- Взгляни. - Рука указала на воду, откуда показалась голова дельфина.
У него не было глаз, в точности как у белого голубя на перроне во Франции.
- Это плата за жизнь тут. Вампиры как-то, знаешь, подумали и решили, что цена высоковата.
- Кто же взимает плату?
- Есть два божества, одно властвует в водах, а другое на суше - лесное.
- Которое создало оборотней?
- Отрадно знать, что Йоро поинтересовался историей своего происхождения, - усмехнулся Лайонел. - Да, речь именно о том божестве. Два божества поставлены над межмирьем - особенным альбомом Вселенной, если хочешь. Божества отнимают у жителей глаза - тут они им не нужны, им дается знание о каждом миллиметре этого мира, но пути назад нет. А их глаза становятся глазами божеств в нашем мире. Форма их глаз, правда, не ограничивается нашим представлением о глазах, они могут быть чем угодно - папоротником в лесу, деревом, цветком, камнем.
- Кто же в здравом уме тогда сюда придет? - фыркнула Катя.
- Приходят, приползают, приплывают и прилетают. - Молодой человек почесал за ушком у Орми. - Божества выбирают у каждого вида особь, наделяют особенной привлекательностью и те приводят в межмирье других.
- Заманивают! - возмущенно поправила Катя и обеспокоенно уточнила: - А у нас, - она кивнула на летучую мышь, - у Орми не заберут глаза?
Рогатая возмущенно сверкнула глазками и вцепилась в плечо Лайонела когтями, говоря тем самым, что не отдаст свои черные бусинки.
Молодой человек засмеялся.
- Если пробудем тут больше трех суток, такой вариант возможен.
Катя заметила прошедшего мимо Теофано.
- А почему у него не отнимают? Он часто на своем корабле бывает в таких местах?
- Куда только Тео не заносит в поисках монет, его пассажиры - публика очень разношерстная. Но хозяин корабля сам сатана, божества не посмеют вмешиваться в его проклятие и как-то менять.
Катя долго раздумывала над услышанным, а потом удивленно спросила:
- А вампиры ведь дети ангелов, у вас… - Она осеклась и поправилась: - У нас свое проклятие, мы прокляты самим Богом, разве божества имеют право что-то менять?
- В нашем случае все сложнее. Те, кто сюда попадают, обретают бессмертие, а мы уже бессмертны. Нам нужно питаться, а если мы будем истреблять обитателей межмирья, то нарушим миропорядок слишком многих вещей, а это никак не сможет остаться незамеченным. В конце концов, мы не смогли бы вернуться назад, а тут, если и возможно умереть, то только от скуки.
Орми потянулась к его уху, как будто что-то шепнула.
- Что она сказала? - полюбопытствовала Катя.
- Говорит, ты глупая, - озвучил Лайонел. - Она не понимает, зачем вампирам солнце в межмирье, если они лишатся глаз и не смогут его видеть.
Девушка оскорбленно прищурилась.
- А почему она сама не может мне об этом сказать, боится? Только и может на ухо тебе шептать!
Орми как дикая кошка зашипела и ударила воздух когтистым крылом.
- Она говорит, что ненавидит тебя и никогда не опустится до разговора с тобой.
Катя передернула плечами.
- Очень надо.
На самом же деле пренебрежение крылатой твари ее задело, но доставлять той удовольствие, признавшись в этом, она не собиралась.
"А Лайонел тоже хорош, мог бы сказать ей, чтобы не вела себя так! Его брат бы не позволил… - Девушка решительно пресекла мысли о Вильяме. Она его бросила, предала и думать о нем просто не имела права. - Был бы тут Йоро, он бы постоял за меня". От воспоминаний о своем любимом оборотне на губах возникла мягкая улыбка. Катя не заметила, как недоуменно переглянулись Лайонел с мышью, и, продолжая улыбаться, направилась в каюту, бросив на ходу:
- Пойду поболтаю с Каридад.
Она лежала на кровати, положив руки под голову, и смотрела в окно на звездное небо, когда услышала в коридоре холодный, хорошо поставленный голос:
"Тео, спускай лодку на воду!"
Катя села на постели, дверь распахнулась и вошел Лайонел, объявивший:
- Собирайся.
На плечах у него сидели Нев и Орми, черная рубашка была расстегнула на груди на две пуговицы, в остальном он выглядел идеально, впрочем, как всегда. Волосок к волоску, лед в глазах, запонки, стрелки на брюках, вычищенные до блеска ботинки.
- А куда мы? - растерянно спросила девушка, запуская ноги в единственные туфли без каблука, которые Лайонел для нее взял. Темно-зеленые, остроносые, с платиновыми застежками, инкрустированные мелкими изумрудами.
Не очень-то они сочетались с голубым платьем, но ей было все равно. А вот Лайонелу нет, взгляд его упал на туфли, скользнул по платью, и он отрывисто произнес:
- Увидишь.
На лице его читалось другое слово - "Ужас!" Только он его почему-то не озвучил, молча взял сумку.
Они поднялись на палубу, где ждал Теофано. Лодка колыхалась на волнах, а впереди виднелось лишь бескрайнее море.
Капитан тем временем обратился к Лайонелу, протягивая ему руку.
- Ты всегда желанный гость на моем корабле.
- Увидимся, - сжал его ладонь тот, а затем закинул сумку на плечо, согнав при этом Нев, и шагнул к борту. Катя ничего не возразила, когда его рука обвила ее талию. В следующую секунду они уже стояли в лодке.
Девушка смотрела на отражение звезд в волнах, вдыхала густой, пропитанный множеством оттенков запах моря. От порывов ветра в него добавлялся морозно свежий аромат парфюма Лайонела, такой знакомый, привычный и родной, как что-то очень дорогое и любимое из прошлого. Звучала мелодия из драмы "Пер Гюнт" - "Танец Анитры". Струнную группу оркестра необычайно украшал серебряный звон треугольника, едва приметный на фоне динамичных подъемов, трелей, но вместе с тем придающий особую прелесть всей композиции.
Корабль с черными парусами, с носом, увенчанным недостижимым Граалем, отдалялся. И неожиданно девушка подумала о Теофано. Ведь он был совсем один в целом свете, вечный странник по морям, обреченный собирать золотые монеты сатаны, чтобы выдать замуж ту, кто давно живет лишь в его воображении.
Катя всматривалась вперед в надежде увидеть полоску суши, но ее все не было.
- Что ты думаешь о драме "Пер Гюнт"?
- Какое действие? - уточнил молодой человек, плавно двигая веслами.
- Четвертое. Танец Анитры.
Лайонел улыбнулся и процитировал:
Души нет! Да, ты пустовата, правда, -
Я это уж заметил с сожаленьем, -
Но для души в тебе найдется место.
Поди сюда! Я череп твой измерю…
Я так и знал, что хватит. Ну, конечно,
Особенно серьезной ты не станешь,
Души великой не вместишь в себе;
Да наплевать! С тебя довольно будет
И маленькой, чтоб быть не хуже прочих…
Он засмеялся.
- Чего мужчина только не пообещает женщине за удовольствие: и луну, и звезду, и душу.
Затем вновь процитировал:
Ты знаешь, что значит жить?
Плыть по реке времен сухим, всецело
Всегда "самим собою" оставаясь.
Но быть "самим собой" могу я только,
Свое мужское проявляя "я"?
Катя скептически сложила губы и покачала головой.
- Я и не подумала, что образ главного героя может быть тебе так близок. - Она вздохнула. - Хотела бы я тоже тебе процитировать…
- И я даже знаю что, - ухмыльнулся Лайонел.
Она сохранила, а он расточил…
О, если бы можно начать все сначала…
- Раскаянья - это неотделимая часть осознания своей сути. Но нелишне помнить, что именно наша суть пишет жизнь как роман, а раскаянья в ней - лишь краткие эпизоды. Раскаянья никогда не перепишут готового романа, они могут лишь бессмысленно желать вернуть время вспять. - Молодой человек слегка наклонил голову к Орми и, вздернув бровь, прибавил: - Сожалеют слабаки, те, кто не способны вовремя осознать свою суть и принять ее!
Последние слова были сказаны так яростно, что Катя сильно засомневалось, будто речь идет все еще о пьесе. Холод в глазах стал пронзительнее, лицо застыло в одном выражении, и лишь лунные блики играли на кончиках ресниц, оживляя образ этого ангельски-прекрасного вампира.
Девушка с трудом отвела от него взгляд и увидела, как нос лодки медленно освещается. Словно тот своим острием прорвал черный занавес, за которым жило утро.
Лайонела озарило нежно-розовым и голубым сиянием, потом свет добрался и до нее, неощутимыми прикосновениями поднялся по ногам, укрыл руки - и вот вся она уже в этом нереальном свете, а впереди, точно алый от крови, возник остров.
Девушка обернулась, уверенная, что увидит рваный занавес ночи, но там лишь простилалось спокойное море - голубое и прозрачное.
А над островом занимался рассвет, тонущий в другом море - кровавом от маков.
Зрелище невероятной красоты и с тем же пронизанное одиночеством, столь глубоким и абсолютным, что у девушки перехватило дыхание.
- Где мы? - прошептала она, ощущая давно позабытое чувство, когда вдруг не хватает воздуха.
- Остров Чертовых зеркал, или остров Кровавых маков, как его еще называют - само сердце богини Мании.
Лодка ударилась о берег, Лайонел взял сумку и помог Кате сойти.
Девушка старалась не наступать на цветы, но их оказалось столько, что шагу было некуда ступить - одна сплошная зелень, а сверху алая вуаль. В воздухе витал тонкий травяной запах, горько терпкий и дурманящий.