– Да пригласи его подняться. Чего там торчать.
– Не слишком ли ранний визит? – недовольно пробурчала мать.
Когда Петер поднял голову, он увидел сияющее лицо Эрны и помахал рукой.
Потом Петер сидел за большим овальным столом в столовой Вангеров и пил чай с остатками рождественских яств.
– Вы куда-то уезжали? – спросила его мать Эрны.
– Да, фрау Вангер, я гостил у мамы во Франкфурте. – Видя вопрос в глазах сидевшей напротив него строгой женщины, он, несколько смутившись,
пояснил: – Она не живет с нами уже несколько лет.
– А что вы намерены делать после окончания школы? – желая увести разговор от семейных проблем Петера Кристиана, спросил его профессор.
– Я бы хотел стать адвокатом. Правда, папа против. Он хочет, чтобы я был… военным.
Здесь Петер несколько слукавил. Генрих Кристиан, его отец, желал видеть сына если не в Лейбштандарте СС «Адольф Гитлер», то хотя бы в
почетном полку СА «Фельхеррнхалле» или в штабсвахе «Герман Геринг». Он считал, что у его сына просто нет иного пути, как стать офицером
одного из боевых полков партии. Он хотел закалить его физически, посылая летом после увлекательных круизов в лагеря с самой насыщенной
спортивно-туристической программой. Несколько раз он привозил Петера к себе на работу, рассчитывая закалить его и духовно. Конечно,
лагерфюрер Кристиан не показывал ему экзекуции и карцеры. Он только вывел однажды сына на балкон своей служебной квартиры с видом на
аппельплац, на котором изнывала от жары тысяча узников.
– Вот что ожидает тех, кто перестает быть немцем! Ты хочешь стать защитником этих отбросов? Пойми, сынок, нам не нужны адвокаты. Наш фюрер
– совесть нации и ее правосудие. Он не допустит несправедливости Сейчас, когда Третий рейх вступает на свой тысячелетний путь и начинает
его с железного века, все правосудие должно вершиться по принципу трибунала. Только судьи – доверенные люди фюрера, – и никаких адвокатов и
обвинителей!
Когда они вышли из ворот, то увидели шедшую навстречу группу вновь прибывших. Мужчины разных возрастов, человек двенадцать. Все были еще в
своей одежде с большими тяжелыми чемоданами в руках. Многие несли на свободной руке добротное пальто или плащ.
Лагерфюрер жестом остановил охрану. Те построили осужденных в шеренгу, велели им положить чемоданы на землю и открыть их.
– А этот что, без вещей? – спросил отец Петера кого-то из охраны и подошел к пожилому человеку в летним костюме и шляпе.
– Да. Таким нам передали его с поезда, гауптштурмфюрер.
– Откуда?
– Из Нюрнберга.
– Еврей?
– По документам русский, из эмигрантов.
Кристиан-старший протянул руку, и в нее легла папка с личным делом осужденного.
– Та-а-ак. Посмотрим. Русский, говоришь…
Он стал листать содержимое папки, хмыкая что-то себе под нос.
– Вот посмотри, Петер, – повернулся он к послушно ожидавшему рядом сыну, – этот господин живет в нашей стране уже двадцать лет, а работать
не хочет. Отказник. Когда прикрыли его жидовскую газетенку, где он сочинял грязные пасквили по заказу большевиков и социал-демократов, и
предложили заняться полезным трудом, он обиделся. Глядя на таких, хочется пятый пункт нашей программы, где «Германия только для немцев»,
сделать первым.