В докладе указывалось, что в 1937 году было исключено из партии около 100 тыс. коммунистов (за первое полугодие - 24 тыс. и за второе полугодие - 76 тыс. чел.), а в партийных комитетах скопилось не менее 65 тыс. не рассмотренных апелляций, в большинстве случаев направленных лицами, исключёнными ещё в период обмена и проверки партдокументов (1935-1936 годы). Говоря о необоснованности множества исключений, Маленков сообщил, что в ряде областей Комиссия партийного контроля при ЦК ВКП(б) после рассмотрения апелляций восстановила от 40 до 75 процентов исключённых .
Для доказательства того, что массовые исключения инспирировались "врагами народа", Маленков приводил показания ряда арестованных клеветников, в которых они объясняли свои действия стремлением вызвать недовольство и озлобление коммунистов. Особенно выразительными были показания некоего Трегуба из Киева, который рассказывал, что он и его приятели выступали на партийных собраниях с клеветническими обвинениями и писали доносы во все партийные и советские инстанции. Хотя такое поведение объяснялось в докладе желанием клеветников "скрыть собственные преступления перед партией", показания Трегуба характеризовали не столько его личные намерения, сколько чудовищную атмосферу, сложившуюся в 1937 году. "Я, например, выступал на партсобрании Станкостроя,- сообщал Трегуб,- указывал пальцами на сидевших на собрании коммунистов, и называл одних троцкистами, других бухаринцами, третьих вредителями, четвёртым выражал политическое недоверие, других обвинял в связях с врагами и, наконец, написал список не менее чем на 15-20 человек. На заводе Станкострой я добился такого положения, что в парторганизации численностью в 80-85 человек находится под сомнением и расследованием не менее 60 коммунистов… Опасаясь клеветы, честные работники стали разбегаться (с завода). Другие принимали все меры, чтобы избежать нападок с нашей стороны, вплоть до подхалимства перед нами… Мы с Ворожейкиным начали ходить на партсобрания других организаций с заранее подготовленными списками людей, которых мы намерены были обвинить в принадлежности к врагам. Мы неожиданно появлялись на собраниях парторганизаций, к которым не имели отношения, взбирались на трибуну без всякой очереди и, не зная людей совершенно, приклеивали ярлыки врагов народа коммунистам. Нас с Ворожейкиным уже все знали. При нашем появлении не только возникало смущение в собрании, но потихоньку члены партии, боясь, убегали из помещения, ибо часто бывало так, что к намеченным спискам прибавлялись фамилии, случайно пришедшие в голову тут же на собрании. Таким образом, получалось, что парторганизации и так терроризированы своими местными псевдоразоблачителями, а наше появление… окончательно утверждало как бы правдивость их материалов".
Доносительство не только не утаивалось, а наоборот, возводилось в ранг партийной доблести. Об этом свидетельствует следующее признание Трегуба: "Посылая списки в НКВД, я делал это так, чтобы всем было известно о посылке мною в НКВД целого списка" .
В докладе Маленкова приводились многочисленные примеры обвинений, по которым рядовые коммунисты исключались из партии. Так, Аминева исключили и сняли с работы только потому, что его брат был исключён из комсомола за связь с врагами народа. Вслед за Аминевым были сняты с работы все его родственники. Кущев был исключён и лишён работы за то, что на занятиях политкружка после "правильных" ответов на три вопроса о возможности построить "полный социализм" и "полный коммунизм" в одной стране, на четвёртый схоластический вопрос: "А окончательно коммунизм построим?" ответил: "Окончательно вряд ли построим без мировой революции. Впрочем, посмотрю в "Вопросах ленинизма" что по этому поводу говорит тов. Сталин". Вслед за Кущевым была снята с работы по обвинению в связи с ним его жена. Быков, подавший в парторганизацию заявление об аресте своего брата, с которым "никакой связи не имел", немедленно был исключён из партии. Когда он спросил парторга о причинах исключения, тот сказал: "Ты понимаешь, мы должны тебя исключить. А ты собери данные и апеллируй" .
Подобные примеры приводились и в опубликованном тексте постановления пленума. Здесь сообщалось, что на одном из предприятий Курской области председатель заводского профкома была исключена из партии и арестована только потому, что беспартийный рабочий, подготовленный ею к выступлению на предвыборном собрании, сбился в своей речи и забыл назвать фамилию кандидата в депутаты Верховного Совета. В другом районе работница, вызванная в НКВД по делу "одной арестованной троцкистки", сообщила об этом начальнику спецчасти предприятия, в результате чего была снята в работы за "связь с троцкистами", а муж её сестры - уволен за то, что "не сообщил о связях своей жены с троцкистами" .
Ораторы, выступавшие в прениях, пытались ответить на вопрос, в чём причины подобных расправ, учиняемых под самыми нелепыми предлогами. Упомянув, что на Украине было много случаев исключений "по одной, ничего не говорящей анонимке", Косиор объяснял это тем, что "мы пережили очень бурный период, когда врагов обнаруживали и выбрасывали из партии пачками, большими и значительными группами, когда вопрос о том, чтобы разоблачить и вытащить наружу врага, стоял впереди других вопросов". Косиор признавался, что даже он, член Политбюро, зачастую опасается защитить исключаемого, хотя "фактов, по которым его исключают, и незначительно… У нас на местах бывает так: вот, скажем, пустили слух насчёт предстоящего ареста того или другого члена партии, ибо он был близко связан с арестованными. В организации рассуждали так: прежде чем его арестуют, мы должны исключить его из партии, потому что, когда его арестуют, то нас спросят, где вы были, почему проглядели" .
На пленуме речь шла о необоснованности исключений, но не арестов, которые, по словам выступавших, служили подтверждением правильности исключений. Более того, Багиров заявил о своей готовности "привести факты, когда и сейчас некоторые подлежат аресту, а ходят на свободе", на что даже Маленков счёл нужным отреагировать репликой: "Тов. Багиров, это не арестованные, раз они ходят на свободе" .
Касаясь клеветнических заявлений, Багиров рассказал, что в Баку действовала некая Морозова, "полуграмотный человек", которая при помощи других "врагов" строчил а доносы, в результате чего "не осталось ни одного ответственного работника (включая самого Багирова.- В. Р. ), на которого она не написала бы заявления". В этой связи состоялся следующий диалог между Багировым и Сталиным:
Сталин : Авторы заявлений напугали партийных руководителей.
Багиров : Если бы это было так, тогда бы мы растерялись совсем… ( Общий смех. )
Сталин : Они боятся авторов заявлений .
Несмотря на оглашение на пленуме столь неблаговидных фактов, его заседания проходили в привычной для пленумов ЦК мажорной тональности. Особенно бравурными нотами отличалось выступление Кагановича, который заявил: "Я думаю, что можно без преувеличения сказать, что последний год - год выкорчевывания врагов партии и врагов народа - для честных большевиков… оказался годом такого большевистского воспитания и такой закалки, которой мы в обычное время не получили бы за десятки лет". Каганович назвал "нашей великой сталинской победой" выдвижение за последний год более ста тысяч новых руководителей . Столь же оптимистично расценивал перспективы "кадровой политики" Ярославский: "Не может быть, чтобы… нельзя было выдвинуть тысячи, десятки и сотни тысяч людей, которые могли бы заменить врагов, оказавшихся в наших рядах" .
О существовании плана радикальной замены арестованных коммунистов "молодыми кадрами" свидетельствует выступление Косарева, рассказавшего, что в июне 1937 года было принято решение о вовлечении в партию 140 с лишним тысяч комсомольцев, "проверенных в борьбе с врагами" .