Жан-Мари Ле Пен - французский политик, депутат Европарламента. Придерживается националистических взглядов
На кладбище Пикпюс все спокойнички…
Интеллигенция создана для того, чтобы будить совесть нации. Обыватель создан для того, чтобы убаюкивать совесть и не давать ей просыпаться в те моменты, когда такое пробуждение может повредить его благополучию и душевному спокойствию. В истории Франции такие моменты, увы, есть. Самый позорный период для французской нации - это, конечно, годы существования коллаборационистского режима Виши в 1940–1944 годах. Показательно, что не столько даже о его преступлениях, сколько о его преступном характере открыто заговорили только в конце 80-х годов в ходе процесса над начальником гестапо в Лионе, нацистом Барбье, а затем в 1997–1998 годах на суде над бывшим префектом полиции Лиона Морисом Папоном, который отвечал, в частности, и за карательные акции против партизан, и за депортацию евреев и цыган, а также беглых советских военнопленных в нацистские лагеря смерти. Режим Виши претендовал на то, чтобы быть французским государством, хотя это право и отрицали за ним организаторы Сопротивления и "Свободная Франция" во главе с генералом де Голлем. Однако от фактов не уйдешь. В Виши были представлены посольствами многие иностранные государства, включая до 1941 года Советский Союз. В парижском метро, например, есть вывески, напоминающие о до сих пор действующих законах, которые были приняты во времена Виши. Мало кто вспоминает, что на Восточном фронте, в том числе под Сталинградом, воевала дивизия СС "Карл Великий", целиком составленная из французских добровольцев, носивших трехцветный флажок Франции на нарукавных нашивках. Французы только в самом конце 14-летнего правления президента Ф. Миттерана узнали, что и он, признанный лидер социалистов, был во времена войны сотрудником одного из вишистских ведомств и даже получил медаль из рук самого маршала Петэна. И, видимо, не так все было просто в их отношениях, если даже после того, как Петэн был осужден французским судом, Миттеран как президент ежегодно возлагал венок на его могилу, отмечая, правда, не память Петэна-коллаборациониста, а память Петэна, маршала Франции, одержавшего ряд побед над Германией в Первой мировой войне. Только когда к власти пришел правый Ширак, Франция признала его устами вину французского государства за преступления режима Виши. Только при Шираке и его премьере-социалисте Жоспене стало возможным начать настоящий публичный процесс против Папона.
Французский публицист Луи Клод Денуайе (1802–1868) как-то бросил фразу: "Есть мертвые, которых нужно убивать". Речь идет о памяти, конечно, об идеализации тех деятелей прошлого, которые, по сути, были преступниками и, если не казнить их в памяти народа, то не исключена новая политическая инкарнация и великих палачей, и великих деспотов, которые принесут еще большие страдания народу, не критически отнесшемуся к их историческим прототипам. Тут Денуайе был прав.
Французы вообще не любят посыпать голову пеплом и каяться. Разве что формальности ради. Так, они признали на специально организованном "суде общественности" 200 лет спустя после того, как на нынешней Площади Согласия в Париже отрубили головы королю Людовику XVI и его жене Марии-Антуанетте, что казнили невиновных. Но пойдите найдите в Париже туристический справочник, в котором будет сказано, где искать в Париже могилы тех более 16 тысяч человек, которым отрубили головы в годы якобинского террора, и тех 20 тысяч, которых казнили после термидора при Директории. Где лежат, помимо двадцати человек у Стены Коммунаров, 25 тысяч расстрелянных в ходе разгрома Парижской коммуны в 1871 году? Жертвы террора не имеют могил. Французы, как правило, и не подозревают, гуляя по своим любимым паркам, таким, как Парк Монсо или Люксембургский сад, что ходят по трупам расстрелянных коммунаров. Не догадываются, сидя на ступеньках знаменитого храма Мадлен у начала Больших бульваров, что храм этот построен на костях казненных на расположенной рядышком нынешней площади Согласия, где с утра до ночи работала гильотина якобинцев.
Именно о Великой Французской революции Ф. Энгельс написал, что она пожрала своих же детей. Думаю, что образ мифологического Кроноса пришел Энгельсу на ум не только потому, что в пору вакханалии якобинского террора революционные лозунги обернулись смертными приговорами для многих из тех, кто, собственно, эту революцию и делал. Скорее, потому, что внутри революции объективно вызрела контрреволюция, ее и погубившая. И было это делом неизбежным…
…Я остановился у заправочной станции на узкой улочке со странным названием Пикпюс, ведущей к бывшей Тронной площади, ныне площади Нации. Пока проверяли уровень масла и заполняли бак бензином, я перешел на другую сторону улицы, чтобы рассмотреть поближе небольшую мемориальную табличку, прикрепленную к старинной каменной арке. Прочел надпись на ней и ахнул. Оказывается, вот где, на мало кому известном кладбище Пикпюс, захоронены обезглавленные 200 лет назад "враги народа и революции". Их здесь ровно 1 306 в двух братских могилах. Третью заполнить не успели.
… Скорбного вида служительница ведет меня через храм, на стенах которого выбиты имена захороненных здесь жертв террора. Горят свечи, молятся монашки в фиолетово-белых одеяниях, и от этого атмосфера царившего здесь около 200 лет назад ужаса ощущается почти физически.
Поздняя кладка резко выделяется на фоне стены. Давно уже замурованы те ворота, через которые двести лет назад с Тронной площади проползала сюда в ночной тьме страшная, обитая железом телега, до краев наполненная обезглавленными трупами. Специально нанятая для этого команда раздевала их догола, отсортировывала одежду, чтобы потом поделить ее между палачами - в награду за труд - и неимущими. Затем трупы стаскивали к братской могиле и забрасывали тонким слоем земли. И так каждую ночь почти полтора месяца в июне - июле 1794 года, после того как был принят страшный закон о терроре, известный как закон 22 прериаля.
"Достаточно сказать, - писал П. А. Кропоткин, - что со дня основания Революционного трибунала, то есть с 17 апреля 1793 года, вплоть до 22 прериаля II года (10 июня 1794 года), то есть в 14 месяцев, было казнено в Париже 2 607 человек; но со дня введения нового закона, с 22 прериаля (10 июня) по 9 термидора (27 июля 1794 г.) тот же суд послал на казнь 1 351 человека за 46 дней". Всего же по Франции под нож гильотины легли в годы якобинского террора около 17,5 тысячи человек. В Париже сначала казнили "по традиции" на Гревской площади, а после 22 прериаля гильотину оттуда перетащили на Тронную площадь, поближе к заранее подготовленным могилам Пикпюса. От посетителей они отгорожены сейчас решеткой, через нее видны лишь укрывшая их бурая разрыхленная земля, на которой ни кустика не выросло, ни цветка, и два каменных креста-памятника.
Уже после того, как казни прекратились, сюда стали приезжать родственники казненных, пытались разрывать эти могилы, чтобы найти своих, но, отчаявшись, так все и оставили, лишь выкупили землю вместе со всеми захоронениями, и теперь это кладбище частное, где покоятся и родственники его владельцев.
Среди них - потомки маркизы Монтегю, у которой почти вся семья погибла на гильотине в те страшные дни. Вместе со своей сестрой, женой героя французской и американской революций, генерала Лафайета, который представлял Учредительному собранию Декларацию прав человека и гражданина, она стала первой владелицей Пикпюса. Генерал Лафайет похоронен был здесь же, у братских могил, в 1834 году, и над его могилой круглый год реет американский флаг. Его не позволили снять даже во время гитлеровской оккупации.
Было бы, конечно, проще объяснить все происходившее тогда, весь этот бессмысленный террор, если бы в братских могилах лежали одни аристократы. Но их как раз меньшинство среди 1 306 казненных - 159 мужчин и женщин. Остальные - военные, священники и монахини, слуги из дворянских домов и обычные простолюдины. Последних больше половины. За что их?
В архивах, оставшихся с той поры в назидание потомкам, можно найти, например, протокол заседания революционного трибунала, из которого ясно, что 16 похороненных здесь монахинь-кармелиток отправили на гильотину только за то, что они вопреки революционным запретам продолжали молиться. А других? Судьи поиском доказательств себя не утруждали. На эшафот отправляли каждого заподозренного в "контрреволюции". Смертная казнь полагалась даже за ложные слухи, за "развращение нравов и общественной совести". Робеспьер пояснял: "Чтобы казнить врагов отечества, достаточно установить их личность. Требуется не наказание, а уничтожение их". Увы, и нам знакомы такие формулировки. Через 150 лет и у нас появились сторонники такой гильотинной юриспруденции. И хоть гильотины у нас в 1937-м не было, свои Пикпюсы мы еще только начали откапывать. А вместе с этим узнаем и забытые имена жертв "якобинцев", сеявших террор уже именем нашей революции через разного рода "тройки" и "чрезвычайки". Учились они не на Декларации прав человека и гражданина, а на законе 22 прериаля. И до сих пор мы за это расплачиваемся, что еще раз говорит о великой пользе объективного подхода к истории и умении у нее учиться…