Рапорт Челюскина, отправленный 20 августа 1737 года начальнику экспедиции, дает возможность узнать многие, подробности этого нелегкого перехода. Пробыв в пути тридцать пять дней и проехав более пятисот верст, группа Челюскина - достигла поселка Сектях, стоявшего на Лене. Здесь надеялись получить подводы для дальнейшего следования, но когда обратились к местному начальнику - сборщику податей Тарлыкову, последний заявил, что собак у Него нет, а между тем, отметил Челюскин, "у него Тарлыкова было с ним собак нарт с двенадцать".
Пришлось им до лета жить в этом селении. Но 22 января Челюскину удалось отправить солдата Ивана Малкина в Якутск с рапортом начальнику экспедиции капитан-командору В. Берингу, где сообщалось о вынужденной остановке и "презрении указа" Тарлыковым. Одновременно Челюскин ставил Беринга в известность, что, согласно пятому параграфу инструкции "надлежит ехать в Петербурга подлинным известием с журналом и картою самому". Всю зиму и весну ждал Челюскин указаний из Якутска и только в начале июня отправился вверх по Лене. В пути, 21 июня он получил "ордер" (предписание) начальника экспедиции, где "объявлялось" Медведеву вести дубель-шлюпку в Якутск, а Челюскину, "прибыв в Якуцк, в Петербург не ехать и дожидаться указу из государственной адмиралтейской коллегии", так как может случиться, разъяснял Беринг, что "оный указ может тебя наполовине дороги предупредить". Требовалось только по прибытии в Якутск отослать в Адмиралтейств-коллегию морской журнал и карту.
Челюскин прибыл в Якутск 28 июля 1737 года и Беринга уже не застал - он накануне выехал в Охотск, оставив за себя лейтенанта Ендогурова. Ему и доложил Челюскин о состоянии команды и предъявил все отчетные документы за два года работы отряда. В конце лета 1737 года боцманмат Медведев привел дубель-шлюпку в Якутск, где и оставался весь 1738 год, готовя судно к новому походу на север и ожидая решения Коллегии.
Отряд Прончищева сделал немало. Впервые был положен на карту восточный берег Таймырского полуострова, открыты многие острова, прилегающие к этому району. Инструментально определено положение устья Лены, составлена карта этой реки, сделаны наблюдения над ледовым режимом, приливами, отливами и метеорологическим режимом этой области. И все же главного требования Адмиралтейств-коллегий отряд не смог выполнить: несмотря на все рискованные попытки, пройти морем к Енисею не удалось.
Судьба отряда Ласиниуса была еще более трагична. О ней стоит кратко рассказать, так как дальнейшие события тесно связаны с этим отрядом.
В то время, когда Прончищев на дубель-шлюпке "Якутск" пробивался на запад, Пытаясь обойти Таймырский полуостров, второй отряд на боте "Иркутск" шел от устья Лены на восток с целью достичь Камчатки.
Плавание "Иркутска" в 1735 году было непродолжительным, так как из-за тяжелой ледовой обстановки уже 18 августа бот вынужден был войти в реку Хараулах и стать на зимовку.
Здесь команда построила из плавника казарму, где и разместились все 52 человека, Рассчитывая на плавание в течение двух лет, командир отряда лейтенант Пите Ласиниус распорядился убавить дневной рацион питания. Вскоре многие заболели цингой. Первой жертвой этой болезни стал сам Ласиниус, затем геодезист Дмитрий Баскаков, а к концу зимы 1736 года погибло еще 38 человек.
Принявший команду штурман Василий Ртищев нарочным сообщил в Якутск о бедственном положении отряда.
Беринг назначил командиром "Иркутска" лейтенанта Дмитрия Яковлевича Лаптева. Не дожидаясь конца ледохода, Лаптев в мае на трех дощаниках, груженных продовольствием, с новой командой спешно направился по Лене к месту зимовки "Иркутска". В устье Лены путь преградили льды и Лаптев с командой пешком пошел к устью реки Хараулах.
Утром 11 августа 1736 года "Иркутск" возобновил плавание на восток и уже на третий день на меридиане мыса Буорхая пришел "к стоячему льду, который ветром и морем не ломан итак здоров, как среди зимы и окончания ево к востоку и западу не видно". Лаптев послал штурмана и нескольких служите лей разведать, нет ли где прохода среди льдов, но прохода не нашли и "окончание того льда" не видели. Кругом простирались совершенно непроходимые для бота льды. Опасаясь, "чтоб не замерзло нас носячими льдами к тому стоячему льду", Д. Лаптев собрал совет, - на котором было решено идти обратно к Лене. В тот же день, 14 августа, "Иркутск" повернул назад, и 6 сентября судно стало на зимовку в речке Борисовой, впадающей в Лену.
Зимовка прошла благополучно, хотя двадцать три человека болели цингой. Будучи в различных поездках по Сибири, Дмитрий Лаптев узнал, что хорошим средством против цинги является отвар из коры и шишек кедрового стланника. Этим отваром он распорядился поить больных, рекомендовал его и здоровым; в результате больные выздоровели умер только один человек.
С места зимовки Д. Лаптев послал Берингу и в Адмиралтейств-коллегию рапорт, где подробно описал последний поход "Иркутска" и сообщил, что "стоячие" льды, до которых дошли в нынешнюю кампанию, наблюдал и Ласиниус на том же месте. А впереди, где находится мыс Святой Нос и куда предстояло идти отряду, по рассказам местных жителей - якутов, уже многие годы "через все лето лед стоит и не ломает морем". Напрашивался вывод - плавание между Леной и Колымой невозможно. Д. Лаптев указал, что все служители, которым надлежало быть в совете, "мнение подписали, чтоб возвратитца в реку Лену и на предбудущий 1737 год на море не выходить, понеже к проходу до реки Колымы и до Камчатки по всем обстоятельствам ныне и впредь нет никакой надежды".
Заканчивая свой рапорт, начальник отряда сообщал, что согласно инструкции он намерен в следующем году прибыть в Якутск и, "оставя там бот и команду с обстоятельным рапортом и картою, должен, ехать в Санкт-Петербург".
Итак, работа отрядов Прончищева и Ласиниуса закончилась. Ни тот, ни другой отряд не смогли достичь конечной цели, поставленной инструкцией. Адмиралтейств-коллегией определялось завершить работы в течение двух лет.
Надо было решать, открывать навигацию 1737 года или ждать указа из Петербурга. Осторожный Беринг не осмелился своей властью отправить эти отряды в море летом 1737 года и предпочел ждать решения Адмиралтейств-коллегий, которое могло прийти в Якутск только через год.
Таким образом, после 1736 года наступил перерыв в исследовании северного побережья Азии. За этот перерыв, который продлился два года, в литературе часто упрекают Беринга, обвиняя его в нерешительности, слабости и излишней уступчивости. Если вникнуть в дела начальника экспедиции, то нетрудно убедиться, что эти обвинения не имеют основания.
Положение самого Беринга было в то время исключительно тяжелым.
Многое, что определялось указами, было невыполнимо на пустынных берегах Азии, особенно к востоку от реки Енисея.
Как только экспедиция прибыла в Сибирь, стало ясно, что определенный указом штат не может обеспечить всю работу, и пришлось нанимать новых работных людей. Состав экспедиции все увеличивался, а снабжение ее шло крайне медленно. Основную пищу людей составляли солонина и мука, часто плохого качества. Отсюда постоянные болезни и смертность от цинги и тифа. Чтобы наладить обеспечение экспедиции всем необходимым, приходилось подолгу задерживаться в городах Сибири. Так, Беринг вынужден был долгое время находиться в Якутске, где он занимался отправкой грузов в Охотск, так как прежде всего надо было обеспечить дорогу на восток: построить склады и заселить людьми некоторые ее участки. Отсюда он руководил северными отрядами и занимался их материальным обеспечением.
Естественно, что появились недовольные, начались доносы и кляузы. В результате Берингу объявили выговор за медлительность и нераспорядительность и угрожали более строгим взысканием. Наконец, его лишили двойного жалования за длительное пребывание в Якутске. Беринг, не зная за собой никакой вины, оправдывался как мог и, в свою очередь, жаловался на сибирских начальников.
Стеллер, участник экспедиции, близко знавший Беринга, Писал о нем: "Беринг не способен был к скорым и решительным мерам; но, может быть, пылкий начальник при таком множестве препятствий, как он везде встречал, исполнил бы порученное ему гораздо хуже. Винить можно его только за неограниченное снисхождение к подчиненным и излишнюю доверенность к старшим офицерам. Знание их уважал он более нежели следовало…"
Власть Беринга как начальника экспедиции была ограничена, что, по мнению А. П. Соколова, "имело гибельные последствия". Следуя требованиям инструкции Сената и Адмиралтейств-коллегии, он ничего не мог предпринять без предварительного совета с подчиненными офицерами.
Надо сказать, что Беринг точно выполнял эти указания, что во многом объясняет нам его поведение, отношение к подчиненным и медлительность в решении дел экспедиции.