Глава IV. Миф коммуны и становление советского государства: Конституция РСФСР 1918 г.
Одной из трудных проблем обществоведения остается вопрос о генезисе и особенностях так называемой "социалистической" правовой системы. Данная система, охватывавшая в ХХ в. своим влиянием едва ли не половину населения земного шара, конвульсивно окончила свое существование с отказом от коммунистического мифа и основанного на нем государства, уступив место традиционным представлениям о демократии, гражданском обществе и правовом государстве. Вместе с тем обнажились все трудности правового развития переходного периода, главной из которых стал правовой дуализм – конфликт нового права и традиционного правосознания, воспроизводившего стереотипы советского (и даже досоветского) архаического сознания . Вопросы, поставленные в эпоху становления большевистского режима, оказались актуальны в период его деградации и крушения СССР, заставив исследователей вновь обратиться к основным постулатам и противоречиям марксистской теории государства , эволюции идеологии и практики "рабочей демократии" и советской системы , степени соответствия теоретических постулатов практике революционного режима , пересмотру их влияния в интернациональном контексте , вообще обратиться к истокам советской модели политической и правовой системы.
Предприняты попытки выяснить, каким образом утопическая марксистская (ленинская) конструкция политической системы, заложенная в ее основание, сохраняла значение в последующее время, вплоть до крушения советского режима , как она трансформировалась в условиях Гражданской войны и большевистской диктатуры , насколько соответствовала выдвинутым идеалам социальной справедливости . В литературе, появившейся непосредственно по итогам распада СССР, понятная постановка этих вопросов была окрашена эмоциональным впечатлением от крушения коммунизма, что объясняет известную общую априорность подхода и предложенных выводов. Важно найти ответы на следующие вопросы: откуда взялась идея этой системы; как соотносились в ней первоначальные идеологические установки и их юридическое оформление; фиксировала Конституция 1918 г. спонтанно возникшие отношения или формировала их; в какой мере она отражала реальность или изначально была номинальной; в чем уникальность этой системы в мировой истории и почему она существовала столь продолжительное время; наконец, каковы были альтернативные стратегии интерпретации провозглашенных принципов и норм и с чем связано направление последующей эволюции их смысла.
С позиций когнитивного подхода обращение к большевистскому проекту юридического конструирования реальности (отраженному в материалах архива Конституционной комиссии 1918 г.) позволяет: во-первых, реконструировать понимание разработчиками смысла ключевых правовых понятий, во-вторых, выявить альтернативные позиции, представленные в конституционных дебатах 1918 г.; в-третьих, определить вектор развития системы – перейти от статики к динамике институциональных изменений (селекция ценностей, норм и институтов в процессе разработки конституции). Изучение соотношения конституционных принципов, норм и институтов в процессе консолидации большевистской диктатуры позволяет раскрыть изначально заложенные конструктивные дефекты системы, определившие ее эрозию и последующее крушение.
1. Миф о государстве-коммуне как когнитивная основа построения нового общества
Осуществив Октябрьский государственный переворот и распустив Учредительное собрание во имя коммунизма и особой "пролетарской" демократии, большевики столкнулись с отсутствием сколько-нибудь разработанной программы построения нового общества и государства, правовой легитимации собственных претензий на власть. Общими принципами, которые могли быть положены в основу конструирования нового общества, стали чрезвычайно неопределенные положения К. Маркса о Коммуне как "предвестнике нового общества" и "новой политической форме" , политико-правовым выражением которых признавались Манифест Коммунистической партии 1848 г., программа Первого интернационала, не вступившая в действие якобинская конституция 1793 г. и особенно потерпевшая крушение модель Парижской коммуны 1871 г. Коммуна рассматривалась в либеральной историографии как анархический срыв общества в экстремальных условиях войны, не имеющий никакого отношения к Интернационалу или "диктатуре пролетариата", ее опыт в этом контексте – явная неудача, а действия ее вождей – хаотические, противоречивые и просто нелепые . Однако рассеять марксистские легенды в отношении Коммуны оказалось очень трудно. Идея государства-коммуны как особой формы общественно-политического строя переходного периода получила распространение в европейской левой социал-демократии накануне Первой мировой войны. Например, один из столпов германской социал-демократии А. Бебель был "глубоко убежден, что не пройдет и нескольких десятилетий, и все то, что случилось в Париже, повторится во всей Европе", хотя и предлагал обществу "проявить рассудительность и постараться сгладить существующие классовые противоречия законодательным путем" . Миф Коммуны в его интерпретации Марксом и Прудоном оказался наиболее популярен в различных течениях европейского и русского анархизма , а также сочинениях его российских теоретиков – Бакунина, Герцена, Кропоткина , оказав существенное влияние прежде всего на традицию русского радикального народничества . В советской литературе интерес к проблеме был связан с установлением большевистской диктатуры, которая изначально опиралась на программные документы Коммуны, объявила себя последователем французских коммунаров . В контексте тотального разрушения правовой традиции в ХХ в. некоторые авторы даже усматривали в этом эксперименте поиск новых форм правового государства .