— Знаете такую басню — беда, коль пироги начнет печи сапожник? Добывать сведения — это работа военной разведки, майор. Причем мы обходимся без палачества.
— А когда мне было вас дожидаться? — взорвался Лебедь. — Учить — все умные. Что ж ты, такой умный, уложил второго, который в аппаратной сидел? У нас патронов — кот больше бы нагадил, беляки со всех сторон, помощь во как нужна, а тут прилетают какие-то… И учат, едренть. Ты не учи, ты вытащи нас отсюда!
Эту тираду капитан не удостоил ответом.
— Валера, что с ним? — повернулся он к доктору.
— Болевая эйфория, скорее всего, — врач уже шарил в сумке, уже вытаскивал шприцы, иглы, какие-то ампулы… — Шок. Вряд ли что другое. Крови потеряно мало, от столбняка мальчик, я надеюсь, привит… Товарищ майор, и кто же из ваших кадров такой… любознательный?
— Я хотел, чтобы он двери открыл! — голос Палишки был готов сорваться на визг. — А он не открывал! И это не я, это Остапчук! А если он двери не открывал!
Резун пошел на придурка, сжимая кулаки. Если и этот беляк умрет, то все планы на хрен… Как обидно — из-за недоумка-десантника.
— Выберешься отсюда живым, лейтенант Палишко, быть тебе в стройбате! — прошипел он в мятущиеся глазенки. — Вот тебе мое слово, и за этим я прослежу лично!
— Да что я такого ему сделал! Он даже не крикнул ни разу как следует!
— Пошел вон, — устало сказал майор. — И чтобы я тебя не видел.
— У меня есть знакомый, — врач разорвал перевязочный пакет, — который кричит раньше, чем ему сделают больно… аргументируя это тем, что потом будет поздно. Иногда… кажется, что это очень разумная линия поведения.
* * *
— Ну что, Гестапо? Плохи наши дела?
— Что? — не понял Генка Остапчук.
— Ща поймешь, — Анисимов дал ему по уху.
— Ты что? — ошарашенно спросил Скокарев.
— А что?! Нас из-за этой падлы вниз послали, вот что! Вставай, Гестапо, хватит валяться.
Вован усмехнулся. И как ему раньше в голову не приходило: ГЕнка ОСТАПчук — Гестапо…
— Спецназовцы улетели, нас одних бросили… — Анисимов тряхнул Остапчука, подняв его с земли. — Нам теперь одним отбиваться, перебьют всех, как цыплят, и все из-за этой гниды…
Остапчук вырвался из рук сержанта, отбежал немного вверх по тропинке.
— Не трогай меня! — закричал он. — Приказ был! Я что, для себя…? Мне что, больше всех надо? Вы же сами… Ах вы!…
К несправедливостям мира, обрушившимся на Генку, зуботычина добавила еще одну. Скотина Анисимов! Как будто он сам не принимал в этом участия! Как будто это Генка все выдумал!
Ничего, сказал он себе, утираясь, мы еще посмотрим, кто здесь гнида, товарищ «дед»…
Над головами спускавшихся к передовой десантников два вертолета разорвали наползающий облачный фронт…
Анисимов погиб в бою. Странное дело: пуля поразила его в спину.
Генка Остапчук остался жив, и, хотя Скокарев и Воронин загремели в госпиталь, липучая кличка «Гестапо» не оставила рядового ни в лагере для военнопленных, ни в последний год службы. «Духи», которых он гонял с особенной изобретательностью и жестокостью, считали авторами этой клички себя…
* * *
Ретроспекция
Чимборазо и Котопакси…
— Выбирай! Выбирай, Гия! Ты что, уснул, Князь?!
Он спохватывается и начинает выбирать. Веревка ложится змеиными кольцами…
Вершина Сокола. Поднимались без крючьев, на одних закладках. На скорость. Потом целую неделю оба двигались с непринужденной грацией голема из Б-фильма. Все болело.
Но это потом, а пока — восторг, сладкое вино победы.
— Смотри, вон наша домашняя флотилия! — Арт (тогда еще Тем — ник он сменил после того, как прогремел бестселлер Берджесса) показывает пальцем на одно из суденышек, деловито перепахивающих Судакскую бухту. — «Ивица». А вон там — «Злата». «Марты» что-то не видно…
Они ужинали и ночевали у деда Ковача.