Прелестный подарок. Действительно прелестный. Но если честно, я бы предпочла, чтобы Магнус был рядом, чтобы он крепко держал меня за руку и оказывал моральную поддержку. Снимаю кимоно, складываю и убираю в коробку.
Магнуса по-прежнему нет. Тянуть время и откладывать встречу с родителями уже просто невозможно.
- Магнус? - доносится из кухни высокий голос Ванды. - Это ты?
- Нет, это я! Поппи! - Собственный голос кажется мне чужим.
- Поппи! Иди сюда!
Расслабься. Веди себя естественно. Вперед!
Сжимая в руках бутылки вина, направляюсь в кухню; там тепло и пахнет соусом "болоньезе".
- Привет! Как дела? Я принесла вино. Красное. Надеюсь, вам понравится.
- Поппи! - бросается ко мне Ванда. Ее растрепанные волосы недавно подкрашены хной, на ней одно из ее странных, широких платьев из чего-то похожего на парашютный шелк и сандалеты на резиновой подошве. Лицо бледное и, как всегда, без макияжа, только на губах кривой мазок помады. Она касается щекой моей щеки, и я улавливаю аромат старомодных духов. - Не-ве-ста! - по слогам произносит она, и получается почти смешно. - Обрученная.
- Помолвленная, - вступает в разговор Энтони, выбираясь из-за стола. Твидовый пиджак, тот же самый, в котором его сфотографировали для обложки его книги, тот же самый буравящий взгляд и та же самая улыбка. - Дрозд женится на конопатой подружке, гладиолус не женится на лягушке. Это для твоей коллекции, дорогая, - обращается он к Ванде.
- Верно. Мне нужна ручка!
Она начинает искать ее среди бумаг, разбросанных по столешнице.
- Нелепый глупый антропоморфизм нанес большой ущерб делу феминизма. "Женится на конопатой подружке". А ты, Поппи, как считаешь?
Но я лишь натянуто улыбаюсь.
Понятия не имею, о чем они говорят. Ни малейшего. Почему они не могут просто сказать: "Привет! Как дела?" - как сделали бы все нормальные люди.
- Что ты думаешь об ответе антропоморфизму? Что думает об этом молодая женщина?
Под этим инквизиторским взглядом мой желудок делает кувырок. О господи. Я должна ответить?
Антро… что?
Если бы только он записал свои вопросы и дал их мне, предоставив пять минут на обдумывание (а заодно и словарь), то, может, я и выдала бы что-то умное. Ведь я училась в университете и писала эссе, используя всякие длинные слова, защитила диплом. А в школе учительница английского даже сказала однажды, что у меня "пытливый ум".
Но у меня нет пяти минут. И словаря. Энтони ждет ответа. И в его глазах мелькает что-то такое, от чего мой язык прилипает к небу.
- Ну, э… Думаю, это… это… интересный вопрос, - мямлю я. - Решающий вопрос нашего времени. Как вы долетели? - быстренько переключаюсь я. Может, мы поговорим о кино или еще о чем-то понятном?
- Бесподобно. - Ванда отрывает взгляд от своих заметок. - Почему люди летают? Почему?
Не знаю, ждет она от меня ответа или нет.
- Э… они летают в отпуск…
- Я уже начала собирать материалы для статьи на эту тему, - перебивает меня Ванда. - "Миграционный импульс". Почему человек чувствует необходимость обогнуть земной шар? Мы идем по древним миграционным путям наших предков?
- Ты читала Берроуза? - обращается к ней Энтони. - Не книгу, а диссертацию?
Никто даже не предложил мне выпить. Тихо, стараясь слиться с окружающей обстановкой, пробираюсь к столу и наливаю себе бокал вина.
- Как я понимаю, Магнус подарил тебе бабушкино кольцо с изумрудом?
В панике подпрыгиваю. Так быстро! В голосе Ванды действительно что-то такое проскальзывает или мне показалось? Она знает?
- Да! Оно… оно прекрасно. - Руки трясутся так сильно, что я чуть не проливаю вино.
Ванда лишь приподнимает брови и многозначительно смотрит на мужа.
К чему бы это? О чем они думают? Черт, черт. Катастрофа неминуема.
- Т-трудно носить кольцо на обожженной руке, - в отчаянии объявляю я.
Вот так. Я даже не соврала.
- Ты обожгла руку? - Ванда поворачивается и касается повязки. - Бедная моя девочка! Ты должна проконсультироваться у Пола.
- Конечно, - кивает Энтони. - Позвони ему, Ванда.
- Это наш сосед, - объясняет она. - Он дерматолог. Светило. - Ванда уже схватила телефонную трубку и наматывает на кисть старомодный закручивающийся шнур. - Он живет напротив, через улицу.
Через улицу?
Застываю от ужаса. Почему все стремительно пошло не так? Ясно представляю, как жизнерадостный старичок с докторским чемоданчиком вкатывается в кухню со словами "Ну-с, что тут у нас?", а все толпятся вокруг и смотрят, как я снимаю повязку.
Может, рвануть на второй этаж и отыскать спички? Или кипяток? Честно говоря, я предпочла бы испытать мучительную боль, лишь бы меня не разоблачили.
- Черт! Его нет дома. - Ванда кладет трубку на место.
- Какая жалость, - выдавливаю я, и тут в кухню входит Магнус, а за ним Феликс.
- Привет, Поппи, - говорит Феликс и тут же утыкается в какой-то учебник.
- Ну вот! - Магнус переводит взгляд с меня на родителей, словно оценивая обстановку. - Чем занимаетесь? Правда, Поппи выглядит еще красивее? Разве она не прелесть?
Он ласково ерошит мне волосы.
Я бы не хотела, чтобы он делал это. Понимаю, он старается быть милым, но я смущаюсь. Ванда тоже не знает, как реагировать.
- Очаровательно, - вежливо улыбается Энтони, словно восхищается чьим-то садом.
- Ты дозвонился до доктора Уилера? - спрашивает Ванда.
- Да, - кивает Магнус. - Он сказал, главное - культурный генезис.
- Значит, я что-то не так поняла, - с легким раздражением произносит она и поворачивается ко мне: - Мы пытаемся опубликовать статьи в одном журнале. Все шестеро, включая Конрада и Марго. Такое вот семейное предприятие. Феликс делает указатель. Участвуют все!
Все. Кроме меня.
Но разве мне хочется написать научную статью в какой-то малоизвестный журнал, который никто не читает? Нет. Могу я это сделать? Нет. Знаю ли я, что такое культурный генезис? Опять же нет.
- У Поппи есть публикации в ее области, - неожиданно провозглашает Магнус, словно вставая на мою защиту. И гордо улыбается. - Правда, дорогая? Не скромничай.
- Ты где-то публиковалась? - Энтони как будто просыпается и смотрит на меня с необычным вниманием. - Это интересно. В каком журнале?
Беспомощно таращусь на Магнуса. О чем это он?
- Вспомни! - подначивает он меня. - Ты же говорила, что напечатала заметку в журнале по физиотерапии.
О боже. Нет.
Я убью Магнуса. С какой стати он поднял эту тему?
Энтони с Вандой ждут. Даже Феликс с интересом поглядывает на меня. Они ожидают, что я заявлю, будто осуществила прорыв в вопросе о культурном влиянии физиотерапии на кочевые племена или что-то в этом роде?
- Это была "Еженедельная сводка новостей физиотерапии", - наконец мямлю я, глядя себе на ноги. - Это не научное издание. А просто… журнал. Они как-то раз напечатали мое письмо.
- Ты провела исследование? - спрашивает Ванда.
- Нет, - продолжаю бормотать я. - От пациентов иногда плохо пахнет. И я предложила медикам надевать противогазы. Это была… шутка. Я хотела, чтобы все посмеялись.
Молчание.
Я так сконфужена, что не смею поднять голову.
- Но ведь ты написала диплом, - говорит Феликс.
- Да. То есть… Он не был опубликован. - Неловко пожимаю плечами.
- Я бы хотел прочитать его.
- Хорошо. - Я улыбаюсь.
Конечно, Феликс не станет читать мой диплом. Просто пытается приободрить меня. Очень мило с его стороны, но я почему-то чувствую себя еще хуже. Мне двадцать девять, а ему семнадцать. К тому же если он и хотел повысить мою самооценку, то потерпел поражение. Его родители даже не слушают нас.
- Конечно, юмор - это форма выражения, имеющая большое значение в культурном нарративе, - с сомнением произносит Ванда. - Якоб С. Гудсон написал интересную работу "Почему люди шутят"…
- Кажется, она называлась "Люди шутят"? - поправляет ее Энтони. - Ее основное положение…
Щеки у меня по-прежнему горят, и я ничего не могу с этим поделать. Мне хочется, чтобы кто-то заговорил об отпуске, или о сериале "Жители Ист-Энда", или еще о чем-то таком.
Конечно, я люблю Магнуса. Но я пробыла здесь пять минут, и уже на грани нервного срыва. Как я переживу Рождество? Что, если наши дети окажутся вундеркиндами, я не буду понимать их, и они станут смотреть на меня свысока - ведь я не доктор философии.
Пахнет чем-то едким, и я понимаю, что это горит "болоньезе". Стоя у плиты, Ванда распинается об Аристотеле и ничего не замечает. Беру у нее ложку и начинаю помешивать соус. Слава богу, для этого не надо быть лауреатом Нобелевской премии.
По крайней мере, я чувствую себя полезной. Но спустя полчаса мы все сидим за столом, и я снова лишаюсь дара речи.
Ничего удивительного, что Энтони и Ванда не хотят, чтобы Магнус женился на мне. Они считают меня тупицей. Ужин в полном разгаре, а я не вымолвила ни единого слова. Все это так тяжело. Разговор для меня мука мученическая.