Губы у Снежной Королевы оказались горячими и пахли земляничной весной. Их хотелось целовать не грубо и жадно, а нежно и неторопливо, смакуя момент и желая продлить его до вечности. Его удивило и восхитило то, что Ева, еще мгновением раньше позволяющая ее целовать грубо и напористо, в тот момент, когда он тронул ее губы невесомым прикосновением, застонала от нетерпения и перехватила у него инициативу. И земляничная весна с прохладными ветерками резко сменилась жарким летом с его упоительно-пряными южными ночами, ароматно-пьянящим мускателем и сладостью созревших фруктов. Мысли отключились, улетели к далеким звездам, а весь мир внезапно то ли сжался до микроскопичной точки, то ли, наоборот, превратился в бескрайнюю Вселенную. И в этом южном лете с его морскими бризами, темными густыми ночами и волнующим ягодно-фруктовым ароматом Ивану внезапно захотелось провести вечность. С ней, Королевой, вовсе не снежной, холодной и далекой, а такой близкой, родной, застенчиво-нежной и, одновременно, по-летнему жаркой. Ему вдруг показалось, что он открыл ее секрет, тот, который она заметала вьюгами и превращала в льдинки в надежде спрятать понадежней – не от себя, от него. В этой сказке Ева была не Снежной Королевой, а несчастной заблудившейся Гердой, годами ожидавшей, когда оттает сердце ее Кая. Он все понял, и душу вдруг затопила горячая радость, словно та и правда избавилась от ледяных оков.
Внезапно кто-то вцепился Ивану в затылок и резко дернул за волосы назад, так, что он невольно отстранился от Евы и выпустил ее из объятий. А мгновением позже что-то острое впилось ему в лодыжку. Иван дернул ногой и услышал в ответ глухое рычание, утонувшее в возмущенном вопле:
– Как ты смеешь совращать мою дочь?!
Иван мотнул головой и взвыл от боли, которая, казалось, пронзила его от макушки до щиколоток, потому что мать Евы так и не выпустила из цепких пальцев его волосы, а злобный малыш Шварценеггер вновь вцепился острыми зубками ему в щиколотку.
– Что это вы тут себе позволяете?! – продолжала возмущенно громыхать миссис Смит, держа его за вихор, как провинившегося школьника, в то время как Иван, дрыгая ногой, пытался избавиться от нападающей на него псины.
– Это что вы себе позволяете, черт вас побери! – в сердцах выругался Иван и вновь дернул головой. На этот раз мать Евы выпустила из кулака его волосы, и мужчина наконец-то смог развернуться к женщине. Багровая от гнева, та, казалось, готова была уничтожить его взглядом. Вот уж подобралась парочка – два Терминатора. Иван резко наклонился, отодрал от ноги приставшего к ней репьем Шварценеггера и сунул рычащую собачонку в руки пылающей негодованием миссис Смит. Женщина инстинктивно прижала к себе собаку, которая, оказавшись на руках у хозяйки, сорвалась на истеричный лай в адрес Ивана. Ева все это время стояла в молчаливой растерянности, прижав обе ладони к покрасневшим, будто от пощечин, щекам.
– Как ты смеешь целовать мою дочь, когда у самого – жена? Думаешь, я тебе позволю обманывать мою девочку?! Да я тебя сейчас по лестнице спущу! – кипела и клокотала гневом миссис Смит, тыча в лицо Ивану разрывающимся от лая псом. Мужчине только оставалось уворачиваться от оскаленной пасти, которая, не смотря на свою миниатюрность, могла ощутимо прихватить его за нос.
– У меня нет жены! С чего вы взяли?! – выкрикнул Иван, готовый уже сам спуститься по лестнице, да только миссис Смит, не смотря на свои угрозы, загораживала ему путь к двери.
– А эта певичка и фотомодель? – подозрительно сощурилась женщина.
– Да уберите вы свою собаку, бога ради! – отмахнулся Иван от щелкающей челюстями уже возле его правого глаза собачей морды. – Чего вы мне ею в лицо тычете!
– Мама, отпусти Шварценеггера, у него же стресс будет! – опомнилась Ева.
– Точно, у меня уже стресс, – поддакнул Иван. Миссис Смит сверкнула на него глазами, но все же опустила чихуахуа на пол и уперла освободившиеся руки в бока.
– Отвечай! Ты разве не женат на певице этой, как ее там?..
– Эльза, – подсказала Ева и покраснела еще больше. Иван подозрительно покосился на девушку, пытаясь вспомнить, упоминал ли при ней имя и род занятия бывшей, но удержался от комментариев. В конце концов, его имя на всех заборах Интернет-прессы большими буквами сейчас написано. Наверняка, в тех статейках и Эльзу упомянули.
– Не женат я ни на Эльзе, ни на ком другом. Был! Но развелся.
– Почему? – сощурилась миссис Смит, отмахиваясь от одергиваний дочери.
– Какая вам разница? – буркнул Иван, но смягчился. – Не сошлись характерами. У Эльзы он истеричней, чем у вашего пса.
– Но-но! – предупреждающе взревела миссис Смит, а Шварценеггер обиженно тявкнул.
– Кстати, ваш Терминатор мне ногу прокусил, – вовремя ввернул Иван.
– Он не ядовитый, – проворчала миссис Смит, но, как показалось мужчине, сконфуженно. – Ева, принеси что-нибудь обработать рану.
– Обойдусь. Сами же сказали, не ядовитый, – невольно улыбнулся Иван. Но Ева уже вернулась откуда-то с бутылочкой йода, ватными дисками и пластырем.
– Пойду чайник поставлю, – вздохнула миссис Смит. И уже с кухни донеслось ее приглушенное ворчание:
– Полчаса всего с собакой гуляла, а Евку уже успели совратить. Нечего мне было про дружбу заливать, я ж их насквозь с самого начала видела!
Ева с Иваном переглянулись, но девушка тут же смущенно отвела глаза. Иван мягко взял из ее рук ватный диск с йодовым пятном на нем и прижал к прокушенной лодыжке.
– Не сердись на маму, – пробормотала Ева, когда он заклеивал укус пластырем.
– За что? – деланно удивился Иван. – Не она же меня покусала.
Губы Евы, все еще яркие после его поцелуя, тронула легкая улыбка.
– Вы идете чай пить или нет? – закричала с кухни миссис Смит, но уже не ворчливо, а с плохо скрываемой радостью в голосе. Иван тихо вздохнул. Ему не хотелось пить чай. Ему хотелось взять за руку Еву, посадить в машину и увезти куда-то очень далеко, туда, где лето еще не раздает прощальные поклоны, туда, где можно бродить босиком по кромке моря, оставляя недолговечные следы на леденцовом песке, туда, где легкий бриз шаловливо треплет волосы, где к сладости поцелуев примешивается морская соль. Похоже, Еве тоже не хотелось пить чай, только мысли ее в этот момент были не такими легкими и романтичными.
– Я собиралась уходить. У меня встреча. Это моя последняя надежда отыскать Тину.
Три короткие фразы, озвученные ее тихим голосом, придавили тремя тяжеленными плитами и вернули Ивана в реальность, в которой вся радость была замарана неизвестным вандалом черным мазутом. И пока они не отыщут его, уготовившего Ивану ловушку, пока они не разыщут Тину, не будет у них с Евой ни южного лета, ни новогодне-праздничной зимы.
– Я с тобой, – вырвалось у него, прежде чем он успел спросить, где и с кем она собиралась встретиться. Ева молча кивнула.
– Идите, – вздохнул кто-то рядом. Ева с Иваном вместе оглянулись и увидели стоявшую в дверях кухни миссис Смит, которая услышала их разговор. – А чай потом попьем. Приходите, Иван. Мы вам тут всегда рады.
Он усмехнулся и красноречиво покосился на выглянувшего из кухни Шварценеггера.
– Он вас больше не тронет! – пообещала сконфуженно хозяйка собаки. И вдруг спохватилась:
– Погодите! Я вам булок заверну.
– Мама, мы скоро вернемся!
– А я не вам! Там во дворе какая-то блаженная гуляет. Девка молодая совсем, а умом тронутая. Не знаю, откуда она сбежала, и как ее отпустили. Может, голодная? Отнесите ей булок, я свежих купила, но не догадалась сразу дать.
С этими словами миссис Смит скрылась на кухне и появилась уже с прозрачным пакетом, в котором лежали плюшки и сдобные булочки, а так же бутылочка йогурта. Иван принял из рук женщины пакет, а Ева вдруг разволновалась:
– Ма, та девушка была одета в какие-то многослойные одежды? Юбки, шали…
– Я не рассмотрела, но похоже.
– А она тебе ничего не говорила?
– А что она должна была мне сказать? – удивилась мама. – Присела над Шварценеггером и с ним разговаривала, очень ласково. А Шварцик ей брюшко подставил погладить. Ты знаешь, что к незнакомым он относится очень настороженно. А с этой девушкой прямо млел. Сразу понятно, что она – добрая душа и животных очень любит. Жаль, молодая еще такая… Отнесите ей гостинец!
– Ой, ма, что же ты сразу не сказала, что встретила во дворе эту девушку?! – застонала Ева и бросилась отпирать дверь.
– Ты не говорила, что она тебе зачем-то нужна! Да и у вас тут такое безобразие творилось, что…
Но Ева ее уже не слушала. Она выскочила на площадку и, не став дожидаться медленного лифта, побежала вниз, перепрыгивая, как в детстве, через ступеньки. Иван, прижимая пакет с булками и йогуртом к груди, бежал за ней следом.
– Ты мне объяснишь, на кой тебе сдалась эта блаженная? – крикнул он. Но Ева только махнула рукой. Остановилась она только во дворе.
– Нет ее. Ушла, – разочарованно выдохнула Ева. Иван поставил пакет на лавку и вопросительно поднял брови.
– Мне кажется, я поняла, кто она, – пояснила Ева. – Молодая девушка с чудинкой, которая постоянно вертится то возле моего дома, то на старой станции. Которая, к тому же, очень любит животных… Может, если бы она была в очках, я бы сразу ее узнала. Но без такой приметной детали, увы.
– Погоди, ты хочешь сказать, что эта сумасшедшая – та девица из нашей компании? Как ее… Евгения?
– Угу. И мне кажется, что она что-то знает и все время пыталась это сказать. Только никто на нее не обращал должного внимания. Пойдем, поищем ее.