же удобном случае отвлечется от своих дел, чтобы послушать поэта. На Западе такое невозможно. Тут творческую интеллигенцию высоко не ставят.
- Я бы этого не сказал о Франции, здесь к ней относятся, пожалуй, как нигде серьезно.
- По внешним признакам да. Здесь писатели нередко становятся даже министрами. Например, Мальро, Ламартин. Им нравилось, когда их звали не господин писатель, а господин министр. Это вряд ли где еще может иметь место в Европе, кроме Франции. Но быть министром, на мой взгляд, - это не лучшее, что может сделать писатель.
- Ваши родственники, в частности по линии Бенуа, самым тесным образом связаны с русским искусством. По многим причинам реальных его богатств, разбросанных по всему миру в результате революционных бурь и войн, а то и попросту разворованных, мы себе пока что в полном объеме не представляем. Есть к тому же и великие имена, просто волюнтаристски вычеркнутые из нашего культурного наследия. Сейчас наступила пора, как говорится в "Екклезиасте", "собирать камни". Какова, на ваш взгляд, в этом роль тех, кто хранит наши культурные традиции в русском зарубежье?
- Для меня этот процесс "собирания камней" чрезвычайно важен. Я присутствовал на открытии музея Бенуа в Петродворце, в здании, которое принадлежало моему прапрадеду. Те, кто в Советском Союзе работали над реставрацией нашего семейного особняка, проделали огромную работу. Они украсили его многочисленными гербами семьи. И это было поистине удивительно, ибо Бенуа были крестьянами, и первый из них в нашем роду был просто неграмотным, как многие крестьяне до Французской революции. Но затем они образовались настолько, что сами стали учительствовать, и в этом качестве один из них приехал в Россию. Как раз во время Французской революции. И дворянство Бенуа получили в России, причем на их гербе была изображена едва ли не роялистская символика. Я думал, что существует не более 30 потомков тех Бенуа, а их прибыло 160 человек в Петродворец. Многие из них здесь, на Западе, занимают весьма солидное положение. И наш род в этом отношении, хотя и уникален, но все же не единственный.
Русская интеллигенция в эмиграции оставалась, как правило, верной не только русской культуре. Она обогатила мировую культуру, мировую науку. Это люди по-настоящему, по-русски талантливые, которыми могут равно гордиться и Россия, и те страны, гражданами которых они волей судеб стали. Вот я только что снялся в фильме о Великой французской революции в роли Мирабо. Знаете, кто этот фильм поставил? Саня… Режиссер Александр Мнушкин. Ему, кстати, 83 года. А фильм сделал потрясающий. Он идет почти шесть часов и обошелся в 50 миллионов долларов. Надо думать, что французы такое доверили бы далеко не каждому…
- Вы сказали, что по мере наших перемен меняется и отношение к нам. Ну а к вам меняется ли отношение у русских эмигрантов, которые вас, мягко говоря, не жаловали за ваши, как они считали, незаслуженно лестные отзывы о Советском Союзе?
- Когда я решил впервые поехать в СССР, моя мать заклинала меня этого не делать. Она вспоминала революцию и все, что ей пришлось пережить в ЧК. Если бы у нас разговор происходил сейчас или так году в 1982-м, я бы смог ее успокоить, приведя слова Грэма Грина. Когда Брежнева сменил Андропов, он сказал: "Я так и думал, что КГБ возьмется за спасение России…" А когда его спросили, почему он пришел к такому выводу, Грин ответил: "Тот, кто наблюдает, не может не замечать…"
- Ваш первый визит в СССР, кажется, пришелся на начало 60-х?
- Да. В 1963 году я сделал фильм "Билли Бад", который вашему Министерству культуры понравился, и меня, хоть и с опозданием, пригласили для участия в Московском кинофестивале. Тогда, я помню, в Лондоне в советском консульстве меня спросили: "Устинов - это ваша настоящая фамилия?" Я не удержался и ответил: "А что, лучше ее поменять?" Думал, что мне визы после этого не дадут. Но дали. Сейчас эти наши тогдашние страхи кажутся анекдотичными.