«Дедушка, что-то не так?» – «Да, кубыть, так. Но любопытство взяло – не пожаловался?..» – «Не понимаю...» И дед рассказал, что он побежал вперед почему?.. а чтобы встретить своего обидчика. Ну, значится, повстречал он его и заставил спустить штаны, ввалил ему по голому месту плетей и сказал, теперь, мол, возвращайся восвояси, а он уж как-нибудь, с божьей помощью, сам быков до дому догонит... И только затем и отмахал пять верст сюда и обратно, чтобы спросить, не пожаловался ли... Филипп Козьмич привычным движением расправил усы, пряча под ними скупую улыбку – казак, ну что с ним поделаешь. Нет чтобы обрадоваться, что быки нашлись и благополучно возвращены на баз, так он еще и захотел проверить, как его обидчик будет чувствовать, когда на собственной шкуре испытает прелесть казачьей нагайки. «Так, значится, не пожалился?.. Ну-ну...» – и дед заторопился в Бобры.
Справедливый. Ни перед кем не заискивающий, талантливый военачальник и неустанный пропагандист идей революции, Миронов говорил своему новому комиссару: «Земля – это вечная рознь между казаками и иногородними. Генералы хотят использовать эту рознь и направить казаков на удушение революции. Мозолистые руки казака и крестьянина должны преградить путь этим коварным замыслам Но донское казачество предоставлено самому себе, и это есть большой грех революции. Никакого, буквально, политического воспитания в нем не ведется. Станицы и хутора заброшены...»
Эта удивительная любовь и тревога за родимый край будут вечными его спутниками, как крик совести, как крик измученной души.
Раньше с войны приходили вести о геройских подвигах Миронова и быстро распространялись по всему Дону, так и теперь молва разнеслась по всем враждующим группировкам, что он неуязвим, что из самых невероятно трудных положений не только умело и неожиданно ускользает, но еще и победы одерживает над противником. Популярность среди казаков, белых и красных, с каждым днем росла. И он ни единым поступком не омрачил ее ни как воин, ни как гражданин-казак. Подписывая так приказы и воззвания, Миронов гордился и дорожил званием гражданина.
О популярности Миронова доносит наказному атаману Краснову Фицхалауров: «При взятии слободы Ореховки, когда группировкой войск генерала Татаркина намечался решительный и окончательный удар по Миронову, казаки Раздорской, Малодельской, Сергеевской и Егеревской станиц отказались выполнять боевой приказ. Некоторые казаки кричали: „Да здравствует Миронов!“ Эти же казаки во время решительной схватки заявляли командному составу – зачем им воевать с Мироновым, им при Миронове жилось хорошо, пусть атакуют офицеры, которым больше надо. Казаки и старики Иловлинской и Качалинской станиц проявили еще больше мерзости и предательства... Дивизия Миронова окружена в районе Ореховки, и нет ей выхода – она в плену. Миронов, точно зверек, накрытый шапкой, и остается только протянуть руку, чтобы взять захлопнутого зверька Миронова.
Но когда рука была протянута, то под шапкой оказалось пустое пространство. Негодованию казаков не было предела. Тактика казаков, их боевые качества и сноровка были хорошо известны Миронову и всему комсоставу, как природным казакам и жителям Усть-Медведицкого округа. Будучи неоднократно окружен превосходящими силами противника, Миронов с победой выходил из этих окружений... В районе хутора Большого и слободы Сидоры дивизия Миронова была окружена со всех сторон 10–12 полками пехоты и кавалерии, с большим количеством орудий в пулеметов. Оставаться в этом районе, будучи отрезанным от базы снабжения, было невозможно. Дивизия Миронова вынуждена была отойти на хутор Плотников, что Миронов и выполнил».