- Понимаю я, что не Господь, - сразу как-то помрачнела и явно сникла бабенка и вдруг снова заполошно завыла: - Да к кому же мне идти, миленький?! Кого просить-то?! Худо мне без Федюшки мово, ох как худо! Пропадаю прямо!
- Как ты мне надоела… - простонал в ответ Лазарев, точно повторив ее интонацию. - Тебя как зовут-то, миссис несчастная?
- Вера, - сказала она и примолкла.
- Вера… - повторил ошеломленный Игорь. - Верочка… Три слога и вся жизнь…
- Чего? - недоуменно спросила бабенка.
- Пьешь много? - резко спросил доктор.
- Ну… это… бывает… - немного замялась Вера. - Не без того…
- А кем работаешь?
- Да тут вот… убираю… подъезды… квартиры… Слушай, - оживилась она вновь, - может, тебе чего где прибрать надо? Это я мигом, я шустрая! Полы, окна вымою, ковры пропылесошу… Я много чего умею! Тут я недавно убирала у одних… У-у! Они миллионеры скоро будут. Там мужик нефть нашел. Еще летом. Да чегой-то у него сразу не заладилось…
- Ладно, хватит болтать, миссис разговорчивость, - прервал ее замученный Лазарев. - Адрес запиши. И приходи в воскресенье часам так к одиннадцати. У меня мать давно помощницу ищет.
- Лады! Погоди, карандаш найду… - отозвалась довольная бабенка.
Антон от лица всех поблагодарил бородача и попрощался с ним.
Группа приняла позу "вольно". К Игорю несмело подошли подружки сына - посмотреть подаренную книгу. И списать из нее адрес сайта креационистов.
Они робко глазели на него - такого великого и известного. И одна из них, темноглазая блондинка, Аля с крысой, очень напоминала Верочку. Или профессор опять ошибался?… Синдром Капгра… Будь он неладен…
Антон смеялся. Болтал, вспоминая подробности экскурсии. Впечатление у всех, кажется, осталось серьезное, несмотря на гогот.
- Нет, представляете! - хохотал сын. - У ла-тимерии брякнуть детям: вот ваша прапрапра-прабабушка! А рыбка-то, рыбка - ух! На полтора метра - и сушеная! А-бал-деть можно!
- Да-а! - подхватил чурбачок. - Представляете, латимерия - с пивом!
- Да-а-а! О-го-го - латимерия с пивом! А доисторический олень? Здоровый лось! Не, он даже не лось, он просто олень! И у него рога раза в два больше его самого!
- А тридцатиметровый скелет диплодока? - веселился чурбачок. - Вот такого бы подать в нашу столовую! Накормили бы всех студентов оптом, и аспирантов заодно!
- А пасть доисторической океанской акулы? - хохотал Антон. - Она метра на два раскрыта.
- Такая корову съесть может! - прокомментировал чурбачок.
Стоявшая теперь уже рядом с ним Голая Спинка, через минуту как бы переварив информацию, в безмерном удивлении вдруг спросила:
- А откуда же она в океане корову возьмет?!
Ответом ей был громовой хохот. Девушка с улитками смутилась, закраснелась до самых корней волос и уставилась в пол. Игорю стало ее жалко. Он подошел к ней:
- Вы дружите с Антоном?
Она вскинула на него большие глаза.
- Д-да… Немного…
- Тогда заходите к нам. Почему-то я вас никогда у нас не видел.
- Спасибо… - прошептала безмерно благодарная Голая Спинка.
Аля, девушка с крысой, глянула на подругу с откровенной завистью и что-то яростно прошипела любимице Бориске. Та удивилась непривычной интонации и вытаращила возмущенные красные глазки.
Потом все прошлись по залу с огромными бивнями и черепами, между скелетов индрикотериев. Возле стенда с чучелами выдры, белки и совы остановились.
- Кстати, чучел тут мало! - сказал чурбачок. - А вот в Дарвиновском музее - это да! Там одни чучела сплошные, всех-всех зверей. Можем как-нибудь и туда сходить.
Антон предложил сфотографироваться на фоне бивня мамонта. Все охотно согласились. Защелкали фотики. Голая Спинка и девушка с крысой тотчас вылезли на первый план, ревниво соперничая.
Игорь стоял в стороне. Почему у него нет ни одной фотографии Верочки?… И зачем он когда-то задумал построить свой мир без нее? Сотворение мира - Божий промысел.
- А Россия ведь действительно родина слонов! - вдруг объявил чурбачок. - Мамонтов у нас в мерзлоте находят. А мамонт, по сути, предок слона. Значит, Россия - родина слонов!
- Советский слон - самый толстый слон в мире! - радостно завопил в поддержку Антон.
Шалопай…
На улице тотчас началась игра в снежки. Снег был последний, уже слежавшийся, слабый, а потому легко поддающийся ладоням. Он остался еще только здесь, на окраине города, где зима задерживалась, как насморк, грозящий перейти в хронический.
- Какие теперь минусы? - смеялся сын, вылетая из дома без шапки. - Одни сплошные плюсы!
Игорь никогда не мог понять, отчего многие так любили эти снежки, запросто впадая в детство. И солдаты снежками кидаются, и студенты, и даже совсем взрослые, зрелые люди, далекие, казалось бы, от всяких развлечений…
Игорь всегда недолюбливал игру в снежки. Агрессивная она какая-то - кидаться в человека и почему-то считать, что это весело. Враждебная, недружелюбная и, главное, бессмысленная. Сколько ни кидайся - принципиального результата нет. Просто все швыряются друг в друга, пока не надоест. Тупизм, как говорит Сазонов.
Но профессор автоматически тоже бросил снежок в сына. Синдром толпы… Промахнулся… Что делать - не в форме, да и вообще, в меткости давно не тренировался. Вновь слепил и кинул в Антона. За компанию. Мимо…
Радостно визжала Голая Спинка. Аля, девушка с крысой, заботливо спрятала свою Бориску под пальто и тоже бросилась развлекаться.
Лазарев-старший никогда не мог кинуть снежок в спину - не по-джентльменски, не по-мужски.
Он нагнулся и хотел скатать новый комок, но… Что-то, как ракета, ударило в голову, так, что чуть не сбило шапку. Разогнулся. Чурбачок… Швырнул снежок в спину, стоило только отвернуться от него… Судя по всему, целил в голову. И попал… Хорошо так попал…
Игорь напрягся:
- О-ля-ля!
- Извините! - не слишком испуганно забормотал чурбачок. - Это я не в вас… Я ненароком, совсем случайно…
Вот до чего такие игры доводят… Никогда не нравились они профессору.
Он отошел к воротам. Уже толком не смотрел, как молодые там, сзади, кидаются. Дураки еще, залепят шальной снежок в какого-нибудь посетителя музея, которые вон тоже выходят и идут по улице… И может начаться скандал. Неизвестно, в кого попадут…
Неожиданно Лазарев оказался совершенно один.
Кругом разлеглись мартовские вальяжные снега, последние синие крупнопористые сугробы, не желающие сдаваться календарной весне. "Все врут календари…" И вообще, природа упрямо живет по старому, дореволюционному календарю, а люди - по новому. Любой сезон по-настоящему практически всегда начинается на две недели позже. Но все на свой лад, на свой аршин, по отдельности, особняком…
Вокруг профессора шли бурные собрания - заседали наглые вороны и митинговали бойкие воробьи. Протесты, демонстрации, выступления… Какие-то невразумительные лозунги… И кто здесь взял пример с кого - птицы с людей или наоборот?
Виски нехорошо поламывало.
- У меня давление, Гор, - жаловался на днях друг-приятель Сазонов. - То вверх, то вниз… Скачет козликом. Так плохо… Да, март прожить - не поле перейти.
В урне рылась какая-то тетка. Одета вроде нормально, в куртке, брюках и шапочке, только несколько пыльной. Худая. Наверное, ребра выпирают, рассеянно подумал профессор. Выражение лица - смесь крезанутости и злобы. Тетка копалась тощей рукой в урне, яростно выкидывала из нее мусор и кричала, будто сама себе, но громко, никого не стесняясь и совершенно серьезно озвучивая печальный факт, что никак не отроет в урне ничего сколь-нибудь съедобного:
- Все сами здесь съели! Ничего мне не оставили! Жадюги!
Завидев одинокого человека, изможденная тетка явно собралась броситься к нему. Сейчас будет просить червонец, подумал Лазарев. И пошел быстрее. А тетка выпалила ему вслед своим характерным сиплым голосом:
- Эх, какие же вы все, москвичи, жадюги!
Лазарев уныло брел к машине по слякотной дорожке под низким пасмурным мартовским небом. Он остался неожиданно наедине с болью. Они все его покинули…
Ве-роч-ка, вспомнил профессор… Три слога и вся жизнь…
Вернувшись с дачи в Москву, Игорь начал взахлеб учиться. Так пролетело еще два года. Он устал их считать. С ногой было все то же, но немного полегче. Может, помогла мазь Поликарпыча - он ее все-таки раздобыл, может, просто время…
Неожиданно умер отец. Его смерть была так нелепа, так непредсказуема, что подавила всех именно своей внезапностью.
Бодрый и деятельный, отец собирался еще работать, но все-таки из института, где он трудился, его вежливо попросили на пенсию. Но он не думал сдаваться и тогда: тотчас стал подыскивать себе что-то и нашел. Однако тут возмутилась мать.
- Какая еще работа, Вася?! - закричала она вне себя от гнева. Даже побледнела. - Я и так всю жизнь сижу одна и боюсь умереть без всякой помощи! Ни лекарства подать некому, ни врача вызвать! Мне все время так плохо! Я обрадовалась, что ты наконец будешь все время дома, со мной! А ты опять рвешься на какую-то работу! Что, нам денег не хватит, что ли?
- Я не из-за денег, Галя, - попытался объясниться понурый отец. - Мне скучно дома…
Этого говорить не следовало.
- Ах, тебе со мной скучно?! - впала в истерику мать. - Вот что я слышу на старости лет! Вот что я заслужила! И это за все мои заботы, за все старания!
Отец махнул рукой и остался дома. Через год его не стало…
Тогда мать принялась плакать, твердить о своем чувстве вины перед мужем, которому, наверное, даже повезло, что он вовремя умер. Иначе бы сейчас мучился с такой старой и беспомощной дурой, как она…