Рождена-то рождена, а живу всю жизнь одна. И хожу при этом с "замужними" глазами. И жду неделями Александра Виноградова, последние семь лет оправдывая себя тем, что он - Варькин отец. И ухожу от него "со всеми вещами" и глупой надеждой, что Александр Виноградов вернет меня и попросит стать его женой.
Мне так важен статус… Мне так надоело быть просто "Вариной мамой"…
- Это моя дочь Варя! - говорит Александр Виноградов, представляя нас. - А это гм… это Варина мама.
Иногда обходится без "гм" и без "мамы". Мама, то есть я, стоит рядом и улыбается от радости быть Вариной мамой и вообще… рядом с Александром Виноградовым, забывающим ее представить хоть как-то.
Надо быть честной. Александр Виноградов называет меня порой "my wife" - обращаясь к иностранным официантам, не знающим ни одного языка. А у "my wife" в это время каждый раз сладостно замирает сердце, и она, эта ничья вайф, опускает глаза, чтобы ненароком они не задали лишнего вопроса, припирающего свободного человека к стенке.
- Так это он, ваш… муж хочет мальчика? - спросила меня Анна Васильна.
- Ну да…
- Скажите ему, или сами просто имейте в виду, что для этого надо иметь хотя бы один мужской ген - это раз. И как минимум, один живой сперматозоид - это два.
- Спасибо, - улыбнулась я.
Анна Васильна, похоже, увидела мое растерзанное состояние и решила меня подбодрить.
- С другим попробуйте, - тоже улыбнулась Анна Васильна.
Всю дорогу домой я пыталась представить себе этого другого, но дальше темных глаз Александра Виноградова, которые превращаются у "другого" в… допустим… светлые… я ничего не придумала.
Через год наших попыток Александр Виноградов стал делать кислое лицо, когда я пыталась заговорить о том, что "вообще-то мы опять пропустили те самые четыре дня…".
- Почему-то все беременеют просто так, залетают! А у тебя какие-то дни…
- Ну потому что…
Я пыталась, и очень глупо делала, терпеливо объяснить мужчине биологию зачатия:
- Потому что сперматозоиды живут всего два дня… И яйцеклетка, готовая к оплодотворению, держится в таком состоянии тоже всего два дня…
- Ой, - сморщился Александр Виноградов, - как бы мне не стать импотентом от таких разговоров.
И наконец, настал день, когда после благополучно проведенного интимного мероприятия удовлетворенный Александр Виноградов вдруг сказал:
- Я сейчас деньги получу - наличку… Которые мне никак не отдавали - помнишь, еще в прошлом году брали друзья эти, из Питера… Вот, можешь взять сколько надо и журнал свой открывать. Ты же все хотела…
- Как журнал… А ребенок?
- Какой из них? - Александр Виноградов смотрел на меня со своей самой страшной улыбкой.
- Тот, которого мы хотели родить… Я ведь ходила трубы продувать…
- Ты же сказала, что в этот раз не очень больно было.
- Не очень. И у меня оказались проходимые трубы. И наладился гормональный фон…
- Ну и славно. В конце концов, журнал не помешает тебе рожать…
- Как не помешает?! Если я займусь журналом… это же исключено!..
- Ну исключено так исключено, - снова улыбнулся Александр Виноградов.
- Саша… Ты что, не хочешь больше ребенка?
Я прекрасно понимаю, что это изначально проигрышная позиция по отношению к мужчине, количество мужских генов которого вызывает сомнение даже у районного гинеколога.
Александр Виноградов тяжело вздохнул:
- Хочу. Двоих, троих, четверых…
- Всех - от одной женщины? От меня, да?
- М-м-м… не припирай меня к стенке, Воскобойникова.
* * *
- Лен! Воскобойникова! К Харитонычу! Вера Петровна просила тебя найти!
Люда могла бы орать и потише. Хотя она часто служит рупором у секретарши Харитоныча, важной советской секретарши Веры Петровны, давно уже привыкшей суетливые функции перекладывать на всех желающих, в основном новеньких. Людин громовой голос с украинской грудной волной, рождающейся в недрах колоссального бюста, слышен был до первого этажа. Что меня искать - я сижу за своим столом и пишу слово за словом, скучно и правильно. Слова по порядку, минимум вводных слов, нейтральный тон, в предложении не более девяти слов. Образцовый стиль.
Я дописала строчку и спокойно отправилась к Харитонычу. За несколько лет работы в ТАССе Харитоныч ругал меня, кажется, один раз. Когда я с недолеченной простудой вышла на работу. Харитоныч - однокурсник и друг моего отца. Но главное, он - тот самый блат, по которому я попала на работу в ТАСС. С первого дня он меня опекал больше, чем надо, хвалил, определял мне самые интересные темы и хорошие премии к праздникам. Я с легким сердцем вошла к нему в кабинет.
- Добрый день, Николай Харитоныч!
- Присаживайся, Воскобойникова!
Я внимательно взглянула на него и осталась стоять.
- Я слушаю вас.
- Да нет, это я вас слушаю! Воскобойникова!.. - Он крякнул, прокашлялся, поерзал и сказал другим тоном: - Ладно, садись поближе. И скажи мне, старому дураку, что такое "русский размер"? Это что - очень большой размер? Или какой-то не такой, как у всех?
- Это… - Я поняла, наконец, причину ярости Харитоныча. Статья про Женю Локтева. В мужском журнале.
- Не надо! Ничего не говори! Это - порнографический журнал! Где печатаются мои журналисты и гордо подписываются "собкор ТАСС". Надо же - собкор ТАССа и порножурнальчика одновременно!!!
- Николай Харитоныч…
- Не надо! Не надо! Мне уже позвонили, сказали!.. Я понимаю, если бы кто-то еще… Но - ты? Я что, для этого тебя столько лет тащил? Чтобы ты позорила, поганила, можно сказать…
Мне вдруг стало душно. Душно и плохо. И ничего больше не надо.
- Я пойду, Николай Харитоныч.
- Куда это ты пойдешь? Ты пойдешь тогда, когда я тебя… Да ты что же, решила, что тебе все можно?..
Мне показалось - что-то горячее разлилось у меня на одном виске, плавно перетекло на лоб и стало опускаться на другой висок, больно давя при этом на глаза.
- Я, наверно, вообще пойду.
- Ой, смотрите-ка!.. Думаешь, держать стану? Да иди ты, ради бога! Иди! На постоянную работу в "Русский размер", что ли?
- Я вообще работать не хочу больше. Я замуж выхожу.
- Здрасте, нате… Ты… ты подожди, Лена!.. Ну ладно, погорячились… при чем тут замуж? Выходи, ради бога… А за кого ты выходишь?
Я знала, что нельзя так уходить. Но ушла, потому что мне стало совсем плохо и нечем дышать. Я подумала, что надо, наверно, пойти сдать кровь или сделать какой-то анализ головы, что ли… Томографию, или как это называется… Потому что мне уже второй раз так плохо становится в душном помещении. Раз я точно не беременная - вся пачка тампаксов пошла впрок, как обычно, - то, значит, я чем-то больна.
- Саша, я уволилась с работы, - сообщила я вечером по телефону Александру Виноградову, с которым, как обычно, мы встречались по вдохновению - в основном по его, разумеется. То два раза в неделю, то уезжали на выходные на дачу, то жили по три дня у него в Митине. Сейчас он, видимо, только пришел домой - к себе, открыл бутылку ледяного пива, разодрал пакетик с сушеными кальмарами, похожими на вонючие соленые тряпочки, открыл рот… А тут - я.
- Да-а? - почему-то не очень обрадовался он.
- Ну да… Ты же говорил, чтобы я сидела дома, была холеной и спокойной, а не дерганой и замотанной…
- А, да… Слушай, я сейчас баскетбол смотрю, я перезвоню, - ответил Александр Виноградов и отключился.
У меня чуть-чуть заскребло на душе, но совсем чуть-чуть.
На следующий день Александр Виноградов, похоже, дома не ночевал, а еще на следующий позвонил и пригласил нас с Варькой ужинать в ресторан и там, между делом, обмолвился:
- Один человек просит продать ему мою квартиру…
- Ты продаешь свою квартиру в Митине? - Я не очень удивилась, он уже не раз говорил об этом и при этом делал каждые два года там ремонт. - И сразу начинаем ремонт нашей новой квартиры? Снова звонить архитекторам?
- М-м-м… вполне вероятно… Но мне нужна еще квартира в центре, чтобы я вечером мог упасть на диван, выпить пива и уснуть не через два с половиной часа после работы, промучившись по всем пробкам на Ленинградке и Волоколамке, а через двадцать минут. Вышел из банка, прогулялся пешочком, поднялся на второй этаж…
- То есть ты уже нашел такую квартиру?
- Ну в общем, да…
- А… - Я не сразу смогла сформулировать весь свой протест в какой-нибудь внятный вопрос. - Но… мы же собирались… то есть ты предложил, а я отказывалась, а потом собралась… А как же наша новая квартира, где мы хотели жить вместе?
- А мы и хотим жить вместе. Разве что-то изменилось от того, что я иногда - подчеркиваю, иногда - буду оставаться на ночь в своей личной квартире в центре?
- Сколько там будет комнат?
- Три.
- Зачем тебе так много? - Я понимала, что раунд длиной в последние полтора года проигран с разгромным счетом, но продолжала, надо было понять, что происходит, раз сегодня он готов отвечать на вопросы. Это большая редкость.
- Ну… чтобы вы могли с Варькой приезжать ко мне в гости… иногда… на воскресенье… как сейчас приезжаете в Митино и на дачу…
- А как же наша новая… ну то есть… эта огромная квартира на проспекте Жукова? Ты что, продал ее? Ты не будешь ее ремонтировать?
- Буду, только не все сразу. Я же не граблю банки, я просто ими управляю… И потом… Мне что-то этот дом перестал нравиться… Охрана там паршивая… и будем мы там самые богатые, что очень плохо - на Варьку кто-нибудь глаз положит, как на хороший источник заработать, у папочки денег много…
- Господи… ты о таком думаешь?