На следующий день Клуиз Нилл позвонила сама и сказала, что он везет ее в косметический салон. До школы оставалась еще неделя, и Александр не понимал, почему должен возить мать, когда речь шла о дочери, и желал ей раствориться в этом салоне, не понимая, почему злится на нее; что, в общем-то, было не очень хорошо с его стороны.
Как только она вышла из дома, он открыл заднюю дверь. Но она села на переднее сиденье рядом с ним. Вздернув платье так, что виднелись гораздо выше, чем нужно, ее прекраснейшие колени. И немного выше - то, что выше. Внутренние части бедер.
Неожиданно он стал внимательно всматриваться в спидометр, хотя раньше никогда этого не делал. Глаза старались успокоиться на дороге, несущейся навстречу. Но, когда она отворачивалась в окно, взгляд невольно соскальзывал на ее обнаженные колени.
Она начала:
- Они нравятся тебе?
- Кто? - спросил он.
- Мои ноги, точнее, колени.
Ему нечего было терять. Она же сама…
- Не знаю, я их еще не разглядел.
- По-моему, они достаточно открыты, и я довольно часто отворачивалась, чтобы ты мог разглядеть. Останови, пожалуйста.
Он остановился. Она повернулась в его сторону, грациозно вытянув их вперед. Ноги были как у лучших моделей на картинках.
Но если зашел в лес, то иди.
- Этого недостаточно, чтобы оценить ноги, - видеть их только спереди.
- Да? - Она, казалось, была удивлена. - Никогда об этом не думала.
Мягким, но сильным движением руки она открыла дверь настежь. И встала на траву. Повернулась и прошла, слегка приподняв подол платья, несколько шагов. Он смотрел внимательно в открытую дверь.
- Как теперь? - Она уже сидела рядом. Парфюмерный запах скользнул по его ноздрям, принесенный ею снова. - Только честно. Между мною и тобою.
- Даже если бы это и не осталось между… Это лучшие ноги, которые я видел. Абсолютно прекрасная пара. По крайней мере, мне так кажется. Но это не имеет никакого значения. Я говорю о них как о произведении искусства, как о картине. Вне художника.
Казалось, она была удовлетворена. Поехали.
- Ты хотел бы коснуться их? Хоть раз?
Он перестал смотреть на спидометр и посмотрел на ее колени. Она ждала его поднимающегося взгляда.
- Я не думал об этом.
- Что бы ты отдал за то, чтобы коснуться их?
Надеюсь, что это не примитивное соблазнение дамой своего шофера для использования его в качестве механического оловянного солдатика, подумал он.
И сказал:
- Ничего.
Она рассмеялась. У нее появлялись удивительно красивые, обалденные ямочки, параллельно тонким крыльям носа, когда она улыбалась.
- Почему? Разве я не возбуждаю тебя?
- Нет. Для того чтобы женщина возбудила подчиненного ей мужчину, нужно, чтобы он поднялся до ее уровня.
- А что, если я опущусь до его?
- Это будет не то, и он не будет самим собой. Вряд ли хотя бы одна нормальная женщина может возбудиться шофером.
Она усмехнулась. Тогда я ненормальная женщина, подумала она.
- Да, но он может.
- Вряд ли, потому что философия жизни такова, что неимеющий не может обладать имеющим. А когда обладают мной, я не возбуждаюсь.
- У-у, я не знала, что ты мальчик с философией.
- Да, я философский мальчик.
- А какая разница?
- Между чем и чем?
- Между тем, что сказала я и сказал ты?
- Я напишу когда-нибудь об этом. Специально для вас.
Она от души гортанно рассмеялась.
- Значит, ты не хочешь меня?
- Это что, соблазнение?
- Нет, это пред-ло-же-ние, - по слогам сказала она.
- Я сожалею, но нет. Моя работа для меня важнее.
- Я могу сделать так, что ты ее потеряешь.
- Вы не будете этого делать.
- Почему?
- Потому что тогда я расскажу о нашем разговоре.
- Кто тебе, всего лишь шоферу, поверит?! Он не дернулся, но ударил.
- Я всего лишь опишу, какого цвета у вас трусики… и какая родинка на внутренней стороне бедра.
(Он обратил внимание, когда она выходила и платье вздернулось.)
Она едва не потеряла улыбку, но тут же справилась.
- Я не знала, что ты такой наблюдательный мальчик.
- Стараюсь, и все ради вас.
- Я рада, что не ошиблась в тебе. - Она удовлетворенно улыбалась.
- Это в каком смысле?
- Во всяком. Это только начало. У нас еще долгая история впереди.
Долгая жизнь - долгая история. Долгий забег. А получится все недолго.
Она указала рукой с кольцом на косметический салон. Он послушно остановился.
- Разве мы о чем-нибудь говорили?
- Абсолютно ни о чем.
- Ты умный мальчик. А я постараюсь дома сразу же сменить мои трусики. На другой цвет. Как только приеду.
И она мягко, незовуще улыбнулась.
Он хотел извиниться. Но ее спина, прямая, как сталь, уже удалялась.
Палевые облака на небе плясали свой полонез. Гонимые ветром. И он, откинувшись, глядел на них.
В косметическом салоне Клуиз провела полдня, предварительно отпустив его на все четыре стороны. Клуиз - друг. Он повертел это в голове, но понятие никак не укладывалось. Книгу он забыл дома, и делать было нечего,
Книга - друг человека, а не женщина, подумал он. И от примитивности пришедшего в голову рассмеялся. Но мозгам нужно было расслабиться: Александр собирался, готовился к новой вещи. И она должна была быть прекрасна.
На следующий день мистер Нилл оставил его для разговора.
- Я хочу сообщить, что вы остаетесь на работе. Я прибавляю вам пятьдесят долларов в неделю, итого - тысяча долларов в месяц. Что не так уж и мало для молодого юноши.
Тогда Александр не повял, почему такая щедрость - на четвертый день работы.
- Взамен я хочу только одну вещь от вас: чтобы вы носили униформу.
Он скривился как от кислого, и джентльмен успел заметить.
- Ничего страшного. Вы выберете и купите себе темные брюки и темную рубашку, какие нравятся, а я оплачу счет. И фуражку. Пиджак в сентябре, пожалуй, не нужен, я понимаю, об этом мы поговорим позже. Возможно, начнете надевать его в ноябре. Я не хочу никаких слухов в школе, что мою дочь привозит на занятия молодой человек, все должно быть по форме.
- И даже голова в фуражке, - пошутил Александр.
Мистер Нилл улыбнулся:
- Я рад, что вы меня поняли.
Он не понял обратной стороны шутки, но Александр решил не растолковывать. Шутить над хозяином - плохое дело. Выиграешь вряд ли, проиграешь - всегда.
Мистер Нилл казался мягковатым только снаружи. Внутри он был кирпич, настоящий булыжник. И скоро, очень скоро Александру предстояло это узнать. Как и многое другое. От чего и у негипертоника закружилась бы голова.
- Помоете машину и можете идти. Александр был уже в дверях, когда его нагнал голос:
- И на будущее: не будьте таким принципиальным, когда кто-то вас хочет накормить. Еда очень важна для американцев!
Он улыбнулся - хорошо это знал.
- К тому же это входит в мои обязанности.
- Я вам благодарен, сэр.
- До свидания.
На сей раз он вышел из двери.
Теперь они ездили в школу каждый день. И по мере увеличения этих странно похожих дней, расписание его жизни установилось.
В восемь он был "уже у них и отказывался от предложенного кофе, который вообще не пил. В восемь пятнадцать они выезжали из дома, безмолвного и, казалось, пустого (кроме слуг). А через полчаса у нее начинались занятия. Отрезок времени между началом и концом занятий он проводил по-разному и иногда должен был звонить матери Юджинии, Клуиз, если накануне она предупреждала его, что собиралась куда-либо ехать и ей нужен шофер. Сцена обнажения ног больше не повторялась, жалованье он получал точно в срок. И часто подсознательно, под самой коркой, взвешивал, что все-таки дороже для него: деньги или ноги. И по-всякому получались ноги (они были сильные и красивые), он был рад этому. Что есть деньги? Дымка, пыль, мишура. Да, но без них - умирают и перестает работать не только подсознание (в котором были ее ноги), но и сознание. Так что приходилось жить сознанием.
Сначала Юджиния не обращала на него никакого внимания. Он возил ее уже второй месяц. И терпеливо ждал в окрестностях школы, читая книгу. Пока они ехали, она смотрела в зеркало, приводила себя в порядок и, как он понял, хотела кому-то понравиться.
Первый раз она обратилась к нему, когда он читал Тургенева.
- Что это такое? - чуть ли не по слогам спросила.
Он достаточно вразумительно ей ответил, предварительно подобрав слова и понятные обиходные выражения: что это лучшие повести Тургенева - "Вешние воды" и "Первая любовь", которые он перечитывает снова.
- Зачем? - с американской непосредственностью и влитой в кровь любовью к рациональности спросила она.
На это он не нашел что ответить. Даже не пытаясь подобрать фразы.
И первый разговор окончился.
Она всегда носила туфли-лодочки на достаточно высоких каблуках, и Александр не понимал, зачем ребенку так мучиться.
Повернув голову, он безразлично смотрел, как, возвращаясь из школы, она приближается к машине, переступая своими стройными ногами (мамин подарок). И, едва усевшись, сразу сбрасывала шпильки, задирая ноги на сиденье и подбирая их под себя.
Александр неожиданно поймал ее взгляд, с интересом смотрящий на него в зеркальце заднего вида.
На половине пути Юджиния сказала:
- Можем мы остановиться выпить кофе?
- Дома, - ответил он, памятуя указ мистера Нилла, создавшего прекрасную дочь и его единственную зарплату.