- Ты знаешь, Элинор, у меня есть большие возражения против того, чтобы мою жизнь устраивал для меня Джордж. До сих пор я не слишком задумывался о своей ответственности, но помню, что Патрик Шейн оставил Равеллу мне, а не сэру Джорджу Ренхолду. Вспоминая Патрика, я чувствую, что он предпочел бы, чтобы его ребенку предложили возможность наслаждаться жизнью, чем быть под восхитительным, но, без сомнения, смертельно скучным подчинением всем условностям, диктуемым Джорджем.
- Бесполезно говорить так, Себастьян. Ты же понимаешь, что девочка не может оставаться под твоей опекой.
- Почему? Ты можешь объяснить мне почему? - кротко спросил герцог.
Сестра посмотрела на него, и лицо ее смягчилось. Она встала, подошла к нему и положила руки на его плечи.
- О, Себастьян, почему ты стал таким скверным? Ты был таким милым мальчиком, и все любили тебя. Я помню, как взволнован был папа, когда ты родился. Он страстно мечтал о сыне, а мама принесла ему четырех дочерей.
- И что потом? - спросил герцог.
- Мы все испортили тебя, - вздохнула леди Элинор. - И трудно было бы не испортить. Ты был таким забавным и очаровательным. Да, мы испортили тебя, Себастьян, и вот результат.
- И каков же он?
- Ты теперешний. Смотрел ли ты на себя в зеркало, Себастьян? Я знаю, что тебе исполнилось тридцать в прошлом месяце, но выглядишь ты на пятьдесят. Вся беспутная жизнь отразилась на твоем лице, и ты такой скучающий, такой циничный! О, Себастьян, когда-то ты был веселым, часто смеялся. Что случилось с тобой? Почему ты так ужасно изменился?
Ее голос прервался, и она отвернулась, скрывая слезы. Мгновение герцог не двигался, но затем легко засмеялся, снимая напряжение:
- Не драматизируй, Элинор. Ты выбрала свой путь в жизни, я - свой. И мы оба довольны.
Леди Элинор безнадежно махнула рукой.
- Так ты не будешь слушать меня?
- Нет, Элинор.
- И не позволишь мне забрать Равеллу? Себастьян, ты можешь быть каким хочешь, но ты не должен наказывать бедную осиротевшую девочку.
Герцог протянул руку и позвонил.
- Прости меня, Элинор, но я устал от этого разговора. Я уверен, что твое предложение сделано из лучших побуждений насколько это тебя касается. Я обдумаю его.
Глаза леди Элинор посветлели.
- Ты обещаешь?
- Обещаю, моя дорогая, что я очень внимательно обдумаю его. Но дальше этого я не пойду.
- О, спасибо, Себастьян. Я надеюсь на твой здравый смысл.
Леди Элинор положила руку на руку брата, но он смотрел поверх ее головы на лакея, ожидающего указаний.
- Карету ее милости и пошлите в офис мистера Хоторна сказать, что я немедленно хочу его видеть.
- Хорошо, ваша светлость.
Через несколько минут герцог усадил сестру в карету.
- Пожалуйста, Себастьян, помни, о чем я просила тебя, - умоляла она.
Он ответил поклоном и пошел в дом раньше, чем карета тронулась с места.
- Скажите капитану Карлиону, что я хочу поговорить с ним, - сказал он дворецкому.
- Хорошо, ваша светлость.
- Если приедет сэр Джордж Ренхолд, меня нет дома.
- Хорошо, ваша светлость.
Герцог отправился в библиотеку. Это была прекрасная комната, обставленная с утонченным вкусом, с окнами, выходящими в сад, расположенный за домом. Собака поднялась со своего места, радостно приветствуя хозяина, но тот, казалось, был слишком занят.
Вскоре дверь открылась, и вошел капитан Хью Карлион, дальний родственник, служивший у герцога секретарем и библиотекарем. Он часто говорил, что эта работа - акт милосердия, который он принял, потому что не мог найти никакой другой работы.
Хью Карлион был ранен в битве при Ватерлоо. Когда-то он был очень привлекательным молодым человеком, но каждый, кто впервые видел его теперь, не мог сдержать восклицания ужаса, а потом испытывал глубокую жалость.
Хью Карлион потерял глаз, а пуля из мушкета попала ему в челюсть, оставив шрамы на одной стороне лица. Левая рука его была ампутирована, потому что после сражения раньше, чем он попал к хирургу, у него началась гангрена.
Но его душевные страдания были даже больше физических. Несправедливость судьбы заставила его погрузиться в себя и сделала болезненно застенчивым. Он прятался в доме Мелкомба, был доволен своей работой и хотел только, чтобы мир забыл о нем. Он был единственным человеком, которого герцог терпел рядом с собой, хотя Хью Карлион никогда не мог этого понять. Он был безмерно благодарен своему кузену и часто оказывался ему полезен.
- Ты хотел видеть меня, Себастьян? - спросил он, медленно входя в комнату.
Он очень не любил, когда его вызывали из занимаемых им комнат, постоянно боясь встретить в других частях дома кого-нибудь из друзей или знакомых герцога.
- Да, Хью, я хотел поговорить с тобой, - подтвердил герцог.
- О Равелле Шейн, я думаю?
- Как ты догадался?
- Представляю, что весь Лондон говорит об этой истории.
- Да! Элинор была здесь.
- Элинор? Я думал, что, как и остальным родственницам, ей запрещено бывать в твоем доме?
- Да, но она приехала, чтобы сказать мне, что Джордж собирается посетить меня с просьбой, нет с приказом передать девочку ему, чтобы ее воспитали прилично и благопристойно.
- Это решает проблему.
- Да?
- Конечно! Я думал, кому ты можешь послать ее.
- Ты тоже считаешь, что я неподходящий опекун для молодой невинной девушки?
- Ты же не хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос.
- Все это внезапное волнение потому, что неизвестная сирота получила состояние.
- Я бы сказал тебе это месяцы назад, если бы знал о ней, - ответил Хью. - Но странно, Себастьян, что ты умолчал о своем опекунстве. Это было, когда у меня началась лихорадка и я не мог заниматься твоей корреспонденцией.
- Ах вот почему! Я забыл об этом. Так что эта новость - сюрприз для тебя?
- Большой сюрприз! Я помню Патрика Шейна. Он был человек небольшого ума, но все любили его. Однако я думал, что его жена проследит, чтобы завещание было приличным.
- К сожалению, она умерла на пять лет раньше его.
- Тогда понятно! Но, Себастьян, если Элинор заберет ребенка, нам не надо будет ломать голову.
- Я не очень беспокоюсь о моей голове, - холодно заметил герцог, - но в то же время и не намерен поощрять жадность Джорджа. Для него будет страшным потрясением получить так много денег. Я не могу вынести его корыстный интерес к моей… подопечной. Девочка получит убежище в его доме только через мой труп.
- Но, Себастьян, где же выход?
Герцог пожал плечами:
- Без сомнения, что-нибудь придумаем.
Он подошел к окну и стоял, глядя вдаль. Некоторое время Хью смотрел на него, потом сообщил:
- Днем заезжала маркиза де Ивел. У нее было письмо для тебя, но она не оставила его. И когда Баскомб сказал, что ты в клубе, она уехала.
- Она привезла письмо в клуб, - сказал герцог.
- В клуб? Сама? - воскликнул Хью. - Она сошла с ума!
- Нет, она просто назойлива и очень скучна.
Тон герцога был суровым.
Хью Карлион вздохнул.
- Так ты с ней покончил! Бедняжка тяжело перенесет это. Я помню, как она впервые приехала в Лондон. Она была очень красива.
- Так много красивых женщин!
- И их красота не удерживает тебя?
- Нет, - ответил герцог. - Это странно, насколько красота может разочаровывать, каким пресыщенным можно стать даже при совершенстве.
- Себастьян, когда ты перестанешь быть таким циничным?
Герцог отвернулся от окна.
- Ты тоже собираешься читать мне мораль? Я уже выслушал ее от Элинор. Она сказала, что я выгляжу пятидесятилетним, старым и испорченным. Теперь ты скажешь, что она говорила правду?
- Мне не важно, как ты выглядишь, - ответил Хью. - Меня больше беспокоят твои мозги. Что случилось, Себастьян?
- А что-нибудь не так?
- Ты знаешь! Тебе все надоело. Мир у твоих ног. У тебя есть положение, деньги и Линке - самое замечательное поместье в Англии, но я не знаю человека, который бы меньше радовался жизни, чем ты. Что до женщин…
Хью замолчал.
- Ты говоришь… - Герцог подсказал опасно сладким голосом.
- Ладно, буду откровенным. Женщины любят тебя, но ты их, кажется, ненавидишь.
- Иногда, Хью, ты удивительно проницателен.
- Так ты их ненавидишь! Я подозревал это.
Рот герцога сжался, стальные серые глаза под тяжелыми веками блеснули, но он ничего не сказал.
- Это секрет? - спросил Хью. - Этим и объясняется твоя жестокость, твой почти свирепый восторг, когда ты причиняешь боль тем, кто тебя любит?
- Любовь, мой дорогой Хью… Что ты имеешь в виду, говоря о любви?
- Ты можешь ответить на этот вопрос лучше, чем кто-либо другой, Себастьян. Что еще женщины, молодые или старые, предлагают тебе?
- Так ты называешь это любовью! Бедный Хью, ты все еще предаешься романтическим мечтам юности. То, что женщины дают мне и чего хотят от меня, совсем не любовь.
- А что же тогда? - с вызовом спросил Хью Карлион.
- Должен ли я быть грубым? - спросил герцог. - Это вожделение, жадное желание обладания, голод плоти, маскируемый красивыми словами и лживыми губами. Это правда! Тебя это шокирует?
На какое-то мгновение Хью показалось, что на лице его светлости промелькнуло странное выражение печали, сожаления, но это могло быть просто игрой уходящего света.
Хью Карлион вздохнул.