Ау-), возможно, значительно приближает нас к туземному звучанию предлога-приставки *аu– (ср. *au-sili– и уже обсуждавшиеся выше возможности сохранения здесь следов оборота "по Дону", "По-донье"). Но это моя точка зрения вместе с попыткой ее объяснить, и она резко отличается от господствующей в нашей отечественной истории сегодня, где выбор в пользу чтения Арсания произошел скорее не по фонетическим и палеографическим, а по "идеологическим", так сказать, мотивам, например по большему соответствию чтения Арс– северной, варяжской концепции Томсена, который усматривал в названии третьего племени Артаниах у аль-Истахри, аль-Балхи (X век) "какое-нибудь финское племя" – мордву, эрзя или пермь. Понятно, что чтение Арсанийа формально лучше "соответствует" сближениям с Арзамасом, Рязанью или эрзя, однако это очень напоминает конструкцию ad hoc. В том же русле идут дальнейшие и нам не очень понятные поиски третьей страны русов "где-то на севере Восточной Европы", например "в районе Ростова – Белоозера". Откровенными издержками интерпретаторства в этой области и даже его тупиком я считаю попытку призвать тут на помощь "Ж. Дюмезиля и его школу", "тернарные (троичные. – О.Т.) структуры", когда автор, находясь под гипнозом числа 3 и отчаявшись локализовать третью Русь, заявляет нам о "сакральной функции Арсы". С реальной историей это имеет мало общего. Гораздо более информативным и объективным нам покажется старое уже территориальное отождествление Артании и Тамани, включая северо-восточную часть кубанской дельты "между северным рукавом Кубани, или Черною Протокой, и Курчанским, или Верхнетемрюцким, лиманом. Эта низменность наполнена плавнями, т.е. тростником и болотами". Ср. и самостоятельные поиски Соболевского в этом же направлении и его чтение Артания как *Вар-тан "дельта Кубани", сюда же Ουαρδάνης "Кубань", а также Дон, Танаис, в котором трезвой комбинаторики все же больше, чем в вышеназванных северных поисках среди Арзамаса, эрзи и Рязани. На слабость последних по части исторического реализма совершенно справедливо указывал Б.А. Рыбаков: "Пренебрегая тем, что ученые халифата вплоть до середины Х в. весьма смутно представляли себе северную зону Старого Света, авторы новейших работ о восточных источниках многократно пытаются убедить в том, что русов (имеются в виду "русский каганат" и "остров русов" арабской географии. – О.Т.) следует искать не на южной окраине славянского мира, а где-то далеко на севере…".
Большая загадка русской истории и филологии – происхождение названия Русь – все еще служит предметом споров между двумя лагерями ученых, представляющих соответственно две группы аргументов и контраргументов: северную и южную.
Я далек от непосильного намерения изложить здесь подробно всю историю вопроса, да это, может быть, и не нужно, поскольку есть не только литература вопроса (в которой, пересказывая ее более или менее подробно, можно утонуть надолго…), но и – что существенно – есть также современные компактные очерки состояния проблемы. Мне показалось более интересным и актуальным выделить здесь, в первую очередь, то, что может быть сказано нового, наряду с критической сравнительной оценкой того, в какой степени "южная" и "северная" школы сохранили либо, vice versa, утратили свою перспективность. Надеюсь, что мое словоупотребление абсолютно прозрачно – в том смысле, что под "северной" я понимаю норманнистскую школу, а под "южной" школой – антинорманнистскую, стараясь, таким образом, не без умысла, избегать, по возможности, всяких терминов на "анти-", порядком приевшихся и даже дезориентирующих мысль, давая пищу политическим толкам. Ни в малейшей степени не замахиваясь на решение проблемы происхождения русского государства, которую научная и околонаучная общественность все еще охотно связывает с "варяжским вопросом", что в устах средств массовой информации обретает порой просто вульгарные формы, я вместе с тем отнюдь не исключаю, что даже преимущественно историко-филологическое рассмотрение вопроса может прояснить, со своей стороны, и историю политики (вспомним слова Александра Брюкнера, процитированные в начале очерка). Если я в своем изложении следую направлению с юга на север – направлению, которым следовало развитие истории, и если я, далее, все же избираю свой вариант "южной", а не "северной" школы, я искренне хотел бы надеяться, что читатель, независимо от того, чью сторону он сам принимает, внимательнее приглядится к моим научным филологическим аргументам. Сейчас, когда все (или многое) рушится или демонтируется, вряд ли благоразумно относить к числу демонтируемого, скажем, версию южного происхождения слова "русь" только на том основании, что, как сообщают нам историографы, "мнение о южном происхождении термина "русь" "в советской науке побеждает" именно в 1940-е годы, а в те годы, как известно, царил сталинизм, и вот – испытанный силлогизм готов, в том духе, что автор, побуждаемый "ложно понятым патриотизмом", "реанимирует" "официальную" версию. Нет, в "южной" школе, и именно в ней, еще много такого, что может быть углублено и развито, заслуживает, в общем, самого пристального изучения и, в конечном счете, заставляет нас склониться в ее пользу. Это "многое" поддается формулировке в духе ответов на два важнейших вопроса: 1) насколько рано интересующее нас имя выступает на Юге и на Севере и 2) какой путь целесообразнее избрать, дабы расшифровать "неопределенность значения" названия Русь, которую и триумфирующий норманнизм все же вынужден был признать.
Начнем с того, что на Севере, даже на русском, новгородском Севере имя Русь было распространено слабо и прижилось уже на глазах письменной истории, что уже априори, кстати, делает сомнительным попытки исконно русской этимологии Русь < Руса, Старая Руса, Неруса, русло или, скажем, русый – "светлый", "светловолосый". Но интересно далее то, что и балты, жившие южнее новгородских словен, тоже долго не знали "этого общего наименования восточных славян".