В ответ на эти неутешительные донесения Краснов объявил награду «за голову изменника Дона Миронова Филиппа Козьмича» – 200 тысяч рублей золотом. В кругу своих единомышленников однажды разоткровенничался: «Много у меня доблестных, храбрых офицеров, но нет ни одного Миронова...»
8
Трудно ли было Миронову завоевать авторитет у местного населения? Легко ни одно трудное дело не дается. Но он был, как сама природа Дона, – щедрый, искренний, соответствующий наиболее полно тому миру, среди которого жил. Намного сложнее складывались его отношения с красноармейцами. Голодные и злые, уничтожавшие «золотопогонников» просто так или только за то, что они офицеры. А тут их командир, оказывается, бывший царский полковник. Позор! Да к тому же бесконечные бои и отступления, потому что противник неожиданно напал на плохо подготовленные революционные войска. Красноармейские части отступают, значит – предательство и измена бывших царских офицеров, специально подставляющих их под удар. Тут уж Миронову нельзя было показать и тени сомнения в правильности принятого решения, надо на деле доказывать, что оно единственно верное. Но глазное, самому идти впереди наступающих цепей и первому принимать пули и штыки врага. Не дрогнуть. Не расслабиться. Не изменить самому себе. Не дать страху хоть на краткий миг сковать волю и оцепенеть перед мыслью о возможной гибели.
У станицы Скуришинской, возле кургана, рота, шедшая в цепи, была обстреляна ружейным и пулеметным огнем, дрогнула и обратилась в беспорядочное бегство. На коне, карьером, сопровождаемый только одним ординарцем, Филипп Козьмич врезался в бегущую толпу и заорал: «Стой!.. За мной!.. Вперед!..» Вражеские пули градом летели, но ни одна не задела. Миронову сначала удалось остановить роту, потом повернуть лицом к наступающему противнику и атаковать...
После успешно проведенной атаки один красноармеец, легонько потирая плечо, без обиды в голосе говорил другому: «Бешеный наш командир. Когда я драпу давал, так он перетянул меня плетью – я сразу пришел к памяти... Ну и геройский казак – первым под пули лезет...»
Командир роты высказал мысль, что-де, мол, не обязательно так рисковать, как это делает Миронов. Филипп Козьмич ответил: «Чтобы требовать от других, а требовать придется слишком много, надо уметь показывать самому пример и рисковать своей жизнью – таков закон войны».
Храбрый и совестливый, Миронов бесстрашно бросался в полынью братоубийственной войны и старался спасти погибающих. Мудрая социальная логика, глубина и страстность призывов, с которыми Миронов обращался к своим землякам и однополчанам, и в наши дни не перестают волновать воображение исследователей. Трогали и они, брали за сердце казаков и в те дни. С добрым, мудрым словом Филипп Козьмич обращается к однополчанам Боково-Каргинского полка, выказывая незаурядные способности публициста-агитатора: «Братья-казаки Боково-Каргинского полка, пора опомниться. Пора поставить винтовки в козлы и побеседовать не языком винтовок, а человеческим языком, тем самым, которым каждый из нас говорит со своими родными благодаря этому языку. Ведь на что-нибудь он дан нам, а мы вот уперлись и лупим один другого, не зная, за что и за кого. Не сойдемся... Ну, тогда опять заберем винтовки из козел и будем добивать друг друга, а кто останется после нас, будет веселиться над нашими трупами, только не засмеются и не будут веселиться наши сироты. Так что же, друзья мои, винтовки в козлы? Давайте вспомним Карпаты, Двину, Пинские болота, немцев, австрийцев, болгар, турок, венгров...