Сказал вот так извозчик и уехал. А капитан задумался. Тогда ещё царская охранка, как таковая, не существовала, но многим людям уже страсть как хотелось наушничать. И зарабатывать этим.
Совет извозчика очень пригодился, ускорил процесс, ещё нескольких помещиков уговорил "столичный капитан" переезжать в Санкт-Петербург. Но в двух-то случаях не помогли угрозы, пришлось-таки напрячься и проявить особую изобретательность. В двух последних деревнях попались крепкие орешки.
В один из таких хлопотных денёчков, капитан, припадая, как всегда, на "раненую ногу" приблизился к крайней избе села Никитино. Из неё вышла крепостная девка с корытом белья.
- Приветствую тебя, красавица!
Девка поставила корыто, улыбнулась, кокетливо подоткнула юбки.
- И вам здравствовать, коли не шутите!
Капитан достал из табакерки очередную дозу табака на самокрутку.
- Я никогда не шучу! Шутки дело столичных бар, а я служивый человек, раненый в боях.
Девку пришла в восторг.
- Ой! Так вы Наполеона видели?!
- Видел.
- И какой он из себя?
- Великий, как и подобает Наполеону.
- Говорят, он ростом невелик… как вы…
- Как я? Ну да… Я тоже ростом невелик. Зато велик душою! Помогаю людям, чем могу…
Не желая терять времени, капитан уселся на любимого конька.
- Скажи, красавица, а хозяин у тебя есть?
- Это уж как водится!
- А кличут его как?
- Барином кличут! Ещё Никитой кличут, когда как… Он добрый, вы его не бойтесь!
Капитан, в своей жизни никогда и никого не боявшийся, так уж сложилось, решил вдруг уточнить: вдруг и вправду стоило поостеречься.
- Я-то не боюсь его, поскольку ни разу не видел, но с удовольствием послушаю, что люди говорят о твоём барине…
Девка снова бросила бельё, начала описывать добродетели хозяина.
- Он ведь какой: ни одну не облапил, ни одной ни разу не обидел, хотя и все права имеет…
- Так-таки ни одной не тронул? Ни разочка?
- Говорю вам, хороший человек!
Служивый многократно смерил девку взглядом, оценил и формы, и росток, и с лица пригожесть.
- Ну, ежели тебя ни разу не обидел, стало быть, действительно хороший…
Девка засмеялась. Поняла ли шутку?
К разговорам с крепостными временный хромой прибегал редко. Толку от рабов мало, все как один пустобрёхи, обделённые барской лаской. Им только дай позубоскалить!
После краткой перепалки с прачкой капитан решил немного отдохнуть. Не сразу приступил он к личному знакомству с барином Никитой, далеко не сразу. Перед новой встречей необходимо было новую речь придумать. Пришлось побродить по деревне, побормотать, порепетировать.
Кроме того, пришлось письмецо написать - Репкиным. В белый конверт положить. Благо, почтовая карета проезжала по деревне. Дал молодому посыльному денег, наплёл небылиц для острастки.
И вот, наконец, ближе к ночи, когда стемнело, капитан, очень сильно хромая, приблизился к усадьбе поручика Баранова. При свете Луны и огарка свечи, всегда имевшегося в кармане, стал рассматривать ограду, затем фруктовые деревья, затем дом, стоявший в глубине сада.
- М-да… Это имение, пожалуй, побогаче будет, нежели Болотниковская усадьба…
Послышался скрип отворяемой двери, лай собак.
Из-за угла особняка вышел хозяин.
- Я гляжу, кому-то напрочь не спится в столь поздний час…
Капитан, изобразив испуг, сначала уронил курительную трубку, затем поднял. Затем картинно схватился за сердце.
- Уф-ф-ф! И напугали ж вы меня!
Хозяин дома, пребывавший до того в благодушном настроении, явно не хотел менять его ради незнакомца.
- Кто вы?
- Имею честь представиться: штабс-капитан Заступников Фёдор Пафнутьич, участник многих сражений обладатель бесчисленных наград…
Реакция хозяина усадьбы была на удивление спокойной.
- Я тоже воевал… И что?
Барин не спешил тащить гостя в дом, в отличие от казака Репкина и другой гостеприимной деревенщины. Образовалась пауза.
- Я вот думаю… - промолвил раздосадованный капитан, давненько помышлявший о застолье и прочих проявлениях гостеприимства, к коим успел уже привыкнуть. - Смотрю на вас и думаю…
- Думаете? - почему-то вдруг растрогался Баранов.
- Думаю-гадаю! Кумекаю-соображаю!
- О чём же, не томите?
Изголодавшемуся гостю стало ясно: наступил черёд финальной фразы, которую он готовил и даже репетировал вслух почти полдня.
- Готовы ли вы…
- К чему?
- Готовы ли расстаться со всей этой красотой, да и с верными собаками в придачу, ежели, к примеру, найдётся подходящий вариант в столице?
Никита почесал затылок.
- Не думал о таком, признаюсь… А уж судачить о таких вещах при лунном свете вовсе не решусь…
- Так пригласите меня в дом! Али боитесь?
Никита почесался весь, ещё чуток подумал. Оценил фигуру капитана, примерно так же, как давеча служивый оценивал девкины достоинства.
- Заходите! Вреда от вас будет мало, даже если и надумаете чудить…
Глава 8 Никита Баранов
Дальнейшая беседа гостя и хозяина протекала уже не при Луне, а при светильниках. И под знатное угощение. Капитану удалось-таки нащупать душевные струны поручика. И хорошенько брякнуть по ним!
- Стыдно, батенька, позорно герою войны в деревне загнивать, когда в столице дел невпроворот. Это всё лень помещицкая в вас говорит… Столица, может быть, только и живёт ожиданием своих героев, ей, матушке, может быть, тошно плодить щелкопёров-чиновников, устала она, может быть…
Никита почесал затылок, пожал плечами.
- Да накой я ей нужен, столице-то?
- Как это "накой"?! Вы меня удивляете! Страна, может быть, стоит на пороге войны с Польшей…
- Что вы говорите! Неужели?!
- Али газет не читаете совсем?
- Читаю!
- И ничего не помните из прочитанного?
- Признаться, нет… Выпиваю я, сильно выпиваю с горя… Вдовый я, бездетный…
Капитан, будто сильно удивившись, заорал:
- Бааааа!!! Удача-то какая!!!
Баранов тут же захотел объяснений. И получил их. Все пояснения были выданы ему в форме военных сводок.
- Выражусь коротко, - с надрывом начал капитан. - По проверенным слухам, в Польше зреет восстание.
Никита поёжился.
- Бр-р-р-р! И Польша катится в тартарары, не только матушка-Россия?!
- Совершенно верное ваше замечание. Неблагодарные поляки, освобождённые нами от Наполеона, так и норовят отделиться, уменьшить размеры великой империи…
- Как по мне, катились бы они, эти поляки, на все четыре стороны!
Сказав так, хозяин дома с жадностью набросился на студень, стал уплетать его, громко чавкая.
- Э-э-э! Не по-государственному мыслите! - воскликнул капитан. - Неправильно!
- А как надобно мыслить?
- Чувствуется в вашем понимании этакий застой, этакая тухлость деревенская. Ну, ничего, мы эту затхлость вашу, эту лень преодолеем!
- Каким же образом, если не секрет?
Склонившись над тарелкой и не перестав жевать, Никита быстрым жестом отправил к себе в горнило стакан водки.
- Простите великодушно, но одинокому вдовцу малая толика непонимания простительна… А водочка просто-таки необходима! Вот и батюшка благословил…
Капитан с досады вынул трубку. Стал нервно набивать её. Самокрутки при таком серьёзном разговоре были неуместны. Закурив, начал ждать более разумного ответа.
Дабы скрасить ожидание, служивый, поднявшись с табурета, несколько раз обошёл гостиную. Припадая строго на ту конечность, которая отдыхала в селе Болотникове, на хуторе у Фросенькиного отца.
В числе объектов, заинтересовавших гостя, была стопка скатертей, с виду, вроде бы, ни разу не использованных. Далее взгляд его остановился на часах старинной работы, висевших на крашеной белилами стене.
Интересно, что все стены горницы, а их было почему-то шесть, ввиду тупости некоторых углов, все стены были каждая иной расцветки.
Вот, например, бордовая с золотыми росписями стенка давала весьма своеобычное впечатление. Расписать бы так всю горницу, можно было бы принять её за приёмную борделя, отнюдь не дешёвого.
Радовала глаз и стена с премилыми квадратиками - жёлтыми на голубом фоне. В каждом квадратике помещалась надпись чёрными чернилами. Вероятно, то были автографы наиболее уважаемых посетителей. Либо имена крестников. Либо ласковые прозвища любовниц. Либо и то, и другое, и третье. Можно было и спросить, но риск сбить с мысли незадачливого барина представлялся слишком уж огромным. Оставалось молча ждать, когда, наконец, пьяный деревенский увалень начнёт задавать умные вопросы. По существу сделанного предложения. А пока можно было посвятить себя исследованиям.
Если уж исследовать, так всё. Не обделил вниманием хромой вояка и следующую стену, коричневато-красную, однотонную. Вся она была усеяна картинками, исполненными неуверенной рукой, почему-то мелом. Сюжеты представлялись несколько сомнительными, равно как и сопутствующие надписи к ним, однако все эти узоры общий вид не портили.
Не портила вида и стоявшая прямо на полу, двумя рядами, изысканная коллекция небольших фигурных бутылочек, с диковинными надписями на этикетках. Не зная иностранных языков, но применив фантазию, можно было догадаться, что ранее в тех пузырьках хранились анисовые капли, водку редкого урожая, экзотические вина и так далее. А можно было ничего не думать, так спокойнее.
Была ещё стена с огромными иконами, не поместившимися в красный угол.