По плану "ставки" сбор основных сил рати Шереметева должен был состояться в Белеве на Николин вешний день (9 мая), а вспомогательных сил из северских городов - тогда же в Новгород-Северском. Отсюда воеводы должны были начать марш на юг, в пределы Дикого Поля, и соединиться в верховьях рек Коломак и Мжи (юго-западнее нынешнего Харькова). Однако прошел почти месяц от назначенной даты сбора (интересно, чего ждал Шереметев столько времени, если он собирался отправиться в набег - ведь для такого рода экспедиции внезапность и скорость есть главные залоги успеха?), прежде чем на Троицын день (в 1555 г. он пришелся на 2 июня) войско Шереметева пробудилось наконец от спячки и начало марш по Муравскому шляху на место встречи с отрядом северских детей боярских под началом почепского наместника, каширского сына боярского И.Б. Блудова (кстати, Игнатий Блудов также не может быть отнесен к известным военачальникам. На страницах разрядных книг он впервые появляется именно в 1555 г.). Опытный военачальник, И.В. Шереметев, по выражению Курбского, продвигался на юг, "имяше стражу с обоих боков зело прилежную и подъезды под шляхи…". Темп марша был небольшой - расстояние от Белева до верховьев Коломака (примерно 470 км) было преодолено за 20 дней, т.е. в среднем в день русская рать проходила по 20-25 км (опять же не похоже на стремительный набег за добычей, а на медленное, осторожное продвижение вперед, прощупывание намерений противника - да).
А что же в это время делал хан, которого мы оставили в тот момент, когда он и его "князья" договорились о походе на Русь? Весна 1555 г. прошла в приготовлениях к запланированной экспедиции (и, надо полагать, при том количестве московских доброхотов-"амиятов", которые были в Крыму, скрыть эти приготовления было невозможно. Следовательно, слухи о них Москвы достигли всенепременно). В мае татарское войско было собрано, и примерно в конце этого месяца Девлет-Гирей выступил в поход на север, к русским рубежам. Вместе с ним была его "гвардия" (стрелки-тюфенгчи, или, как их еще называют в турецких и татарских источниках, сеймены, артиллерия, и, надо полагать, вагенбург, который у нас называли "гуляй-городом"), "двор" и, естественно, "дворы" татарских князей и племенное ополчение. Сколько их было всего - об этом ниже, пока же отметим, что отборная часть татарской конницы, выставляемая карачи-беками, главами знатнейших и влиятельнейших татарских родов (Ширинами, Мансурами, Аргынами и Кыпчаками), состояла, согласно сведениям татарских источников, из примерно 10 тыс. всадников. В случае же необходимости Ширины, в распоряжении которых находилось до половины всего татарского войска, могли поднять на коней до 20 тыс. воинов.
Пока Шереметев не торопясь шел на юг, татары столь же неторопливо, делая в день самое большее верст по 30, двигались ему навстречу. Во всяком случае, французский инженер Г. Боплан писал в своих записках, что в начале похода обычный темп движения татарского войска составлял примерно 25 км в день. Во вторник 18 июня передовые татарские отряды вышли к Северскому Донцу на участке между нынешними Змиевым и Изюмом. На следующий день татарское войско начало "лезть" через Донец сразу в четырех местах - "…под Изюм-Курганом и под Савиным бором и под Болыклеем и на Обышкине".
Обращает на себя внимание чрезвычайно широкий фронт форсирования Донца татарами - крайние "перевозы" восточнее Змиева (Обышкин или Абышкин перевоз) и Изюмом (Изюмский перевоз) разделяло без малого 90 км. В это время татары и были замечены русской разведкой. Действовавшая за Донцом, "на крымской стороне", станица сына боярского Л. Колтовского обнаружила переправу татар на Абышкином перевозе, где переправлялись 12 (по другим данным - 20) тыс. неприятелей. Голова станицы немедленно отправил гонцов с известием в Путивль и к Шереметеву, а сам с остальными станичниками "остался смечать сакмы всех людей…"
В субботу 22 июня к И.В. Шереметеву, который к тому времени уже вышел к месту встречи с отрядом И. Блудова, "прибежал" станичник Иван Григорьев с сообщением от Л. Колтовского о переправе татар через Донец. Аналогичная весть была получена и от сторожи, что была послана в р-н Святых гор, находившихся в 10 верстах ниже по течению от места впадения Оскола в Северский Донец "с крымской стороны". Для воеводы стало очевидным, что хан, выступив с войском из Крыма по Муравскому шляху, примерно 15-16 июня достиг развилки степных дорог в верховьях реки Самары и, повернув на восток, дальше продолжил марш по Изюмскому шляху. К тому времени, когда Шереметев получил известие о татарах, Девлет-Гирей уже успел продвинуться в северном направлении на 70-90 км и находился восточнее Шереметева примерно в 150 км. Не теряя времени, воевода приказал стороже "сметить сакмы", а сам, "призывая Бога на помощь", пошел к татарской сакме. Очевидно, что Шереметев с товарищами повернул назад и скорым маршем пошел обратно на север по Муравскому шляху к Думчеву кургану, у истоков Пела (севернее нынешней Прохоровки).
Тем временем известия о происходящем в Поле достигли Москвы. В пятницу 28 июня к Ивану IV в Москву прибыло сразу несколько гонцов. Отпутивльских наместников В.П. и М.П. Головиных прискакали вож Шеметка и "товарищ" Л. Колтовского Б. Микифоров, которые сообщили царю о том, "…что голова их Лаврентей Колтовской с товарищи переехали многие сакмы крымских людей…" и что татары во множестве "и с телегами" "лезут" через Северский Донец. О том же известил государя и прибывший от Шереметева И. Дарин с товарищами.
Эти новости привели в действие московскую военную машину, шестерни которой начали проворачиваться во все убыстряющемся темпе. Командующий расположенной на "берегу" ратью боярин И.Ф. Мстиславский "с товарищи" немедленно был "отпущен" царем к своим войскам, а Иван начал собирать Государев полк. Приказ явиться в Москву получили также бояре и дети боярские, служившие удельному князю Владимиру Андреевичу Старицкому, а также служилые татары "царя Казаньского Семиона". Окольничьи И.Я. Чеботов и Н.И. Чюлков Меньшой получили наказ привести на всякий случай в боеготовность Коломенский кремль.
В воскресенье 30 июня к государю прибыл Л. Колтовской, подтвердивший сведения прежних гонцов. Выслушав его донесение, Иван вместе с Владимиром Андреевичем, "царем" Семионом и "царевичем" Кайбулой во главе Государева полка и ертоула (им командовали два воеводы - И.П. Яковлев и И.В. Меньшой Шереметев) выступил из Москвы по направлению к Коломне.
Развертывание войск для отражения близящегося нашествия не обошлось, как это повелось со времен "боярского правления", без местнических споров и вызванных ими перестановок командного состава. Служба - службой, но боярская честь оставалась боярской честью, "порушить" которую было никак нельзя даже под угрозой самого сурового наказания и опалы. 2-й воевода передового полка, что стоял под Зарайском, князь Д.С. Шестунов (из рода Ярославских князей) отказался подчиняться 1-му воеводе полка князю А.И. Воротынскому и был переведен 2-м воеводой в полк правой руки в Каширу.
На его место был прислан окольничий Ф.П. Головин. Однако, прибыв в Каширу, Шестунов и тут не угомонился, "списков не взял для Михаила Морозова да для князь Дмитрея Немово Оболенсково и посылал о том бити челом государю, что Михайло Морозов в большом полку другой, а князь Дмитрей Немой в левой руке большой…". Лишь получив от Ивана IV невместную грамоту, князь согласился принять командование. Отметим, что и при формировании рати Шереметева был случай местничества. А.Д. Плещеев-Басманов "бил челом" государю, что ему "… з боярином … с Болшим з Шереметевым в менших товарыщех" быть непригоже, на что Басманов получил указание Ивана IV "быти на своей службе без мест…".