Женя улыбнулся своей самой лучшей, притягательнейшей улыбкой, которая влюбляла в него десятки тысяч женщин, не знавших или не веривших слухам о его другой природе.
- Я буду крестным, сразу говорю, хорошо?
- Надо родить, а до этого - выносить.
- Выносишь. Самые сильные женщины как раз такие, как ты.
- А какая я?
- Ты? - Он улыбнулся. - Немножко похожа на мою жену… Ту, из юности… Но только немножко… Она тоже волосы так делала… А вообще ты такая… открываешься, и все очень переживаешь, и если любишь, то… любишь. Правильно?
- Правильно, наверно. Но мне не кажется, что я сильная.
- Тебе и не должно казаться. Ты-то думаешь все время о своей слабости, ругаешь себя наверняка. Да?
- Да…
- Слушай… Приезжайте с Варей ко мне на дачу, в воскресенье, не в это, а через одно. У меня будет небольшой вечер… Женечкин день рождения… - Он за две секунды сделал несколько очень разных и очень смешных рож, показывая, как он счастлив, боится и ждет этого дня. Я пожалела, что Варька не видит. - Ну это так, повод… Очень разные люди и очень хорошие, интересные, всякие… Будет мама. Она любит справлять мой день рождения не с родственниками, а с моими друзьями, у нас так заведено с детства. Некоторые даже не знают, по какому поводу пришли, я не всем говорю, что на день рождения зову… Мама так радуется, глядя на моих друзей, для нее это самый лучший подарок. Сын мой будет.
- А?.. - Я хотела спросить и закрыла рот.
- Ну спрашивай, спрашивай, ты же должна когда-то это спросить. Мой друг, да? Будет ли он? И кто он?
- Жень, ты можешь не говорить.
- Почему… У меня, кажется, очень похожая на твою история. Мы тоже вместе двенадцать лет. То есть я вместе с ним. А он еще и с другими. Ой. Давай не будем сегодня плакать, а? - Он засмеялся. Сначала одним смехом, потом другим - тоненьким, потом хриплым, потом заухал, как две совы - высоко и низко. - Вот так.
- Ты мне ужасно нравишься.
- Я еще не так могу. Показать?
Я засмеялась:
- Покажи.
Он взял мою руку и поцеловал ее. Я ее не отнимала. А он не выпускал.
- Я не понимаю, - сказала я.
- И я не понимаю, - ответил Женя без улыбки.
К счастью, пришла Варя.
Когда мы прощались, Женя поцеловал Варю и меня. Меня - в руку, в щеку и в мочку уха.
- Лен, может, я заболел? Или чокнулся? - Он смеялся, но глаза были абсолютно серьезны.
- Ты просто очень хочешь стать крестным.
Он вздохнул:
- Наверно. Ты обещала.
- Да. Спасибо тебе.
В такси я обняла Варьку.
- Ну рассказывай, что ты видела…
Она высвободила руки, чтобы показать.
- Вот такой медведь, мам… Ты не представляешь…
И тут позвонила Ольга.
- Лена, ты помнишь меня?
- Ольга, не шути так. Конечно помню, с благодарностью.
- Как у тебя дела? Ты ходила к Наталье?
- Да, ходила… Ольга, все так повернулось…
- Помирились? - Мне показалось, что она спросила напряженно.
- Нет, и вряд ли помиримся… Просто я…
Я покосилась на Варю. Не хотелось бы, чтобы она услышала о моей беременности случайно. Она считает меня своей самой лучшей подругой. И она права. Со всеми вытекающими отсюда минусами и плюсами, а также ее правами. Ничего не поделаешь, мы живем вместе и одни с ее рождения. У мамы - Павлик и Игорек, Неля - вообще другая, это она со мной дружит, а я скорей по-свински пользуюсь ее дружбой. Виноградов же - всегда был и будет сам по себе, даже в те полтора года, что мы пытались жить вместе, его самая большая просьба при встречах была: "Оставьте меня в покое!"
Я ответила Ольге:
- Тут со здоровьем другое. Ничего плохого.
- Ты беременна, да?
- Ну… да.
- Я сразу поняла. Это прекрасно. Хочешь, я тебя в хорошую клинику, не такую дорогую, как у Натальи, устрою? Все равно тебе придется где-то наблюдаться, сдавать анализы…
- Спасибо, я…
Мне не очень хотелось быть так уж благодарной почти незнакомой мне женщине. Достаточно, что она вроде как имеет теперь право задавать вопросы, получать на них ответы… Я могу, конечно, и врать, жизнь как-то постепенно научила этой тонкой науке - врать так, чтобы было непонятно, врешь ты или нет, запоминать, кому что соврал, продолжать с той же точки в следующий раз… Я знаю, что, например, Виноградов так живет всю свою жизнь. Но у него это - в крови, а у меня - приобретенное, вынужденное. Не все скажешь на работе - иначе будут смеяться, презирать, далеко не во всем признаешься маме - будет страдать или ругать меня и так далее. Но радости такая жизнь - в клубке вранья - мне не приносит. Поэтому, по возможности, я говорю правду или почти правду или лучше вообще молчу.
- Спасибо, я подумаю… я еще… гм…
Она меня не так поняла:
- А, прости, ты будешь думать - оставлять или нет?
- Нет, я не об этом. Это не обсуждается. - Я опять покосилась на Варю. Похоже, она уже нервничала, не понимая, о чем идет речь, и чувствуя, что я пытаюсь говорить обиняками.
- А срок какой? Ты прости, может, не надо сейчас спрашивать тебя… Тебе удобно говорить?
- Я еду в такси с Варей, хочешь, созвонимся позже. Срок - непонятно.
- Конечно, я позвоню. Пока.
Чудная женщина. Она мне сразу показалась чудноватой. Хотя чем… Красивая, ухоженная, уверенная в себе, только, пожалуй, слишком… Но она мне так помогла… И дело даже не в том, что она не взяла денег, что называется, за извоз. Ольга почти с самого начала вела себя так, как будто мы были знакомы со школы. Это случается так редко. Наверное, годы жизни с Виноградовым приучили меня не доверять людям.
Я ей звонить не стала, она тоже не перезвонила. Когда уснула Варя, я пыталась снова и снова вспомнить, когда, что и как у нас с Виноградовым было, и снова встала в тупик.
Надо было звонить ему - а как иначе? Ведь что-то он должен был мне сказать о своем отношении к этому.
Часов в двенадцать я позвонила. Дома его не было - ничего себе жаворонок, заваливающийся спать в половине десятого вечера! Так, по крайней мере, он объяснял весь год совместной жизни свое плохое настроение вечером. "Посмотри на часы, мне просто пора спать! Почему у меня настроение? У меня не настроение! Я устал…" По мобильному он ответил не сразу. Я услышала музыку и хорошо знакомый повизгивающий смех. Надо же, оказывается, в мире столько поводов смеяться. А я еще удивляюсь, что мне кого-то предпочли. Я не так часто смеюсь. И не так заливисто.
- Саша, это я.
- Привет.
Я ненавижу много лет этот его чужой, противный голос, которым он разговаривает, когда я и Варя становимся ему не нужны.
- Саша, нам надо поговорить.
- Ой, Лена… Как же ты меня достала… Ну о чем нам говорить?
Правда, подумала я. Пойти и сделать аборт. И ни о чем не говорить. Но у меня - вторая беременность в жизни. Я так хотела, так старалась, так привыкла к этой мысли за год. Сначала - не хотела, а потом стала, помимо своей воли, постепенно, привыкать к мысли о том, что я опять стану мамой малыша… беспомощного, доверчивого, прекрасного… И все будет снова - первая весна, первый снег, дождинки, которые он будет ловить ручкой… Его улыбка, первые слова, новая жизнь… Как будто он зародился во мне еще со своего зачатия…
- Может, нам лучше встретиться?
- Ты уже устроила мне кордебалет, в ресторане. Еще раз хочешь?
- Нет, Саша. Я - о другом. У меня будет ребенок. У нас будет ребенок.
Он молчал так долго, что я спросила:
- Ты отключился или слушаешь?
- Слушаю. Так, и что ты от меня хочешь?
Тут замолчала я, потому что сформулировать, что я хотела, я не могла.
- Ты рад?
- Я?! Ты издеваешься надо мной?
- Что ты предлагаешь? Что мне делать?
- Ты первый год живешь на свете? Тебе мало одного несчастного ребенка? Тебе непонятно, что делать? Ты маленькая, наивная девочка? Часики тик-так, люби меня просто так, а я тебе рожать буду каждый год?
- Аборт? Ты говоришь об этом? Ты мне предлагаешь сделать аборт?
- Я? Ну что ты! Я - порядочный человек. Я никому не предлагаю делать аборты. Я надеюсь, что кто-то сам догадается. Я - не бросаю беременных женщин, даже если они мне на фиг больше не нужны, и не бросаю своих детей.
- Варю ты бросил.
- Пошла ты вон! - Он бросил трубку, и мне было понятно его отчаяние.
Минут через десять он перезвонил.
- Лена, ты извини, я орал, не надо было так орать…
- Ничего.
- Лена, это теперь никому не нужно.
- Саша, а можешь ты ничего не говорить больше? Мне больно. Мне так больно, что ты ушел, и это никак не проходит… А теперь - втройне… Не говори ничего, пожалуйста.
- Но мне это не надо! Ты понимаешь? Я с тобой жить не хочу. Я - попробовал - не смог! Ты меня достала!
- Чем, Саша?
- Чем, чем… Какая разница. Всем!
- Может, тебе просто трудно жить с одной женщиной… ты так не привык…
- Так, не так… не так! Ты - невыносима! Ты - виновата! Я - старался! А ты - невыносима! И теперь еще - это! Опять меня прижимаешь к стенке! Опять! Я из-за этого, может быть, и жить с тобой не стал - оттого, что ты стала вопросы настойчивые задавать! И когда, вообще, ты успела забеременеть? От кого? Может, я и ни при чем?
- Ни при чем.
- То есть?.. Ты наврала? У тебя кто-то другой?
- Нет. Просто… просто наврала…
Не знаю, почему я это сказала, наверно, от боли. Каждое его слово причиняло мне невыносимую боль. И надо было как-то это прекратить. И на будущее в том числе.