Кейзи уселся в неуклюжее кресло. Дом был большой и удобный, расположенный в уютной части Бруклина, недалеко от Проспект Парк. У Кейзи и Кетлин были деньги, но никакого представления о вкусе. Они покупали все то, что покупали и другие в их нарождавшемся классе. Это и тяжелая дубовая мебель с кожаной обивкой, и темные ковры, застекленные шкафчики, заполненные разноцветной посудой, напольные лампы с затененными абажурами. На стенах висели иллюстрации к Библии, изображавшие женоподобного Христа со слезливыми глазами, способными сделать атеистом самого Папу.
"Искусство" религиозного содержания было страстью Кетлин. Она никогда не пропускала мессу. И самой большой гордостью ее жизни (хотя Кейзи и не разделял этого) было то, что их единственный сын Томас учился в семинарии и готовился принять сан священника.
- Что касается трахомы, болезни Джорджи, Арчи сказал, что это серьезно. Но мы обратимся здесь, в Нью-Йорке к лучшим в мире врачам, и когда Джорджи вернется, я покажу ее специалисту-глазнику. Так что не стоит слишком печалиться насчет ее возможной слепоты.
- Что ж! Не могу и передать тебе, как она была бы рада услышать это, - ответила Бриджит. - Бедная девочка была до смерти перепугана. Ужасный доктор! Я чуть было не решила вернуться обратно на Эллис Айленд и дать ему в самое больное место.
- Бриджит! - воскликнула ее тетя, которая только теперь начинала понимать, что ее племянница из Дингла была не совсем той леди, какой она рассчитывала ее увидеть.
- Он только делал свою работу, - сказал Кейзи. - Его зовут Карл Траверс, и Арчи сказал, что о нем очень высокого мнения в Иммиграционной службе. Я же могу только добавить, что мы многим обязаны Арчи О'Мелли. У него есть сын, Син, примерно твоего возраста, очень симпатичный молодой человек, который собирается в школу права в Фордхеме. - Я уже сказал Арчи, что вы обе девочки, необыкновенно красивы. Он запомнил это, так что не удивлюсь, если Син О'Мелли, возможно, нанесет нам в скором времени визит. Надеюсь, Бриджит, ты будешь обходиться с ним как следует.
И вновь чуть-чуть дернулся подбородок.
- Ладно, я не плюну ему в лицо, - сказала она. - Но я слышала, что Соединенные Штаты - это совершенно свободная страна. Надеюсь, ты не рассчитываешь, что одна из нас пойдет к алтарю под звуки вальса с кем угодно только потому, что его отец был твоим другом?
Молчание. Кейзи, посасывая сигару, пускал клубы дыма.
- Бриджит, у тебя очень милое лицо, но столь же, острый язычок, - сказал он. - Для нас всех было бы лучше, если бы этот твой язычок стал таким же милым, как и твое лицо.
Бриджит прикусила язык. Ею овладели смешанные чувства по отношению к дяде. Для ее независимой натуры он был немного занудным и слишком заботился о своем авторитете. Но сейчас было самое главное сделать все возможное для благополучия Джорджи.
- А можно передать ей хотя бы словечко? - спросила она. - Я знаю, как она себя чувствует там одна…
Кейзи взглянул на свои золотые часы.
- Есть паром в половине пятого, - сказал он. - Я поеду на этом пароме и все ей расскажу. Но я не хочу, чтобы туда со мной ехала ты. Мы должны разыграть все почти как шахматную партию, чтобы не возбудить никаких подозрений относительно наших намерений. Если ты побежишь к Траверсу, ты можешь проговориться. Так что оставайся дома и разбери вещи.
- Кейзи, ты слишком жесток к девочке, - заступилась Кетлин. - Успокойся, дорогая.
Она улыбнулась Бриджит, поднимаясь с софы и протягивая ей руку.
- Я отведу тебя наверх и покажу тебе твою комнату. Я поклеила новые обои для тебя и для Джорджи. Я очень надеюсь, что они тебе понравятся. У них красивый рисунок из роз и трилистника. Мне казалось, это сможет напомнить тебе о родителях.
- Звучит чудесно, тетя Кетлин, - солгала Бриджит, поднимаясь по лестнице.
- Тебе, правда, нравится наш дом? Мы с твоим дядей получали огромное удовольствие, когда обставляли его. Разумеется, Кейзи ворчал насчет счетов, но такой уж он есть, что поделать! А мебель - это самое лучшее, что мог предложить Слоан. Такая солидная, прочная… Надеюсь, что ты полюбишь все это так же, как и мы.
Бриджит обняла свою пышущую здоровьем тетушку. Вкус Кетлин не имел особого значения - Бриджит чувствовала, что у нее доброе сердце и что эту женщину она сможет полюбить.
- Я знаю, что полюблю, - сказала она. - И то, что я в Бруклине, так волнует! Можете себе представить, я понятия не имела о том, что Бруклин - это часть города Нью-Йорка. Я думала, это другой штат… - Она остановилась, увидев заголовок в лежавшей на столе рядом с дядиным креслом дневной газете.
"Джейми, - подумала она. - Господи! Джейми! Они же поклялись, что не причинят ему вреда…"
- Что-то не так? - спросила Кетлин.
Бриджит отвела глаза от заголовка.
"Держись естественно, - приказала себе Бриджит. - Не дай им заметить…"
- Да нет, - она выдавила улыбку. - Абсолютно ничего.
Тетушка взяла ее за руку и повела через холл к лестнице, болтая о доме и жизни Бруклина вообще. Бриджит делала вид, что слушает, но ее мысли были поглощены увиденным заголовком.
ФЕНИИ УБИЛИ ИРЛАНДСКОГО АРИСТОКРАТА!
ГРАФ УЭКСФОРД НАЙДЕТ С ПУЛЕЙ В ЗАТЫЛКЕ!
- И ты должна непременно полюбить отца Флинна, - продолжала говорить Кетлин, поднимаясь по лестнице. - Это наш священник. Такой приятный молодой человек! Все в приходе св. Джозефа любят его. Он создает фонд в пользу огнеупорного стекла в окнах, и мы с твоим дядей дали на это сто долларов.
Бриджит не могла думать об огнеупорном стекле в окнах. Она вспоминала горячие поцелуи Джейми, теплоту его тела. Теперь это тело холодное, застывшее, оно уже встретилось со смертью.
- Ты уверена, дорогая, что с тобой все в порядке? - спросила тетя, останавливаясь наверху лестницы и глядя в побледневшее лицо Бриджит.
И снова та выдавила улыбку.
- О, со мной все в порядке, - солгала Бриджит.
На самом деле она была так потрясена и испытывала такой ужас, что физически чувствовала себя совсем больной.
Марко весь покрылся потом, толкая наполненную облицовочным камнем тачку по деревянному настилу вверх на леса, где Луиджи Джамми, каменщик с крутым характером, облицовывал фасад здания для офисов на углу Первой авеню и Двадцать пятой улицы. Лучи летнего солнца блестели на его черных волосах, от которого глаза защищал повязанный вокруг лба платок.
"Боже, - думал он, - это же хуже, чем Калабрия, хуже, чем работать на земле…"
Добравшись до лесов, он стал разгружать тачку, камень за камнем, один тяжелее другого.
- Почему они не используют блок? - спросил он каменщика по-итальянски.
Луиджи Джамми работал быстро и был немногословен.
- Потому что ты дешевле.
"Я дешевле, чем стоимость блока?" - размышлял Марко.
Это был его первый день на строительстве, работа в доках продолжалась две недели и закончилась дракой с одним из портовых грузчиков, назвавшим его итальяшкой. Марко выиграл бой, но потерял работу.
- Эй, пошевеливайся? - рявкнул Джамми.
"Это же проклятое рабство! - думал Марко, злясь еще больше. - Хуже Калабрии… Зачем я приехал в эту вонючую страну?"
Мышцы у него болели, он стал спускаться обратно вниз за следующим грузом камня. Если он, Марко Санторелли, был дешевле блока, то с Марко Санторелли было не все в порядке.
Доктор Овен Титус Мур осматривал кровоизлияние глаза, который к тому же слезился. Он видел угрозу роговой оболочке глаза.
- Свет беспокоит ваши глаза? - спросил он Джорджи О'Доннелл.
Изящно одетую светловолосую ирландку знобило. За две недели с того момента, когда на Эллис Айленд у нее обнаружили трахому, "страх перед слепотой" обрел для нее совершенно новое значение.
- Да, - ответила она. - Я вынуждена была начать носить затемненные очки. И мои глаза постоянно мокнут.
- Это слезоточивость. Ваши слезы вызваны инфекцией бактерий.
- Бактерии развиваются?
- Совершенно верно. Трахома - это инфекционное заболевание.
"Знаю, - думала она. - Теперь я знаю!".
Возвращение с Эллис Айленд в Ирландию, а затем путешествие обратно в Нью-Йорк вторым классом, было для нее кошмаром полного одиночества. Состояние ее глаз быстро ухудшалось. Дядя принял ее у себя в Америке, что было большим облегчением, но теперь, на ее второй день пребывания в Нью-Йорке, сидя в кабинете доктора Мура, ей понадобилось собраться с духом, чтобы задать вопрос, который преследовал ее с того самого ужасного утра в Иммиграционном центре.
- Доктор, - сказала она спокойно. - Я ослепну?
Доктор Мур был толстым мужчиной с мягкими манерами. Но он знал, что сладкая ложь позднее вызовет жесточайшую агонию.
- Я бы хотел сказать вам, что смогу вас вылечить, - ответил он, - но не могу. У вас, мисс О'Доннелл - сильно прогрессирующий случай. Роговая оболочка ваших глаз уже пострадала от разрушения.
- Значит, вы говорите "Да"? - прошептала она.
- Да. Мы ничего не можем сделать, чтобы спасти вам зрение, - сказал он.
Слепота! Никогда больше не увидеть солнца, весенних цветов, умирающих осенних листьев, лица Бриджит… Стать беспомощной, провести жизнь, держа в руках палку, нащупывая дорогу, знать только одну дорогу вокруг знакомых комнат, не осмеливаясь пройти в ту, которую не знаешь… Не иметь возможности ни понаблюдать за играми, ни почитать книгу или газету…
Паническое чувство внутри нее переросло в истерику, как только она представила, что была приговорена к пожизненной тьме.