Она прекрасно знала о его второй работе - что он развозил сэндвичи, однако об этом даже словом не обмолвилась. В ее глазах это занятие не делало его человеком жалким или недостойным уважения. Наоборот, он трогал ее до слез. Никакой он не неудачник, думала она, а самый настоящий мужчина, который делает для нас все возможное. И с каждым днем Меган проникалась к нему все большим доверием.
- Раньше я думала, что смогу что-то изменить, - шептала она ему. - Я была в этом твердо убеждена. А теперь посмотрите на меня. Такая же, как все. Выписываю антидепрессанты и звоню в социальные службы.
- Ты не можешь помочь этим людям, - шептал он ей в ответ. - Они слишком бедны, слишком больны, слишком много работают и подсели на искусственную еду, наркотики и алкоголь. Они слишком глупы, в конце концов.
- Нет, ты не прав. Здесь есть хорошие люди. - Она вспомнила о миссис Саммер, о боксере и Дейзи. Она подумала о многих других достойных людях, которые должны были как-то существовать в этих жалких кварталах.
- Теперь тебе надо думать о Поппи. Вообще, о нас. Я серьезно тебе говорю, Меган. Нам надо отсюда уехать.
Услышав эти слова, она улыбнулась. Она понимала, что всю свою жизнь Кирк мечтал уехать в новое, лучшее место, где море синее, песчаные пляжи белее, а вода чище. Как же так получилось, что он, в конце концов, оказался в Хокни?
- И что у тебя на уме? - спросила она.
- Я тебе повторяю, что говорю серьезно.
- Мне тоже не до смеха. Честно. Мне нравится мысль махнуть куда-нибудь подальше от всего этого кошмара.
Кирк порывисто ее обнял.
- Я хочу уехать туда, где есть возможность нырять. Где я смогу учить. Это же самые лучшие места на планете! Меня возьмут в любой крупный дайвинг-центр. На Индийском океане. На Карибском море. В конце концов, у меня дома, в Австралии.
Внезапно Меган посерьезнела.
- Ты думаешь, я всю жизнь смогу проваляться на пляже? Ты думаешь, я смогу оставить свою профессию?
- Но ведь доктора нужны везде! Зачем обязательно практиковать в таком месте, где тебя никто не уважает? Где грязно, полно пьяниц и вообще опустившихся типов?
- Тебе просто противно здесь жить.
- Согласен. Но я ведь здесь не из-за самого места. Я здесь ради тебя. И ради нашего ребенка.
- Но здесь я могу принести реальную пользу. И ты неправ, когда говоришь, что здесь все плохо. Но даже если и так, то как ты думаешь, чем должны заниматься доктора? По-твоему, они должны лечить только богатых? Богатых, успешных и красивых? Но в жизни так не бывает. И в колледже меня учили другому.
- А чему тебя учили в колледже? Думается мне, не тому, что ты наблюдаешь здесь.
Меган попыталась вспомнить. В колледже у нее, действительно, было другое представление о будущей профессии. В своем воображении она всегда выступала в роли спокойного, доброго и всемогущего доктора. Доктора, который приносил надежду отчаявшимся. Что-то в таком духе. Она даже в страшном сне не могла представить, что ее пациенты будут устраивать на нее зверские нападения. Она всегда считала, что они будут испытывать к ней благодарность, даже любить, или уж, на худой конец, уважать. Ей даже в голову не могло прийти, что они будут смотреть на нее как на сволочь из среднего сословия, которая лишает их горячо желаемых таблеток и поганит жизнь тем, что звонит в страшные социальные службы. И, кроме того, Меган никогда не думала, что будет так уставать.
- Я надеялась, что смогу что-то изменить, - повторила она. - Мне хотелось сделать их жизнь лучше. Разве это плохо?
- Ничего плохого в этом нет. Но ты не можешь спасти мир, Меган. Посмотри на нас. Я имею в виду - на нас двоих. Мы каждую ночь мучаемся. Наша малютка плачет, не переставая, а нам кажется, что небеса готовы обрушиться нам на голову.
Ребенок слегка заворочался.
- Тише! - зашептала Меган.
- Как ты собираешься спасать мир? - тоже шепотом продолжил Кирк. - Ты даже с этим не можешь разобраться.
21
Из окна отеля "Ритц-Карлтон" перед Джессикой открывался вид на гонконгский порт, в котором двадцать четыре часа в сутки бурлила жизнь.
В этом месте было нечто магическое, но что именно, Джессика не могла понять. Город постоянно открывал себя с новых сторон, в нем новые сны приходили на смену старым, и везде, куда ни глянь, суша отвоевывалась у моря, и на вновь отвоеванных местах немедленно возводились небоскребы, причем там, где земля еще не успевала просохнуть.
В самом порту можно было увидеть корабли всех стран, видов и эпох. Вот суда на воздушной подушке везли игроков в Макао, вот пыхтящие и дымящие буксиры провожали огромные круизные лайнеры, вот древние деревянные джонки с оранжевыми парусами сновали под самым носом у больших кораблей, вот зелено-белые паромы курсировали между отдельными частями города и его островами. Как-то вечером Джессика посмотрела по телевизору старый фильм: мужчина влюбился в девушку, которую впервые встретил на пароме. Джессика подумала, что это самое подходящее место для того, чтобы влюбиться.
Порт являл собой пышное и хаотичное зрелище, фоном которому служила весьма замысловатая картина: сияющий небосклон, корпоративные башни Гонконга и леса жилых кварталов района Каулунь. За ними расстилались зеленые холмы. Джессика знала, что именно находится по другую сторону от этих холмов, и внезапно ей очень захотелось туда попасть, увидеть, что там, пока у нее есть такая возможность. Кто знает, занесет ли ее еще когда-нибудь в эту часть мира?
- Я хочу посмотреть Китай, - заявила она.
Паоло не ответил. Он лежал на кровати, измученный пятидневным гонконгским мотор-шоу, и вяло просматривал гору прихваченных оттуда брошюр. На обложке одной из этих брошюр красовались две китаянки в национальных одеждах, сидящие на капоте какой-то супердорогой машины.
- Паоло! Я хочу посмотреть Китай!
- Китай? Дорогая, ты и так на него смотришь.
- Я имею в виду другое.
- А кому теперь, по-твоему, принадлежит Гонконг? Совсем не британцам, Джесс. Британцы ушли домой. Конец империи.
- Я имею в виду основные территории. По ту сторону от границы. Народную Республику Китай.
Паоло поморщился.
- Мы, конечно, можем это сделать, если хочешь. Но я не думаю, что там так же хорошо, как здесь. Почему бы нам не остаться в Гонконге еще ненадолго?
- А я хочу увидеть, что там. Пока мы здесь. Кто знает, вернемся мы сюда еще когда-нибудь?
Паоло потянулся на кровати и улыбнулся, находя некий наркотический кайф в том, что находится в пятизвездочном отеле за полмира от собственного дома. Кроме того, ему нравилось смотреть на жену, стоявшую вполоборота у окна, откуда на нее лились лучи дневного солнца. Он не мог ей ни в чем отказать.
- Иди сюда, милая, мы поговорим об этом в постели.
- Зачем? - спросила она. - Ты все равно слишком устал.
- Ну, хорошо, хорошо, мы взглянем на Китай. - Он зевнул и отложил брошюры в сторону. - Одного дня тебе хватит, надеюсь?
Паоло закрыл глаза, а Джессика вновь вернулась к зрелищу за окном. Вот под окнами отеля причалил паром. Из него высыпали толпы тоненьких черноволосых мужчин и женщин, которые повалили на площадь и в офисные здания центральной части города. Очевидно, большая часть из них проживает в бесконечных рядах небоскребов, возведенных в районе Каулунь и окаймляющих собой берег Китайского полуострова. Очевидно, именно там живут их семьи и именно туда вечером после работы их вернет паром. Все эти люди - чьи-то мужья и жены. Родители красивых, воспитанных детей, которых она видела во время прогулки по городу. Дети были одеты в старообразные школьные формы, и все с надеждой смотрели на свое будущее - и на будущее этого прекрасного места.
И внезапно, словно по наитию, Джессика поняла, в чем заключается волшебство Гонконга.
- А знаешь, в чем дело? - спросила она громко, хотя прекрасно знала, что муж спит. - Я больше нигде не видела такой полноты жизни.
- Кто-нибудь из вас менял пеленку? Мамы! Папы! Идите сюда, не стесняйтесь!
Кэт посмотрела на Рори.
- Иди, - прошипела она. - Ты говорил, что постоянно менял Джейку пеленки.
- Но это же было сто лет назад.
- Ты говорил, что твоя бывшая жена - лентяйка, которая терпеть не могла вставать по ночам.
- Оставь меня в покое.
- Подними руку!
- Нет!
Учительница курсов для будущих родителей улыбнулась, глядя на учеников. Они, в свою очередь, с интересом наблюдали за ней и за розовой куклой, которая лежала на столе. Кукла была завернута в мокрую пеленку. Главное достоинство этой куклы состояло в том, что она могла плакать и писаться в пеленки. Прямо как настоящий ребенок. Надо было только вовремя доливать в нее воды.
Учительница принадлежала к тому типу самодовольных всезнаек, которые всегда приводили Рори в некий трепет. Огромное тело в обширных одеждах. Длинные, развевающиеся волосы, которые, очевидно, призваны были символизировать внутреннюю свободу и раскованность, однако почему-то всегда имели грязный и неопрятный вид. Длинные этнические серьги в ушах и вечная блаженная улыбка на губах, словно этой женщине были открыты все тайны мира.
- Смена пеленки у младенца, который только что пописал или покакал, - одно из самых фундаментальных умений.
- Я видела, как моя сестра меняла пеленки, - вдруг сказала одна из будущих матерей. Едва вышедшая из подросткового возраста, вся испещренная татуировками и проколотая в самых неожиданных местах, от ушей до коленок. Девушка пришла на занятия в сопровождении угрюмого молодого человека с нездоровой кожей.
"Дети производят на свет детей, - подумал Рори. - Они сами не знают, на что себя обрекают".
- Еще кто-нибудь? - спросила учительница.