Она рыдала, рыдала взахлеб - и Влад порадовался, что догадался запереть за собой дверь, повесив на замочной скважине распятье.
Окон в склепе не было.
Она сумела-таки вывернуться из его объятий - и вихрем взвилась под сводчатый потолок усыпальницы, похожая на порыв вьюги в своем белом платье.
В тот же миг лестница закачалась под его ногами, по всему подземелью пошел вибрирующий гул, гробы и саркофаги накренились от сильнейшего толчка…и Влад начал читать молитву, вплетая ее в нить заговора.
Лиза закричала громко и яростно, в этом нечеловеческом вопле было столько боли и отчаянья, что сердце юноши сжалось, но он ни секунды не колебался.
Она растаяла, превратившись в туман, закружившийся бешеным молочным ветром, разъяренной круговертью вилась вокруг молодого учителя, но Влад продолжал читать, не останавливаясь ни на миг - и торжествующе пылали на его груди двумя звездами крест и пентаграмма.
Еще один подземный толчок, еще один порыв дикого ветра, прерывавшего дыхание - и ее могущество иссякло, повинуясь вступавшему в силу заклятью: Лиза вновь обрела человеческий облик, медленно соткавшись из тумана, как магический дух. По щекам ее струились слезы, она кусала губы, цеплялась за надгробия, за выброшенные из пола толчками камни - пока ее, будто трясина, затягивал гроб, незримо тянул к себе, подобно пауку, затягивающему бьющуюся муху.
- Карл, Карл! - рыдала Елизавета. - Карл, братик, спаси меня!..
Ее швырнуло на пожелтевшие подушки - и девушка бессильно колотила руками по бортам домовины, отчаянно мотая головой. "Не хочу, не хочу!" - шептали ее губы.
Влад подошел: спокойно, размеренно, и остановился над нею, бесстрастно глядя на ее безумно расширившиеся, испуганные глаза.
Не прекращая читать заклятье.
- Пожалуйста… - прошептала баронесса. - О, Влад, пожалуйста… Я люблю тебя…
Таким дешевым приемом она рассчитывает сбить его с толку?.. Лукавая бесовка!..
Глаза ее закрылись, тело вздрогнуло и вытянулось. И вот перед ним лишь прекрасный труп.
Задвинуть тяжелую крышку.
Положить сверху крест.
Запечатать словами…
Вот и все…
Лиза, единственная моя, чудовищная моя любовь!
- Я тоже тебя люблю, - горько ответил Влад, в последний раз глянув на тяжелую крышку гроба. - Спи спокойно и вечно, радость моя.
…Лайнелл вздрогнул и проснулся, обнаружив себя в кресле за столом, перед стынущим стаканом чая. В горле стоял комок слез.
В дверях возился с ключами старичок-архивариус.
- Я разбудил вас?.. Вот незадача!
- Ничего… Сам не заметил, как уснул, - учитель виновато, вымученно улыбнулся. - Видимо, слишком много впечатлений за один день.
- Сейчас я вам постелю. - Хранитель предпочел не заметить странного состояния гостя. - Тут есть кушетка…или вы желаете спать на диване?..
- Пусть будет кушетка. - Фоулн помолчал, а потом все же не выдержал: - Что стало с ее братом и Владом?..
- Кто знает?.. В этой истории, как в любой интересной легенде, довольно места воображению. Ко гробу вот только ее никто с тех пор так и не подходил: когда Влад ее "успокаивал", она тут настоящее землятресение устроила…это уже изустное предание… так что Владу быстро удалось убедить хозяев замка, что Елизавета - вампир, а вовсе не благодетельница семьи. Вот и боялись подходить…
- Почему?..
- Да сударь! Разве не знаете? Чтобы заклятье снять, довольно прикосновения! Коварное это дело: заговор вампира… Вот уж 250 лет прошло…
- Вы хотите спать? - спросил Фоулн. - Я бы не отказался взглянуть на склеп…
- Я с удовольствием покажу вам, - усмехнулся старик. - Но с условием: вы не станете трогать гроба.
Лайнелл согласно кивнул. В конце концов, если то, о чем он думает, правда…
Вид замковой усыпальницы подтвердил самые худшие его опасения. Тренер на миг прикрыл глаза и прислонился к стене.
Вот и все с мечтами о хрупкой милой девочке…
Ваша милость, баронесса…
Склеп почти не изменился с тех пор, но производил не гнетущее, а унылое впечатление: угрюмые позеленевшие своды, длинные ряды гробов и саркофагов, выстроившиеся, словно на складе похоронного магазина - под резким белым светом вспыхнувших под потолком ламп.
Запах тления давно выветрился, и застоявшийся воздух разбивали включившиеся металлические лапы вентиляторов. Пол выстилал темный блестящий кафель.
Уже никакой средневековой романтики здесь не осталось. Усыпальница не была музейным экспонатом, ее стремились привести в состояние, отвечающее санитарным нормам.
"Историческая достоверность" канула в прошлое.
- Похоже, здесь основательно потрудились, - помертвевшими губами прошептал учитель. Кол ей надо было вбить! Слюнтяй, слюнтяй…так и не спас ни ее, ни себя…
- Я, как историк, не одобряю подобного варварства, - вещал рядом провожатый, - но, с другой стороны, дирекцию тоже можно понять. Держать под полом гнилое болото, рассадник всяческих инфекций…такое могли позволить себе лишь средневековые бароны!
Они медленно спускались по скользким ступеням, а в висках Лайнелла колотились бешеным вихрем видения сна…
…вот он ступает по влажному камню, а на руках его гибкое тело бездыханной девушки…
Яркий свет ламп.
…полыхание креста…
Вот здесь, на этой ступеньке, он заметил, что глаза - о, эти серые глаза! - у нее открыты…
- Вам тут не жутко по ночам, с таким скоплением мертвецов?
- А чего их бояться-то?.. - откликнулся хранитель музея. - Обычные покойники. "Не мертвая" только одна, и та зачарована. Нежить давно дала бы о себе знать… Вон ее гроб, смотрите!
Могли бы и не показывать. Он узнал его из сотен, стоявших здесь, и отыскал бы с завязанными глазами: после последнего сна…
О, боже, как жестоко порой играет нами провидение…
Черный мрамор.
Блики мертвого света на матовой поверхности.
Пыль на ступенях постамента, а на самой крышке - ни пылинки…
Лайнелл…
Влад…
Констан…
…ступил на подножие памятника и медленно поднялся к саркофагу.
Выбитая надпись: "Баронесса Попрушнек, Елизавета. 1312–1339. REQUISCAT IN PACE".
1312–1339, ха.
И "Покоится в мире", даже написанное на всех языках мира, а не только на церковной латыни, не могло успокоить это создание.
Ее мог успокоить лишь кол. Осиновый кол в сердце!
И он это сделает. На этот раз он это сделает и освободит ее!
Господи, дай мне силы…
…проверить…
- Не трогайте гроба! - прозвучало издали испуганное предупреждение старого архивариуса.
Поздно.
Лайнелл всем телом налег на массивную крышку - и сдвинул ее.
Взвизг отполированного камня, вскрик ученого, что-то вроде "что вы делаете?!", каменная пыль, ссыпающаяся по бортам саркофага…
И вид пустой гробницы.
Фоулн закусил губы.
О боже…
Элли…
Элизабет Попрушкайне…
Елизавета Попрушнек.
Лиза, Лизонька…
Его Лизетт…
Нет под богом причины, по которой…
…оставить тебя в живых…
разлюбить тебя…
Но…
…нет под богом такой причины, дорогая Лизетт. Прекрасная моя бесовка.
- Что вы натворили?.. Что вы наделали?.. Она…она сейчас встанет, безумец, что теперь…
- Идите сюда, - тихо, ровным, но совершенно безжизненным голосом позвал молодой человек. - Гроб пуст. Я был прав.
Перепуганный смотритель, возмущенно сверкая глазами из-под стекол очков, подбежал и встал рядом.
- В чем вы правы? А если…
- Смотрите… - молча кивнул Лайнелл.
Пожелтевшие простыни, приподнятое кружевное изголовье, высохшие букеты цветов, отпечаток головы на подушке…
Смотритель испуганно посмотрел на учителя.
- Откуда вы знали?..
- Склеп реставрировали, - просто ответил молодой человек. - Смотрите, гроб стоит у самой стены, следовательно, чтобы протянуть электропроводку, его необходимо было передвинуть…
"А еще на нем нет креста, положенного Владом"…
- Но…будь она здесь…округу захлестнула бы волна смертей! - растерянно выдохнул ученый.
- Значит, ее здесь нет, - очень спокойно ответил Лайнелл.
- Но…где же она?
- Что тут, под изголовьем? Оно приподнято больше, чем надо…
Тренер поднял подушку. Цветы при его прикосновении рассыпались пылью.
Белые маргаритки…
И лилии.
- Так что же там? - поторопил его архивариус.
- Письма, - голос Фоулна был тусклым и невнятным.
- То есть?..
- Письма и телеграмма. Вы мне переведете их, только задвинем крышку!
…Через четверть часа они сидели вновь в каморке сторожа, вновь на электрической плитке сопел чайник, а старичок, потирая вспотевшие от нетерпения руки, разбирал шуршащие бумаги.
- Итак, два письма и телеграмма. Читаю в хронологическом порядке.
- Читайте.
- Первое письмо.
"Дорогая сестра!
Я благодарю Небо, что ты наконец свободна, любимая моя Лизонька. Ты не можешь себе представить, как я переживал твое заточение, как проклинал себя и не находил себе места…
Лиза, любимая моя Лизонька, прости меня, это мой эгоизм привел к подобной трагедии. Надеюсь, ты дашь мне шанс загладить свою вину. Я обещаю, что больше никогда не допущу подобного.