Шасси коснулись бетона.
Из кабины на землю спрыгнул первый десантник. Майор чуть не проглотил язык.
По площадке навстречу Лебедю шел целый и невредимый Верещагин в советской форме…
Вот так люди и становятся заиками.
Со второго взгляда было и ежу понятно, что парень ну ничем не похож на Верещагина. Не темно-русый, а светло-русый, ниже ростом и шире в плечах, сероглазый и склонный, скорее, к полноте.
— Явление третье, — сказал он, подойдя вплотную к майору. — Те же и спецназ.
И голос у него был другой.
— Капитан ГРУ Владимир Резун. Ну, что у вас здесь творится?
* * *
Хер знает, что у них здесь творится.
Володя Резун вникал в положение и тихо сатанел. Что за сборище идиотов эта армия! Группа диверсантов забивает баки роте десанта целые сутки, а когда десантники начинают понимать, в чем дело, им приходится, теряя людей и попадая в окружение, штурмовать все ту же гору, которую они, будь поумнее, могли бы взять без боя. Так ведь и после этого, запершись в аппаратной, беляк удерживал помехи целых полтора часа!
— Значит, он там? — капитан ткнул пальцем в сторону двери. Лебедь молча кивнул.
Через пять минут спецназовцы закончили с аппаратной. В отличие от крымской, их пластиковая взрывчатка больше напоминала толстую изоленту, которую они наклеили по периметру двери, вминая в тоненькую щель. Взрывник прикрепил детонатор.
— Штурмовая команда — приготовиться, — сказал Резун. — Остальные — вон отсюда.
От взрыва дрогнуло все помещение. В коридоре сорвались и упали на пол несколько секций подвесного потолка. В ближайших комнатах треснули ртутные лампы.
— Брать живым! — проорал Владимир, не слыша собственного голоса.
Ныммисте и Зайченко горели рвением выполнить приказ, но ничего у них не получилось. Видимо, крымец ждал атаки, держа в руке гранату с сорванным кольцом. Взрыв, которым вынесло дверь, оглушил его и рука разжалась…
Это была неудача. Это была большая неудача, что Алексей Кашук, 779612\WS, вторая группа крови, православный, погиб. Он мог бы рассказать очень много интересного…
— Кто из ваших плотнее всего с ними контактировал? — спросил Резун у майора.
— Капитан Асмоловский. Он ранен.
— Тяжело?
— Достаточно…
— Мы заберем с собой всех тяжелых раненых. Сколько их?
— Одиннадцать человек. А остальные?
— А что остальные? Вертолет не резиновый, товарищ майор. Мы же вообще не знали, что вы здесь и что вас целый батальон. Нам и в голову не приходило, что если на горе наши, помехи могут продолжаться.
— Черт бы его подрал, этого Палишко… — процедил Лебедь. — Что же нам теперь делать?
— Ждите, — только и мог сказать Резун. — Вы же вызвали помощь? Ждите.
— Боеприпас на исходе.
— Мы оставим… сколько сможем.
— Сколько там вы сможете…
Майор чего-то недоговаривал, как-то колебался.
— Ну, что случилось-то? — спросил спецназовец. — Что вы тут думаете — сказать-не сказать?
Лебедь решительно тряхнул головой.
— А ну, пошли, — сказал он. — Вы — разведка, теперь это ваша забота…
* * *
— А ведь он умирает… — Резун положил ладонь на шею белогвардейца. — Пульс слабенький, как пиво из бочки. Конашевич, доктора!
Прежде, чем длинная фигура спецназовского медика склонилась под притолокой, Резун уже успел отложить в сторону куртку пленника. Взгляд, который он затем кинул на майора, был таков, что Лебедь поспешил сказать:
— Я этого не делал. И не приказывал.
— Что у нас тут? — спросил врач. — Володя, здесь до хрена раненых…
— Валера, это важнее, — тон не терпел возражений. — Посмотри…
Врач смерил майора тем же самым взглядом.
— Да не я это! — Лебедя бесила необходимость оправдываться. — Летеха, дурак, перестарался.
— Зачем вам это было нужно? — процедил сквозь зубы Резун.