* * *
Петербург. Дом баронессы Криденер. В гостиной баронесса, А.А. Стахиев.
Лакей в светлых, по английской моде, гетрах и куцем сюртучке приоткрыл белую штофную портьеру. Немолодая женщина в обложенном кожаными подушками высоком кресле не шелохнулась.
- Мне неприятно, что пришлось посылать за вами, милостивый государь. Вы не хотели меня видеть? После стольких лет вами могло бы руководить простое любопытство.
- Напротив, баронесса. Я хотел вас видеть все эти годы, но ваши прощальные слова лишили меня надежды на встречу.
- Они были подсказаны обстоятельствами, оставшимися в далеком прошлом.
- Однако они свидетельствовали о вашем гневе. Я не хотел вызывать его вновь.
- Мне нет нужды судить о ваших побуждениях. Вы были вправе поступать, как считали нужным. Наши дороги разошлись, и каждый проживал, как говорят французы, свою жизнь. Что вы знали о моей? Вы интересовались ею?
- Это не всегда удавалось. Я прочел ваши романы "Алексис", "Элизе". Мне живо напомнили "Максимы" Ларош Фуко "Размышления дамы-иностранки".
- Вы могли бы добавить, что отдали им предпочтение перед Ларош Фуко. А впрочем - я ничего не знала о вас. После того как вы так внезапно покинули службу у барона, вы служили?
- Немного и не слишком успешно.
- Вы нуждались в средствах?
- О, нет. Состояния, доставшегося от матушки - она из семьи Демидовых…
- Тех, которым, помнится, принадлежит весь Урал.
- Да, к одной из их ветвей. Ее состояния было достаточно, чтобы вести скромную, но вполне достойную жизнь.
- Ваш туалет не согласуется с вашими словами: вы в курсе парижских новинок.
- Простите мне эту слабость.
- Скорее, достоинство в человеке ваших лет. Вы женаты?
- У меня есть сын.
- Ах, так. Вы счастливый отец - у вас есть и дочь.
- Дочь? Что вы имеете в виду?
- Моя Жюльетта родилась в сентябре 1785 года.
- Боже мой! Не значит ли это, что, отказывая мне в моем чувстве…
- Да, я носила ее под сердцем.
- И ничего не сказали!
- Зачем? Я действовала не только в своих, но и прежде всего в ее интересах. Она должна была унаследовать титул и немалое состояние Криденеров.
- А барон…
- Что барон?
- Он знал?
- Полагаю. Ваше признание вывело его из заблуждения, если он в таковом и пребывал.
- И что же?
- Вы ждете драмы? Ее не было. Как светский человек, и притом по-настоящему просвещенный, барон не вел со мной подобных разговоров.
- Вы не уверите меня, что Иван Федорович не любил вас.
- Конечно, любил. В какие-то годы. Всякое чувство похоже на сладкий дурман весеннего сада на рассвете. Солнце встает, и туман рассеивается. Все перестает казаться сказочным, хотя и не теряет своих истинных материальных ценностей. Я возвращалась к барону после каждого своего очередного увлечения. Он настаивал на этом, а я не могла не быть благодарной ему за отеческие попечения о Жюльетте. Так было после академика Суарда и гусара де Фрежвиля. Труднее всего барону достался Гара, знаменитый Гара. Почему-то связь с певцом, которого знала и ценила вся Европа, его шокировала.
- В этом ряду не было места для секретаря посольства.
- Ничего удивительного. Там были любовные приключения, в отношении секретаря все представлялось много серьезнее.
- Полноте, баронесса. Супруга посла обратила свое внимание на ничтожного служащего только потому, что имела всего восемнадцать лет.
- Вы хотите сказать, она любила не секретаря, а свои восемнадцать лет? Идея для романа. Но я их больше не пишу. Любить свои годы - но в этом, пожалуй, смысл любого первого чувства. Но оставим романтические рассуждения поэтам. Не они руководили сегодня мною. Я сочла нужным представить вас Жюльетте.
- За что я сердечно вам благодарен.
- Она должна знать своего отца.
- Вы хотите ей все сказать?
- Что вас удивляет? Знала же императрица Екатерина Великая своего подлинного родителя. Господин Бецкой постоянно находился рядом с ней.
- Только не на официальных приемах.
- Вполне справедливо, иначе фамильное сходство становилось слишком очевидным. Зато в остальном императрица могла положиться на "гадкого генерала", как она шутливо называла господина Бецкого в своей переписке с Дидро.
- Но государыня в последние годы явно тяготилась им.
- Что ж, господин Бецкой постарел и явно потерял чувство меры - он стал слишком навязчивым. Надеюсь, с вами этого не произойдет.
- Не понимаю этого сравнения, баронесса.
- Все очень просто. Жюльетта приехала в Россию, чтобы здесь остаться. Вопрос о службе барона Беркхейма решен государем положительно. Моей маленькой баронессе может понадобиться дружеская поддержка.
- Но вы же не собираетесь расставаться с дочерью?
- Дело не в моем желании, а в обстоятельствах. Не знаю, как долго государь император пожелает меня терпеть в своем ближайшем окружении.
- Вы шутите, баронесса! Государь не может обходиться без общения с вами. Об этом все говорят.
- Не мог обходиться. Любое увлечение растворяется в повседневности, что ж говорить о политических играх. Государь должен и будет применяться к обстоятельствам, а я не изменю своим убеждениям. Волей-неволей мои советы станут докучными.
- Я всегда удивлялся беспощадности ваших суждений, баронесса. Кажется, вы никогда не испытывали снисхождения.
- И к себе - в первую очередь. Что же тут достойно удивления? Мы живем в заданных обстоятельствах и, если и можем их изменять, то только благодаря трезвой их оценке.
- Но чувства…
- Их тоже приходится принимать во внимание. До некоторой степени. Так вот, вам предстоит стать добрым ангелом вашей дочери.
- Ваш расчет неверен, баронесса.
- Вас не радует возможность общения с Жюльеттой?
- О, нет, дело не в этом. Мой век отмерен, и очень короткой мерой.
- Полноте, что за нелепые предчувствия.
- Не предчувствия - приговор врачей.
- Это так серьезно?
- Да, баронесса. И зная об этом, я даже решился заказать перед вашим приездом свой портрет, чтобы, если вам придется задержаться, вы могли хоть так бросить на меня взгляд. Портрет готов, и на мой вкус - он превосходен. Может быть, еще и потому, что писал его близкий мне по духу человек.
- Кто же?
- Вряд ли вы вспомните его имя, хотя в вашей юности он уже был знаменитостью, - советник Академии художеств Дмитрий Левицкий.
- А что за родственность взглядов?
- Он мастер ложи.
- Я должна его увидеть. Что же касается портрета - он должен остаться в семье Жюльетты. Вот увидите, вы подружитесь с нею.
- Я хочу вас просить о любезности, баронесса.
- Слушаю вас.
- Нельзя ли сделать так, чтобы мое свидание с баронессой Беркхейм не состоялось.
- Вы чувствуете себя настолько чужим ей? Невероятно!
- Нет, все иначе. Я болен, и разговаривая с нею, не хочу вступать в бессмысленную борьбу с моим недугом. Я покажусь баронессе не тем, каким бы хотел остаться в ее памяти, если уж вы решили раскрыть ей секрет ее рождения. Пусть все за меня скажет кисть художника. В портрет, в конце концов, можно вложить любые чувства. Все зависит от того, как на него смотреть.
- Я не вправе настаивать. Пусть будет по-вашему, мой друг. Мой старый друг.
- Кстати, господин Левицкий представил меня с томиком "Валери" в руках.
- Бог мой! С каким же? Со вторым?
- Нет, я слишком долго хранил вам верность, баронесса. Конечно, с первым.