На самом деле "союзник" и "друг" Тохтамыш появился на горизонте уже после разгрома Мамая русскими войсками. Тохтамыш (Токтамыш, Гиас ад-дин Токтамыш-хан) (ум. 1405 г.), потомок хана Джучи, в 1376 г. был возведен ханом в Сарае (занимая левобережье Волги - "Ак-Орду", т.е. "Белую Орду", которую наши летописи ошибочно называют "Синей") при поддержке и покровительстве Тамерлана, которого русские летописи называли Тимур Аксаком, и воспользовался счастливо сложившимися обстоятельствами, дабы подчинить своей власти "улус Джучиев". После поражения в 1380 г. Мамай готовился к новому походу на Москву, но был разбит в 1381 г. Тохтамышем на Калке и погиб в 1382 г. в Крыму в Кафе, оставленный своими соратниками, перебежавшими к Тохтамышу. Поход на Москву становится для Тохтамыша важнейшим звеном по "наведению порядка", и он пытается использовать враждебного Москве Ягайло в качестве вассала-союзника, обещая ему ярлык на все русские земли. Но смута в Литве не позволила осуществиться этим планам: Кейстут, дядя Ягайло, был решительным, с одной стороны, противником и Ордена, и Орды, а с другой стороны, постоянным сторонником сближения с Московским княжеством. И антимосковская позиция Ягайло лишь укрепляла промосковские симпатии Кейстута.
Л. Гумилеву все-таки пришлось отвечать на вопрос: почему "союзник... разорил Москву"? Ответ последовал более чем экстравагантный: "Тогда случилась беда, погубившая Тохтамыша, но не Москву".
Оказывается, суздальские князья интриговали, "а интриги у них всегда осуществлялись одним способом: писанием доносов". Они донесли Тохтамышу, что Дмитрий "хочет предать его и присоединиться к Литве" (куда впоследствии бежит Тохтамыш). "Тохтамыш был очень славный человек - физически сильный, мужественный, смелый, но, к сожалению, необразованный. Он был не дипломат... И он поверил, ибо в Сибири не лгут: если свои же приходят и говорят про другого плохо - этому верят!" У Тохтамыша, следовательно, не было выбора: донесли - значит, надо придушить друга. Тохтамыш пошел к Москве, и "все князья и бояре разъехались по своим дачам и жили спокойно". Не имевший дач народ остался в Москве. Что ему оставалось делать? "Народные массы в Москве, как всегда у нас на Руси, решили выпить. Они стали громить боярские погреба, доставать оттуда меды, пиво, так что во время осады почти все московское население было пьяным. Москвичи выходили на крепостные стены и крайне оскорбляли татар непристойным поведением - они показывали им свои половые органы. Татар это ужасно возмутило. А когда на Москве все было выпито, москвичи решили, что больше воевать не стоит, пусть татары договорятся обо всем и уйдут. И открыли ворота, даже не поставив стражу перед ними". Оскорбленным же татарам ничего не оставалось, как перерезать беспечных горожан. Предполагая сомнения у читателей, Л.Н. Гумилев заверяет: "Так было на самом деле - все это описано в летописях". Летописи, конечно же, обычно отражают заинтересованность разных политических сил. Но такой и близкой к сказанному версии нет ни в одной из них.
О намерениях Тохтамыша на Москве было известно. Тохтамыш начал с того, что распорядился грабить купцов, торговавших в городах Волжской Булгарии. Дмитрий попытался собрать войско и позвал на совет князей и бояр. Однако "обретеся раздно в князех и не хотяху пособляти друг другу и не изволиша помогать брат брату", - отмечено Новгородской IV летописью. И Дмитрий, получивший в истории высшую награду в прозвании "Донской", "то познав и разумев и расмотрев... бе в недоумении велице, убояся стати в лице самого царя, и не ста на бой противу него, но поеха в град свой Переяславль, а оттуда мимо Ростов и паки реку вборзе на Кострому". (Примерно этот текст воспроизведен и рядом других летописей середины и второй половины XV в., в то время как в древнейших - Троицкой, Рогожском летописце - сюжет о разногласиях явно сознательно исключен.)
Что же произошло после столь убедительной победы на Куликовом поле? Победа досталась, конечно, нелегко. "Оскудела Русь ратными людьми", - сообщает летописец. Но дело было не только в этом, и даже не в том, что нечем было вознаградить победителей. После победы на Куликовом поле Дмитрий Иванович лишился поддержки церкви. В 1381 г. московский князь оказался перед нелегким выбором: Константинополь поставил на Русь сразу двух митрополитов - Киприана и Пимена, но ни один из них не был желателен в Москве. Киприан был опозорен при попытке занять московский митрополичий стол в 1379 г., а за Пименом тянулся шлейф колоссального долга константинопольским банкирам, который Москва и при желании не могла бы выплатить.
В результате выбор Дмитрия остановился на Киприане. В пользу Киприана складывалась и ситуация в Литве. В Вильне шла борьба за власть Ягайло и его дяди Кейстута, Ольгерд скончался в 1377 г., объявив Ягайло "старейшим", каковым он (рожденный от второй жены) в действительности не являлся (таковым был именно Кейстут). Вокруг Кейстута стали собираться силы, противостоящие Ягайле.
В летописях хронология событий, связанных с усобицами в Литве, перепутана из-за повтора. Об усобице и гибели Кейстута говорится дважды: под 1378 и 1382 гг. В данном случае, видимо, путаница произошла из-за того, что позднейшими сводчиками события 1382 г. - гибель Кейстута и его выступление против Ягай-ла в 1378 г., завершившегося во княжением Кейстута в Вильне в 1381 г., в каком-то источнике были записаны без дат (таковы и есть западнорусские летописи, в которых имеется недатированный рассказ о литовских князьях и коварстве Ягайло, по приказу которого в Креве, где позднее будет заключена польско-литовская уния, был предательски убит Кейстут). Под влиянием этой путаницы и женитьба Ягайло на польской королеве Ядвиге с 1385 г. перенесена на 1381 -й, и соответственно на это время переносятся и момент возникновения католических симпатий у Ягайло. Ошибка же летописей в ряде случаев повлияла и на построения историков, объяснявших события 1381-1382 гг.
Главный факт, нуждающийся в объяснении, - это причины, побудившие московского князя принять на митрополичью кафедру Киприана, к которому у него была явная и оправданная неприязнь. Думается, решающую роль здесь сыграло то, что Киприан поддерживал Кейстута в его борьбе с Ягайло. И московский князь надеялся с помощью Киприана наладить отношения с Литвой. Ягайло явно симпатизировал Мамаю (а позже и Тохтамы-шу) в Орде и католикам в Кракове. (Краков - столица тогдашней Польши, в летописях нередко помещался в "Угорской земле"). С первым Киприан мог бы вполне мириться, второе же подрывало его положение митрополита "всея Руси". Он оказывается в лагере Кейстута и затем сменившего его сына Витовта, поскольку сын Кейстута поначалу также опирался на православные общины. Киприан связывается с Сергием Радонежским и Афанасием Высоцким, и по инициативе Сергия в 1381 г. духовником Дмитрия становится Феодор Симоновский. В мае 1381 г. Киприан торжественно въезжает в Москву. Вскоре и Кейстут утверждается в Вильне, и в треугольнике Дмитрий - Кейстут - Киприан просматривается согласие по принципиальным вопросам. Но были нюансы и в самом этом согласии. Сразу по прибытию в Москву Киприан вместе с Сергием Радонежским освящают каменный храм Высоцкого монастыря в Серпухове, а также крестят детей Владимира Андреевича. А вот отношения митрополита с Дмитрием останутся строго официальными.
Однако Ягайло в союзе с крестоносцами удалось вернуть литовский стол. 20 июля 1382 г. пала резиденция Кейстута Троки, а вскоре и сам он был вероломно убит, причем сын его Витовт либо не понимал происходящего, либо вел "свою игру", явно отличную от политики отца. Во всяком случае, и с Орденом, и с Ордой (в частности, именно с Тохтамышем) у него будут более теплые отношения. Со смертью Кейстута Москва потеряла своего наиболее важного союзника в сложных отношениях с Ордой и литовскими княжествами, а Тохтамыш теперь, заручившись прямой поддержкой нижегородских князей, стал готовиться к походу на Москву. И в этой ситуации Киприан уже не был союзником Дмитрия.
Именно этот поход Тохтамыша прояснил глухие сообщения летописей, указав на тех, кто создавал вокруг московского князя заговор молчания в летописях и внелетописных сказаниях. Это молчание источников свидетельствует, что в 1382 г. Дмитрий Иванович оказался, по существу, в полной изоляции: Владимир Андреевич не оказал помощи двоюродному брату, а митрополит Киприан занимал прямо враждебную позицию. Именно в позднейшей редакторской работе Киприана и следует видеть указанные выше особенности "Сказания о Мамаевввом побоище", противоречащие сообщениям более ранних источников.