Поскольку я могла быть у него минуты через четыре, то решила выпить пока кофе или сока, потому что утром моя новая непонятная подруга Ольга несколько помешала моему и без того неважному аппетиту. Проще говоря, я вообще ничего не ела и не пила, то ли зачарованная, то ли напуганная ее сильным интересом ко мне и к моей жизни. А может, я все преувеличиваю и усложняю? Симпатичная женщина, помогла мне, детей нет, живет интересами подруг… Ездит на новом "БМВ", владеет сетью дорогих косметических салонов… Да, вот я - точно плохой психолог, в отличие от нее.
Охранник на входе кивнул мне, он хорошо меня помнил, но я на всякий случай помахала удостоверением, которое надо было сдать в обмен на трудовую книжку. Ее-то как раз я и не успела еще забрать.
Ассортимент буфета был обычный. Хочешь напиться в двенадцать часов дня - ради бога. Я не знала, чего хочу, но точно не напиться… И взяла в конце концов пирожное с белковым кремом - хоть какая-то польза от него, а также апельсиновый сок и рискнула взять кофе эспрессо, хотя последние дни у меня колотилось сердце даже от крепкого чая. Ну - заколотится, пить не буду, просто понюхаю. Сейчас начнется…
Я помню, когда я ждала Варю, мне иногда хотелось понюхать какой-то продукт, не съесть, а именно понюхать. Например, мед с прополисом, который я ненавижу и который пахнет то ли туалетной водой "Цветок от Кензо", то ли гвоздичной эссенцией от комаров… Но однажды я так захотела его понюхать, что в выходной день поехала для этого на ВДНХ, в медовый павильон, не найдя такой банки в магазине. Или меня преследовал запах овчины. Куда ни приду - ощущение, что везде только что сушились мокрые, вонючие овчинные шкуры. Если честно, я никогда не видела, как они сушатся, но почему-то их запах представляла себе именно таким.
Я села за столик у стены, поздоровавшись по дороге с двумя-тремя знакомыми сотрудниками. Откусив пирожное, я тут же его выплюнула. Вата, смоченная сахарным сиропом, наполовину с уксусом. Ладно, попробуем сок. Сок оказался нормальным. Пахнул апельсином и на вкус - вполне соответствовал определению.
Спиной ко мне у барной стойки чей-то охранник брал себе кофе.
Я подумала, что наш дорожающий каждый месяц буфет посещают в основном гости, а также расплодившиеся охранники. Зачем, к примеру, начальнику отдела в ТАССе личный охранник, он же "бодигард" - "смотрящий за телом"? Что такого особого знало тело нашего бывшего начальника, скромняги и, по меркам сегодняшнего дня, устаревшего дурачка, чтобы приставлять к нему вооруженную охрану? Крупный парень с накачанной шеей, стоящий у бара, повернулся, как будто почувствовав мой взгляд, подмигнул мне и сел за мой столик:
- Чтоб далеко не ходить. Не возражаете? К вам…
Я возражала. Тем более, что ему пришлось пройти мимо трех свободных столиков, чтобы сесть ко мне.
И вообще - я сейчас возражала против всего. Ступор, в который я вошла во время разговора с Ольгой, постепенно сменялся резким протестом. Особенно против мальчишек-недоумков, охраняющих тела своих не представляющих никакой важности для государства "шефов". К одному из таких начальников мне сейчас и предстоит идти и рассказывать, почему я отказалась от работы так внезапно и немотивированно. И почему я теперь прошу… О господи, я еще должна чего-то здесь просить… Кто теперь вместо нашего Николай Харитоныча свои дармовые полторы тысячи в месяц получает?
Я понимала, что мое раздражение будет нарастать, нарастать - с каждым днем, с каждой неделей, но это продлится недолго. В один прекрасный день я встану легкая и приятная, контактная, открытая миру и буду носить малыша дальше. Так, по крайней мере, было с Варей.
Первые три месяца мне было тяжело - колотилось сердце, раздражали до безумия запахи, то хотелось есть, то тошнило от вида зубной пасты и собственных выстиранных колготок, висящих в ванной, не хватало воздуха, было плохо-плохо, а потом за два-три дня все сошло на нет. Так должно быть сейчас, ждать осталось чуть-чуть…
Знать бы, какой у меня срок… три недели или уже недель восемь и последние месячные были обманом? Так бывает, я знаю, это какое-то омовение матки, что ли… или еще одна созревшая яйцеклетка - теоретически могли бы быть близнецы, один зародился, второй не пожелал… в любом случае с четвертого месяца должно быть легче. Надо дожидаться. На людей бросаться не надо.
Я ненавижу сейчас этого бодигарда, идиота, тупого, вонючего - наверняка сейчас он пошевельнется, и я различу какой-нибудь страшный, страшный запах… Но я бросаться на него не стану. Я сделала над собой колоссальное усилие и промолчала.
- Весна - тяжело, да? - Для безголового качка подсевший ко мне чей-то бодигард был необыкновенно разговорчив.
- Почему?
- Вздыхаете.
- Нет, мне очень легко. И весны я пока не ощутила.
- Проблемы с трудоустройством?
Я проглотила невкусный сок, он подозрительно начал пахнуть бензином с третьего глотка, а потом уже спросила:
- Почему?
- Хорошо знаете английский?
- Почему? - повторила я.
- Потому что это американцы в ответ на все вопросы говорят "Why?" - потряс меня начитанный бодигард.
- Я учила британский английский. А вы, наверно, выпускник физкультурного института? - Сама не знаю, зачем вступила тогда в этот случайный бессмысленный разговор.
- Не совсем. Советую, если вам уже отказали, - он кивнул на папку, лежащую передо мной на столе, - скорей всего, подумал, что там какие-то "сенсационные" материалы, которые даром никому не нужны, - не расстраивайтесь уж так. Место здесь тоскливое, дышать нечем, разве что зарплата стабильная. Поищите где-нибудь еще. А если еще не ходили - соберитесь. От вас такое поле нехорошее идет.
Вот зачем этот урод шел ко мне через весь буфет, чтобы сказать, как у меня все плохо и как это понятно всем, даже тем, у кого понималка, как таковая, отсутствует.
- Чем же это оно нехорошее, мое поле? - тихо спросила я.
- Несчастное. Извините. Мне пора.
- Пора охранять какого-нибудь кретина? - Наконец мое раздражение прорвалось.
Надо же так - пошла сюда, чтобы успокоиться, настроиться, чтобы не сорваться, - ведь не знаю, какой идиот сидит в кресле мягонького Харитоныча, а вместо этого сцепилась с безмозглой тушей, прочитавшей в жизни два сборника кроссвордов.
- Эй!
Он обернулся на мой голос.
- Рыба, на "щ" начинается, на "а" заканчивается, в середине "у", четыре буквы - с ходу отгадать слабо? - Меня просто несло. Я прекрасно знаю эту тайную, хорошо спрятавшуюся хамку внутри себя, которая неожиданно и совсем некстати вылезает в минуты моей слабости и дурного самочувствия.
Успевший сделать шаг в сторону бодигард вернулся ко мне и наклонился к столику, откровенно разглядывая мое лицо. Какая же свинья!
- Слышь, а я думал всегда, что в середине "ю"… - Он засмеялся и добавил: - Смотри, если что - приходи ко мне, возьму на работу. - Он снова засмеялся. - Подыщем и тебе какого-нибудь… кретина, будешь его охранять. - Он посмотрел мне в глаза и вдруг сказал другим, совершенно нормальным голосом: - Не переживайте так, все меняется в жизни. Иногда важно заметить, что все изменилось, не пропустить тот самый момент. Не спрятаться от ветра перемен. Не спутать его со вчерашним ураганом. Пойду, прости, труба зовет.
Я посидела ошарашенная за столиком, допила пахнущий теперь подгнившими опилками сок, понюхала остывший кофе, он вообще ничем не пах, выпила и его с отвращением, взяла свою папку. Там у меня лежало всего два листочка. Еще не зная, что Харитоныча почему-то уволили, или он сам уволился, я написала на одном листочке: "Дорогой Харитоныч, я ужасная свинюшка, я больше не буду. Мне надо работать. Почему - объясню потом". На втором - было простое заявление о приеме на работу.
Я медленно шла по знакомым коридорам, размышляя - а стоит ли в таком озверелом состоянии переться к человеку, который по телефону мне сказал: "Вряд ли я смогу что-то для вас сделать…" Или как он сказал: "Не смогу вам помочь". Помочь… Ох… Ну, сама виновата, конечно… Сначала сваляла дурака с Харитонычем, потом приперлась, не позвонив…
Может, перезвонить этому новому и сказать, что у меня заболел живот, или срочный визит к зубному врачу, или надо идти на родительское собрание в школу… - какие еще могут быть причины, что я за час передумала? Но ведь еще через месяц-полтора меня не возьмет никто - ни на постоянную работу, ни на временную.
Проходя мимо своего бывшего кабинета, который мы делили с Ниночкой Переверзевой, постоянной гостьей холостяцких вечеринок Александра Виноградова, я замедлила шаг. Может, зайти, спросить, как дела у нашего общего знакомого…
Это - болезнь, сказала я сама себе. Тяжелая, неизлечимая, постыдная. После Милочки с болтающимися, как колокольчики, сиськами, после котенка, после всего, всего - меня посещают подобные мысли… Заглядывать к Ниночке я не стала, прошла мимо, довольная победой над собой.
В приемной главного редактора нашего отдела Восточной Европы тоже произошли перемены. Раньше там царствовала бессменная Вера Петровна, пересидевшая всех начальников, начиная с брежневских времен, и помнившая имена членов Политбюро ЦК, причем не только КПСС, но и компартий других соцстран. Теперь здесь вместо Веры сидел какой-то пацан, вернее, не сидел, а крутился на высоком стуле, перемещаясь от принтера к телефону и затем к запотевшему высокому стакану с кока-колой, отодвинутому подальше от бумаг. Весело, ничего не скажешь. Быстро, энергично взялся за дело новый начальник. Если уж он расстался с Верой, которую никто и никак не мог пропереть с ее места…