Наташа потупилась. События пятнадцатилетней давности и правда представлялись теперь древней историей. Кажется, было что-то такое… "Националистические выступления", вот как тогда это называлось. И для нее, тогда студентки-первокурсницы, это было где-то далеко-далеко, как будто на другой планете. В голову не приходило задуматься над тем, что же такое должно случиться с людьми, которые веками мирно жили бок о бок, чтобы они вдруг начали оголтело и жестоко истреблять друг друга.
Армен скрипел зубами и сжимал кулаки.
- Ходили толпами по улицам, пьяные, обкуренные, врывались в дома, убивали…
- А твоя сестра? - тихо спросила Наташа.
- Она была медсестрой в роддоме. Когда все это началось, нарочно перепутала бирки, чтобы не разобрать было, какой ребенок азербайджанский, а какой - армянский.
Он вытряхнул из пачки новую сигарету, торопливо прикурил, и Наташа заметила, как дрожат его руки.
- Еле-еле успела. Через десять минут в роддом целая толпа ворвалась. Детей они действительно не тронули, побоялись, а она… - Армен безнадежно махнул рукой.
- Ее убили?
- Хуже. Облили бензином и подожгли. Она бежала по улице и кричала, как живой факел. И никто не подошел, чтобы помочь. Да и чем тут поможешь…
Армен долго молчал. Возле губ залегла скорбная складка, и глаза стали будто раненые. Потом заговорил снова - тихо и медленно. Видно было, что каждое слово дается ему с трудом:
- Наши старики говорят - у близнецов одна душа на двоих. А мою душу - убили. Веришь, ахчик, я потом ни есть, ни спать не мог. Жить не мог! Все ее видел. Думал - с ума сойду… Потому и на фронт пошел. Думал - может, убьют, легче будет. Или из тех подонков кого-нибудь встречу. Ох, ты бы видела, кем пришлось командовать! Набрали такое отребье, что смотреть страшно. Бомжи, уголовники, наркоманы… Представляешь, у половины моих подчиненных ни имен, ни фамилий, ни званий не было - только клички!
Наташа смотрела на него во все глаза. Она с удивлением обнаружила, что видит перед собой совсем другого человека. Карикатурный кавказец из анекдотов исчез бесследно, даже акцент куда-то подевался.
А он все говорил, как будто спешил высказать все.
- Отец от инфаркта умер почти сразу. Мать сначала держалась, а потом… Зима была, холодная очень, а у нас в Ереване - ни воды, ни света, ни тепла. И хлеб по карточкам. Как в пещерах жили, понимаешь? Она и не выдержала. Воспаление легких - и все.
Армен закурил новую сигарету. Уже третья за полчаса - почему-то отметила про себя Наташа. Нелегко же ему говорить…
- Я в Москву поехал. Тут потом закрутилось - дела, бизнес-шмизнес… Поднялся. Сейчас вот на паях с ребятами торговый центр открывать будем. Одному мне пока не потянуть, но это пока, а дальше видно будет. А зачем это все? Не знаю. Поверишь, не люблю один оставаться, потому что думать боюсь. Если только устал очень, тогда все равно. Я и вчера хотел друзей позвать или там б… какую-нибудь - извини, ахчик! - вызвонить. - Он залпом допил остывающий кофе и закончил почти весело: - А вместо этого - вон что вышло! В общем, если что нужно там - тебе или брату, так я рядом. Пока, ахчик, я побежал. И… спасибо за кофе.
Наташа пошла проводить его в прихожую. В мыслях у нее был полный сумбур. Все, что происходило сейчас, совершенно не укладывалось в привычные, сложившиеся представления. И все же…
Когда Армен уже шагнул через порог, он вдруг обернулся.
- Ты что? Забыл что-нибудь?
- Нет, ничего. Просто так. Береги себя, ладно?
И за секунду до того, как закрыть дверь у него за спиной, Наташа почувствовала, что улыбается - глупо и радостно, совсем как девчонка, которой одноклассник в первый раз назначил свидание. Она и не думала, что еще умеет так улыбаться!
Максим проснулся поздно. Он с трудом оторвал голову от подушки. Удивился еще, почему лег спать в гостиной не раздеваясь. Диванчик-то коротковат, вон даже нога затекла…
Медленно, постепенно возвращалась память о событиях вчерашнего дня, будь он неладен. Максим ощупал повязку на голове. Сползла, зато кровь не течет больше. Охнул, когда случайно коснулся запекшегося струпа. Больно все-таки. Но ничего, это всего лишь ссадина, даже зашивать не понадобилось.
Могло быть намного хуже.
Максим встал, нащупал тапочки и поплелся в кухню. В первый момент голова закружилась немного, он даже схватился за спинку дивана, чтобы не упасть, но потом прошло.
Наташа сидела в кухне. Перед ней на столе остывала чашка кофе, а она просто сидела и смотрела куда-то в пространство. Максим даже удивился - слишком уж необычно было такое поведение для его активной и деятельной сестренки. Она всегда куда-то торопилась, у нее был четкий и плотный график совершенно неотложных и важных дел, которые надо было переделать. А теперь вот сидит и улыбается счастливой и наивной девчоночьей улыбкой… Пожалуй, такой Максим ее не видел никогда.
- С добрым утром!
- А, привет! - лениво отозвалась она. - Как спалось? Как себя чувствуешь?
Вот те раз! И голос совсем другой - нежный, грудной, очень женственный.
- Да ничего, почти нормально уже. А Верочка где?
- На работу, наверное, убежала. Я ее утром не видела. Проспала, представляешь? Все на свете проспала!
- Постой-постой… - Максим нахмурил лоб, припоминая их вчерашний разговор, - ты же вроде улетаешь сегодня. Сама видишь, отвезти тебя не могу, но ты хоть такси вызови! У тебя когда самолет?
- Я же тебе говорю - проспала! И самолет мой улетел… - Наташа говорила об этом так спокойно и безмятежно, почти весело даже, как будто это ничуть ее не волновало. Ну, подумаешь, мелочь какая - самолет! Есть о чем беспокоиться… - Может, ты голодный? - спросила она. - Я, правда, вчера не готовила, и в холодильнике у нас мышь повесилась. Пойду в магазин схожу.
Максим только головой покачал. Даже мысль о еде была неприятна - тошнит… И голова кружится. Но Наташке об этом лучше не говорить. Он через силу улыбнулся и бодро сказал:
- Не надо, Наташ. Лучше кофе налей. Есть не хочется совсем. Сейчас попью - и пойду работать.
- Не наработался еще? Ну ладно, как знаешь.
Это тоже было на нее не похоже - в другое время непременно стала бы настаивать, расспрашивать о самочувствии, еще бы заставила к врачу идти… Что с сестренкой стряслось?
Максим быстро выпил кофе и уселся за компьютер. Несмотря на слабость и головокружение, его прямо-таки тянуло туда - очень уж хотелось понять, что же такого особенного он написал? Неужели и правда разозлил кого-то столь могущественного, кто не брезгует убийством? С одной стороны, конечно, было страшно, но с другой… Максим чувствовал, что начинает гордиться собой. В голове упорно звучал хрипловатый голос Высоцкого, искаженный затертой магнитофонной пленкой и некачественной записью. Ох, как часто еще в школе слушали они с пацанами эти кассеты, невесть как доставшиеся, сто раз переписанные… Многое наизусть помнится до сих пор. А теперь этот голос звучал для него как собеседник и утешитель - не слишком ласковый, но правдивый:
На слово "длинношеее" в конце пришлось три "е",
Укоротить поэта - вывод ясен!
И нож в него, но счастлив он висеть на острие,
Зарезанный за то, что был опасен!
Верочка в третий раз пыталась запустить принтер. Вроде бы все делала правильно, но капризный агрегат только мигал красной лампочкой и работать отказывался наотрез. Вот почему так бывает - когда что-то срочное и время не ждет, всегда возникают дополнительные трудности?
- Вера! - Голос из селектора прозвучал для нее громче архангельской трубы. - Ну скоро там?
- Да, да, Степан Сергеич, сейчас! Почти готово.
Надо же, как неудобно! Шеф еще утром требовал это коммерческое предложение - да еще в пяти экземплярах, будь оно неладно! Контракт намечается выгодный и важный, с минуты на минуту должны приехать потенциальные партнеры, вот он и нервничает.
- Степан Сергеич у себя?
Верочка обернулась. За спиной стояла Таня из бухгалтерии - огненно-рыжая, веснушчатая девушка. В строгом серо-белом офисном интерьере она смотрелась непривычно и странно, как лесной пожар. И характер у нее был соответствующий - веселая, своевольная и непоседливая Танюша никогда за словом в карман не лезла. Про таких раньше говорили - огонь-девка!
- Да… А что ты хотела?
- Вот, ведомость на зарплату принесла. Наташа же в отпуске. - Таня посмотрела на нее повнимательнее: - Верунь, что ты мучаешься?
- Да вот… - Она кивнула на принтер. - Не работает. А шеф требует срочно.
Верочка чуть не плакала. Почему-то она чувствовала себя на редкость беспомощной и никак не могла сообразить, что делать дальше. Видно, вчерашнее нервное напряжение дало себя знать… Позвонить бы, узнать, как там Максим, а тут такая запарка!
- Делов-то! - Таня пожала плечами. - Было бы из-за чего расстраиваться. Скинь на дискетку, я тебе распечатаю. Отнесешь шефу, а потом технарям позвони. Пусть придут посмотрят, что там стряслось.
Верочка благодарно кивнула. Когда многострадальный документ оказался на столе Степана Сергеича, тот посмотрел на нее явно неодобрительно.
- Что-то вы в последнее время мало внимания уделяете работе, Вера Станиславовна. Собраннее надо быть, собраннее!
Если шеф начал кого-то называть по имени-отчеству - это плохой признак. Была у него такая манера: пока все более-менее нормально, плеваться огнем по поводу и без, но когда он и вправду кем-то недоволен - говорить тихо и изводить язвительной вежливостью.
- Извините, Степан Сергеич, - пробормотала Верочка.