– Почему вы так на меня смотрите?
– Когда вы пригрозили, что запрете меня и приставите казаков для охраны, я принял как должное, потому что читал, что «Миронов – это вызов, пламя горящего костра, которое не угасить даже самому свирепому степному ливню... Искусный меткий удар. Молнией вспыхивает лезвие шашки, со свистом рассекает воздух. Блестит. Искрится на солнце потемневшее серебро... Это донской казак Миронов несется на врага...» А теперь удивила в вас поэтическая душа. Значит, в человеке все может жить? И страшный, неотразимый удар шашки, когда голова противника скатывается с плеч, и душа, отзывающаяся на нежность и печаль...
– Как золотая пыльца на пальцах рук твоих витает, кружится и блестит... Как взор прекрасных глаз, припудренных солнечными лучами, обещает счастье и покой... – негромко отозвался Миронов и так же негромко продолжал: – А ведь вместе с отрубленной головой наступает конец света – был вроде человек, и нет его... И каждый из нас берет себе право убивать один другого. И все это освящается... любовью к Родине. Не находите ли вы странным такое состояние ума и души?
– За убийство человека Родина обещает нам все, и даже небо в придачу... Человек устроен так, что он сначала верит вещам, а потом – духу. И как бы он ни храбрился, а за убийство врага начинает ненавидеть того, кто послал его на это мерзкое дело, а потом казнить себя, унижать, растаптывать... Потому что совесть, по-видимому, начинает так мучить душу, что она ни в чем не находит спасения...
– Значит, права древняя мудрость: «Не убий». И пока глаза горят огнем доброй мысли и высокой мечты – не порвется связь времен... Поэтому прошу вас, откажитесь от своего безумного плана. Переломите себя. Остановите свою гордыню, сделайте в этот краткий миг прозрения – добро. Не откладывая на потом. Именно в этот краткий миг...
– Вы правы. Но рвать цветы по весне любой может, но не каждый станет пахать землю, сажать их и выращивать... И потом, как говорил Наполеон, человек может пойти на смерть даже из-за пуговицы, если будет знать, что соотечественники станут его прославлять...
– Где-то я читал, что талант жить – это иметь доброе сердце и крепкую волю.
– Охотник убивает тридцать девять медведей, а сороковой убивает охотника.
– Силе зла необходимо противопоставить силу добра. Культура и человек. Война и мир... Кто над собою власти не имеет, может ли он поучать истине других?
– Удача и счастье сами по себе не приходят. За все надо платить. Причем иногда самой дорогой ценой.
– Согласен. Только быть счастливым – великая тайна, над которой бьется все человечество.
– Долг... И он, может быть, заложен во мне, как бескорыстная потребность души? Как священный огонь патриотизма. И потом, как сказал поэт: «Здесь нужно, чтоб душа была тверда; Здесь страх не должен подавать совета».
– Долгом можно разрушить самые светлые мечты. Если что-то нехорошее случится завтра, то виноватым буду лично я, подъесаул Миронов.
– Спасибо, друг, – Нестеров порывисто встал, протянул руку Филиппу Козьмичу и крепко пожал.
– Иван, кликни хорунжего Калмыкова... Подарим казачью песню штабс-капитану Петру Николаевичу Нестерову. – И Миронов высоким голосом запел:
За курганом пики блещут,
Пыль клубится, кони ржут.
И повсюду слышно было,
Что донцы домой идут...
Утром неожиданно для казаков Филипп Козьмич приказал отложить седловку коней и оставаться на своих местах до особого распоряжения. Никто не знал, чем это было вызвано. Сам он об этом ни с кем не говорил. С раннего утра озабоченно и молчаливо ходил возле коновязи, внимательно всматриваясь в небо. Вот уж и солнце подтягивалось к «дубу» и ласково начинало пригревать, надо бы отправляться в поход, пока оно совсем не стало припекать, тогда лошадям будет трудно по жаре преодолевать марш-бросок. Но при всегдашнем бережливом отношении к коню сегодня его, кажется, такая проблема не интересовала.